Седого графа сын побочный

Роман печатается в авторской редакции.

Выражаю признательность Антону Климову, Алексею Волынцу и Даниле Дубшину за участие в изнурительном труде раскопок густо заваленного временем прошлого моей семьи, совместно мы достали из-под слоя времени поразительных людей и поразительные судьбы.

Один я бы не справился с такой работой. Благодарю.

Я? Начав в августовский день 2015 года с посещения здания ЗАГСа в городе Боброве, где родился мой отец, я и сегодня пребываю в процессе работы, многое найдено, многое, возможно, уже никогда не будет найдено.

Белых пятен много.

Многое оказалось неожиданным, так, несомненная связь с известным семейством военной аристократии оказалась для меня совсем неожиданной.

Хотя некоторые черты характера и привычек моего отца позволяли мне, его сыну, подозревать, что в его венах течёт не совсем обычная кровь, всё же неожиданно оказалось — да, барская.

И я, предположительно всего лишь правнук Ивана Александровича, не раз чувствовал в моей жизни моё, как оказалось, непростое происхождение.

Чётко помню утро Пасхи в Саратовском централе, когда бывалый морщинистый зэк спросил меня, склонив лицо к «кормушке»: — Барин, булочки будете?!

— Какой я тебе барин!— возразил я.

— А кто же ты?— зэк внимательно вгляделся в меня через дыру кормушки.— Ты и есть барин. А булочки очень хороши. Сами печём, барин…

*

Правда, на белогвардейцев я не рассчитывал.

На героическую Наталью Ивановну, погибшую от красноармейской пули в живот в 1920-м, фрейлину Её Императорского Величества, не рассчитывал. Я ведь всю жизнь прожил «красным».

Ну, как есть, так есть.

*

Доказательств у меня и много, и не хватает.

У меня нет личной книжки №4 моего деда, выданной ему Бобровским военкоматом 28 марта 1923 года, на данные которой ссылался мой дед, там, возможно, содержатся имена его подлинных отца и матери.

А может и не содержатся, и там я нашел бы всё того же Ивана Прокофьева сына Савенко и Варвару Петрову Савенко.

Опять-таки, я искал родителей моего незаконнорождённого деда и нашёл их, пусть доказательств и не густо, удивительное сходство отца моего и Ивана Александровича и еще более удивительное сходство деда моего и Владимира Александровича — его, получается, дяди — главное доказательство.

Потом, доказательством служат места действия: слобода Масловка и Бобровская слобода.

И откуда у моего деда образование, позволившее ему стать в 17 лет конторщиком имения Масловка, а в 25 — волостным писарем? После 1917 года дед скрыл всё — и происхождение, и образование, и безжалостно вырезал себя из групповых фотографий 53-го Донского казачьего полка. На фотографиях, видимо, он изображен с Николаем Ивановичем, его братом по отцу, впоследствии видным белогвардейским генералом.

Образование «низшее», писал потом дед в анкетах, а красные чиновники с отменным юмором писали в соседней графе, что это образование «не подтверждено документами».

Да… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Вот тебе, на тебе загадочный дедушка, Эдуард…

В процессе поиска настоящих родителей моего незаконнорождённого деда мы нашли, я нашёл нашу, мою Россию, страну жесткую, грубую, романтическую и страстную…

*

О структуре книги.

В книге я цитирую множество документов, справок, в главе «Звегинцовы» инкорпорированы куски подлинных воспоминаний моих белогвардейских родственников. Текст об Александре Ивановиче Звегинцове (это там, где о розе и его разведывательном путешествии в Корею) полностью позаимствован мною из Интернета. Как и многие куски информации об этой замечательной семье, в которой только меня и не хватало. Спасибо Интернету и Википедии.

*

Я выступаю то, как комментатор, то беру повствование как микрофон и вещаю сам.

Это отлично, что я сподобился написать такую книгу.

Э. Л.

*

Что ещё..? Да вроде всё.

