copyleft 2012–2020Эдичка ребенок, Эдичка герой
Эммануэль Каррер развенчал миф, созданный Эдуардом Лимоновым. Но так восторженно вписал жизнь поэта Эдички в судьбу России, что кажется, будто героя честнее здесь давно не встречалось.
«Лимонов» — большое событие книжной индустрии последних лет. Французский писатель пишет биографию русского писателя, который не то что за границей, но и на родине за последнее двадцатилетие приобрел весьма сомнительный бэкграунд. Затем книга расходится тиражом в 300 тыс. экземпляров, получает премию Ренодо, чуть не получает Гонкуровскую, а прочесть «Лимонова» неоднократно рекомендует Николя Саркози. Уже за это Лимонов должен быть своему биографу благодарен: его книги снова издаются во Франции, а в ближайшее время бум лимоновщины, наверное, захлестнет и англоговорящие страны.
Автор и герой были знакомы с 1980-х, когда русский поэт Эдичка жил в Париже. Время было пронизано панк-эстетикой, и Лимонов со своим «Я мечтаю о диком восстании» пришелся как раз ко двору — у парижской богемы он вызывал восхищение. Потом развалился Советский Союз, и поэт сначала уехал сражаться на Балканах за сербов, а вскоре возглавил в России партию воинствующих обритых наголо молодчиков, наполовину фашистов, наполовину большевиков. Такого французские буржуа простить не могли — для них лимоновская панк-эстетика была именно эстетикой.
В 2006 году Каррер приехал в Россию собирать материал об Анне Политковской, убитой незадолго до этого. И случайно встретил Лимонова, а вместе с ним и глубокое уважение, которое русские испытывали к бывшему сербскому наемнику. Вскоре оказалось, что и сама Политковская в свое время выступала в защиту юных нацболов, устроивших погром в президентской администрации. После этого Карреру, чтобы увязать образ совести нации с фигурой предводителя «фашиствующей» партии, ничего не оставалось кроме как написать книгу, лейтмотивом которой на полном серьезе стала фраза «Все не так просто».
Для читателей лимоновских текстов на самом деле все очень даже просто. Жизнь Лимонова, которую он задокументировал в своих романах,— пример неукротимой жизненной силы, ницшеанский по своей сути и противящийся любым формам конформизма. В «Дневнике неудачника» тридцать лет назад он писал: «Нравится ли вам термин «гражданская война»? Мне очень». Можно ли после этого с упоением читать его романы, а затем кривить губы при просмотре видео, в котором Лимонов стреляет из пулемета по осажденному Сараево? Очевидно, в политкорректной Франции можно. Тем не менее французских читателей, кажется, взбудоражило то, в какой степени у поэта Эдички слова не расходятся с делом. Рассказ о человеке, по собственной воле рвущемся за грань комфорта, не мог не восхитить соотечественников автора — таких же, как он, европейских буржуа «с низкой социальной мобильностью». Примечательно, что все знакомые французы, которым довелось прочитать «Лимонова», описывают свои ощущения примерно одинаково: «Я читал страницу и чувствовал неприязнь к главному герою. Переворачивал — и восхищался им». Кажется, Лимонов во Франции сейчас новый Луи-Фердинанд Селин. Последний, кстати, тоже трепетно любим после долгих лет обвинений в коллаборационизме, ненависти ко всему человечеству и прочих грехах.
При этом все, что понадобилось для создания бестселлера,— провести пару недель с Лимоновым, в окружении его бритоголовой охраны, и обложиться на несколько лет его текстами. Так что карреровский читатель в итоге не биографию Лимонова получил, а роман. С героем, прилежно списанным из лимоновских книг — от харьковского детства до заключения в колонии. Что правда, а что лимоновская выдумка — не так уж и важно. Главное, что Каррер упростил и сгладил некоторые черты своего героя и пересказал его жизнь скучным монотонным голосом стороннего наблюдателя. Монументальный миф, который Лимонов выстроил из своей жизни, такого не терпит. В итоге из великого Лимонова где-то получается тщеславный Лимонов, а где-то — Лимонов-ребенок, которому дали в руки долгожданную игрушку — пулемет и указали на цель — осажденный Сараево.
Каррер вообще относится к своему герою с большой иронией — но это, пожалуй, единственный возможный инструмент для работы с таким материалом. И в конце книги он оставляет Лимонову участь революционера без революции, героя, так и не приговоренного к расстрелу, политика, слепившего партию из пантеона, в котором Гитлер, Ленин и Чарльз Мэнсон.
Но впечатляющая жизнь Лимонова вынуждена уступить место еще одному персонажу — России. И Каррер не без удовольствия проводит для читателя экскурс по полувековой истории России, не боясь ошибок и смешных клише. И это оказывается самым сильным местом в книге, возвращающим Лимонову его величие, поначалу иронично смазанное. Русские относятся к Лимонову без нацболовского пиетета, но с больши́м уважением: и зэки в колонии, и матери погибших в «Норд-Осте», и Анна Политковская. Но почему? Переплетая истории своего героя и России, Каррер находит ответ. Лимонов для него, конечно, мерзавец, но мерзавец, сражающийся с целой армией мерзавцев.
«Лимонка и нацболы — это контркультура. Она идет вразрез с культурой России»,— говорит на страницах книги Захар Прилепин. А Россия 1990-х в глазах Каррера — это жуткое место, полное олигархов, бандитов, грязного снега и темных подземных переходов. И кто тут больший мерзавец — Лимонов или люди, сажающие его в тюрьму,— непонятно. На фоне исторических экскурсов Каррера раскрывается удивительный лимоновский кодекс чести, разработанный на улицах Харькова и Нью-Йорка. Надо ли говорить, что от этого кодекса Эдичка не отступает ни на шаг. В итоге он предстает первым и последним большим романтиком новейшей России, создавшим из крови смутного времени сомнительную, но честную и несгибаемую идею.
«Эксперт», №10(842), 11 марта 2013 года