Однако проста и улыбчива моя девятилетняя дочь, которую я хотел назвать почему-то Варварой в далёком уже 2008-м году. Проста и улыбчива моя дочь, способная соблазнить хоть деревяшку своей нарочитой простотой и улыбчивостью. Вот такой улыбкой и взяла его, тайного советника, Варвара Петровна, Ивана Александровича, примериваю я свою дочь на прошлое…

Основные действующие лица

Савенко из 19-го века, крестьяне, крестьянки и солдаты.

Варвара, Петрова дочь, в замужестве САВЕНКО, солдатка в 1871–1878 годах, девичья фамилия неизвестна, умерла в 1894 году, родилась в промежутке от 1845 по 1855 год.

Иван, Прокофьев сын (иногда Иван, Андреев сын, вероятно, писал отчество то по отцу, то по воспреемнику), САВЕНКО, давший Варваре и детям её свою фамилию.

Иван Иванович САВЕНКО, мой дед, рожденный, по его словам, 25 июня 1888 года, а там Бог его знает.

Так же, как и другие лица, обитатели слобод Масловка и Бобровская слобода и других населенных пунктов Воронежской губернии.

* * *

В 2004 году в марте умер отец мой — Вениамин Иванович Савенко, в городе Харькове, прожив свою жизнь скромнее, чем мог бы. Скромнее, поскольку, я полагаю, он мог бы рассчитывать на успех в жизни, между тем сподобился умереть бессильным и обезножевшим, с черепом, ссохшимся, как грецкий орех. Успехом такой конец не назовешь, это неудача.

Последние пару лет он не вставал с постели, мать, надрываясь, водила его в туалет, по дороге он падал, пока сосед по лестничной клетке, украинский дядька Лёня, не прорезал в раздобытом по случаю старом венском стуле дыру в сидении. Мать, плача при этом, взваливала кое-как некогда красивого мужа-офицера на этот жалкий трон, и он гадил в дыру, в подставленное под стул ведро.

По воспоминаниям матери, Вениамин Иванович ничем, собственно, не заболел, но в один прекрасный день лишился желания жить и не встал с постели.

Оф, конечно же, тут чистейший эгоизм, он взвалил на свою верную спутницу — мою мать — всю тяжесть заботы о своём организме. Чтобы оправдать его, хочу заметить, что, прожив с моей матерью шесть десятков лет, Вениамин Иванович давно стал считать себя и её единым организмом.

…Умер он через пять дней после своего 86-летия, легко, во сне, вздохнув лишь глубже, чем обычно, и засопев, представился или преставился, вот уж не знаю, как правильно.

Тут я вздохнул, ибо что хорошего. И я хотел бы, чтобы было по-иному.

Отец родился в 1918 году, увлекался музыкой и радиотехникой. В семье была фотография, где отец висит, укрепившись ножными железными кошками на деревянном столбе, устанавливает электрические провода и белые фарфоровые изоляторы и улыбается.

Ещё одна фотография, недавно мною полученная, запечатлела отца, сидящим с мандолиной в руках, среди целого состава музыкантов оркестра струнных инструментов, в оркестре только две девочки, остальные мальчики-подростки, а в центре сидит по-видимому руководитель оркестра — седой дядька с тёмными усами.

Внимательно поизучав лица четырнадцати юных музыкантов, включая двух девочек, я пришёл к выводу, что двенадцать из них явно рабоче-крестьянские парубки, а вот лицо моего отца и ещё одного мальчика, он стоит в профиль, изобличают другую породу, лица более обработаны, детализированы, что ли, они тоньше. Из оставшихся двенадцати прямо над отцом стоит со скрипкой и смычком явный мальчик-цыган, но цыган, что с него взять.

*

Как мой отец выглядел. Среднего роста, скорее хрупкого соразмерного сложения… Есть фотография: отец в ковбойке, волнистые, но уже видно, что слабые, волосы. Надпись на обороте «Веня перед уездом в Красную Армию. Лето 1938 г.»

*

Есть ещё фотография, тот же отец, в той же ковбойке, с прильнувшей к нему двоюродной сестрой, Лидой. Надпись: «Веня и Лида, лето 1938 года». У отца хорошие тонкие длинные брови.

*

А вот фото, подписанное карандашом «Лиде от Вениамина», дальше идёт стёршаяся короткая надпись, начинающаяся со слова «научись…»

И подпись — Вениамин, Воронеж, 1939 г. На фото коротко остриженный солдат с эмблемами (молнии) связиста на петлицах. Возмужавший за год. Слегка отъетый.

То есть уже в армии.

*

Фуф, наваждение от этих фотографий на меня нашло. Я не собирался писать жизнеописание моего отца, перебирая его годы жизни.

Видимо, осенью 1938 года он вошёл в армию, а вышел из неё только уже в 1968 или 1969 году, вот я даже и не знаю точно, хотя в те годы ещё жил в России. 30 лет он отдал армии, в армии он занимался и электротехникой, и его музыкальные способности ему пригодились, когда он некоторое время был начальником клуба. Есть фотографии, где он сидит среди девок-солдаток с мандолинами, гитарами и баянами, как на той подростковой фотографии, но уже в центре, с офицерскими погонами.

Удивительно, но его военная карьера не только не поднималась, но даже как-то сползала. После должности начальника клуба, которую он вынужден был уступить капитану Левитину (я писал об этом в какой-то из моих книг), отец некоторое время был политруком, и очень хорошим. Помню его мелкий, но чёткий уверенный почерк в его конспектах, заметках к политзанятиям. (Кстати, куда они делись, все эти тетради с заметками, возможно, уничтожила осторожная моя мать?)

Став постарше, я не раз убеждался, что отец мой умный человек. Говорил он мало, но мне запомнились несколько его суждений, позволяющих догадываться, что он придерживается не совсем обычных для его времени оценок действительности.

Так, в день смерти Сталина мать разбудила нас (она вставала раньше всех) трагическим «Сталин умер!» и включила радио, где диктор стальным торжественным голосом произнёс «скончался генералиссимус Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин», и я заплакал.

Отец, он отсыпался после дежурства, приподнял голову с подушки и произнёс: «Заткнись! Не знаешь, о ком плачешь!» И перевернулся на бок, закрыв ухо другой подушкой.

Второй раз. Я приехал из Москвы, это был 1968 или 1969 год и рассказал ему, что прочёл Солженицына, и там «такое». «Что ваш Солженицын знает, если бы я написал, все бы…» Тут он замолчал, но было понятно, что Солженицын поблёк бы в сравнении.

Он уходил в отставку чуть ли не старшим лейтенантом, и только на пороге отставки ему присвоили воинское звание капитана, в благодарность, что ли. Или извиняясь?

Между тем, солдаты его любили и, демобилизовавшись, бывало, приезжали ему засвидетельствовать почтение. Ну, пить с ним они не приезжали, поскольку он не пил. И не курил.

Он хорошо стрелял и был одно время чемпионом дивизии, а потом и военного округа в стрельбе из пистолета. В войну войска ОГПУ/НКВД отсылали его в удмуртскую тайгу, где он ловил дезертиров. Мать моя как-то говорила мне, что там, в Удмуртии, у отца появилась было вторая семья и родился сын, примерно такого же возраста, как и я.

У меня в книге «Молодой негодяй» есть сцена, где подросток Савенко, отправившись встречать отца на вокзал «из Сибири», обнаруживает своего отца-офицера начальником конвоя, выводящего зэков из вагона. Это правдивая сцена, она не придумана. В последние годы в армии отец служил в конвойных войсках.

*

Мне всегда было трудно понять, почему отец не сделал хотя бы нормальную карьеру в Советской армии, ну, пусть не выдающуюся, но хотя бы до полковника он за 30 лет службы мог бы дослужиться. Умный, толковый, любимый солдатами. Я подозревал, что у него что-то не то с родословной, ещё когда жил с родителями.

У меня была волнующая юность, мой характер, бурный и непокорный, бросал меня в переделки. Хотя, стройный и мускулистый подросток, я нравился девочкам, но девочки рабочего поселка казались мне банальными, я писал стихи, хотел стать выдающимся бандитом, потом я уехал в Москву, затем за границу. Мне было некогда призадуматься глубже над необычным человеком — моим отцом, долгое-долгое время. И уж тем более не было времени попытаться дорыться до правды.

А он таки был необычным человеком. Красивые руки, красивое тонкое лицо, правильная русская речь, несмотря на то, что мы после войны жили в Донбассе и на Украине по местам службы отца (например, в Луганске, тогда Ворошиловограде, я «служил» с отцом в 1946 году).

В возрасте 15 лет я сочинил себе свою версию отца. Я придумал, что отец мой сын графа. И, в свою очередь,— граф. Потому что мне хотелось объяснить своего отца. Мои измышления я записал в красную тетрадь, которую прятал в принадлежащей нам секции подвала под домом по улице Поперечной. Мать нашла тетрадь и устроила мне скандал. Отец сидел и улыбался, не вмешиваясь. Сидел чуть в стороне на стуле.

Ещё я запомнил его экстремальную странность. Он ухаживал за своими ногтями с непонятной мне страстью и постоянной тщательностью. У него был швейцарский нож со множеством лезвий и ножничками. С помощью этого ножа он подрезал ногти и доводил их до совершенства с помощью пилочки этого же ножа. Более того, после всех этих операций он покрывал ногти бесцветным лаком!!!

Офицеры Советской Армии того времени были довольно грубоватые ребята. Поэтому, конечно же, такой фрукт, как мой отец, выглядел белой вороной. Он постоянно стирался и чистился с помощью матери. Целые десятки его подворотничков висели у нас на веранде на верёвке. Для чистки сапог у него были несколько щёток и бархотка, да не одна.

Пуговицы на мундирах он чистил, загонял в специальный станок из дерева, намазывал их вонючей жидкостью под названием «асидол» и потом драил их щётками. Когда я подрос, он стал доверять эту операцию мне.

Блестяще играл на гитаре и пел чистым баритоном русские романсы.

Такими постсоветские фильмы обычно изображают сейчас белогвардейцев, но тогда было другое время, белогвардейцев ещё не изображали.

Он был молчалив и горд большую часть своей жизни.

А когда не смог больше оставаться молчаливым и гордым, тогда стал овощем и, не желая жить, быстро умер.

Словесный портрет моего отца

Среднего по тем временам роста, где-то 170 см, небольшие ноги в прилежно начищенных всегда сапогах: размер либо 40-й, либо, максимум, 41-й. Совсем тонкий в годы моего детства, даже изящный, рано поредели волосы, были тонкие, уже годов после тридцати полысел лоб и крышка черепа, только на затылке и за ушами остались седые кучки волос.

К возрасту лет пятидесяти фигура одряхлела, есть один фотоснимок его в трусах, изображающий физически неразвитого, но всё ещё тонкого человека.

Есть в моей памяти эпизод, в котором он вывел меня из остановившегося вдруг трамвая (обнаружив в трамвае, я куда-то ехал с товарищами), а трамвай остановился, ввиду того, что внезапно прекратилась подача электричества, такое в те годы бывало часто. И я подчинился. Мне было лет пятнадцать. Отец был в тогда только что введённой «полевой» форме: тёмного хаки. Форма ему шла. Фуражка, пистолет на боку, он ехал утром домой с дежурства.

Он что-то говорил мне, но немного слов, мы шли вдоль трамвайной линии, в мареве, покачиваясь, было лето. Что-то скупое вроде: «мать тобой недовольна… ведёшь себя неподобающе. Будь добр… вот станешь скоро совсем взрослым…»

Обычно непроницаемый, я почувствовал себя тогда с ним заодно.

Физически он был слабее моих старших товарищей того времени: шпаны, Кота, Лёвы, а тем более Сани Красного, несмотря на пистолет на боку.

Мы шли вдоль трамвайной линии на нашу Салтовку. Трамвайная линия была слева, а справа был выгоревший до серости высокий забор завода «Серп и молот». Я после того случая не перестал быть подростком-гадёнышем со всеми моими выходками, но меня качнуло в сторону отца.

Тогда же, может быть, чтобы стать ближе ко мне, он купил красный мотоцикл «Ява», и мы куда-то ездили с ним, сидели на берегах каких-то рек и смотрели молчаливо на воду.

Физически я ощущал его хрупкость, и мне она внушала тревогу, подростки хотят быть сильными. И я ещё совсем не замечал этой хрупкости в себе.

Позднее, когда я стал работать на заводах, вместо того чтобы пойти учиться в институт, отец как-то отшатнулся от меня, может быть, испугался своего рабочего сына. И я, приходящий после третьей смены утром, он в это время как раз уезжал на работу по-прежнему на свою Холодную гору, через весь город, теперь мне кажется, чувствовал меня назойливым, грубым поселенцем в его мирном жилище.

Однажды он вернулся с дежурства опечаленным, и я слышал, как он сказал матери:

— Представляешь, Рая, мне сегодня впервые уступили место в трамвае.

Я много писал уже о том, с каким постоянным прилежанием он ухаживал за своими ногтями, упоминал его швейцарский ножик, бесцветный лак.

Он явно был особого сорта человек. И неудивительно, что и я, его сын, с годами отряхнув с себя часть грубости и настырности, стал и тоньше и, как бы это выразиться, слабее, что ли.

Мать и отец учили меня исподволь хорошим манерам, иногда это проявлялось карикатурно. Однажды нас, школьников, схватили на кладбище (их было целых три, кладбищ, целый комплекс, старое еврейское, старое русское и одно общее — новое), так меня видели вытирающим ноги, перед тем как войти в халупу «копачей» — так называли у нас могилокопателей.

Меня учили не чавкать, а отец рассказывал матери с восторгом о каком-то своем солдате, который ест беззвучно.

Временами судьба подбрасывала мне разгадки такого отца, лет в пятнадцать я же придумал, что настоящий отец мой — граф, потому что я чувствовал натиск благородства внутри меня самого и стеснялся его. Нужно было как-то это несносное благородство объяснить. И вот я объяснил его тогда в дневнике, спрятав его между картошкой и углем в нашем сарае под домом. Я написал, что мой настоящий отец граф. Я двигался в правильном направлении. Но придумал «настоящего отца», вместо того чтобы пристально приглядеться к моему реальному отцу и увидеть в нём этого графа, ну, отпрыска этого графа.

На Салтовском посёлке эталоном мужественности считались физическая сила и драчливость. В моём отце не было ни физической силы, ни драчливости. Я, его сын, стал шпанить и заниматься гантельной гимнастикой с 15 лет и потом всю жизнь делал это. Я хотел стать противоположным моему отцу. Я себе никогда этого не сказал. Но я слышал многократно повторенное моей матерью о моем отце: «наш отец как девушка»,— а моя мать его, моего отца, очень любила.

Можно сказать, я выдавливал из себя моего отца по каплям, делая это ежедневно, всякий раз, когда пыхтел с гантелями, наращивал мышцы.

Но вот сейчас, на склоне лет, я к нему стремительно приближаюсь. Наши души подлетают друг к другу. Моя душа старше и главнее, она властная, мой отец в сравнении со мною слабак и растяпа, но это мой отец. Это от него, перенесенное поколениями, я унаследовал благородство. И не разжиженное какое-нибудь, а подлинное. Оглядываясь на свою жизнь, могу без скидок себе сказать:

Я был и справедлив, и честен. Не каждый может утверждать такое.

* * *

В 2011 году, в декабре 10-го числа партия (теперь она называлась «Другая Россия») потерпела самое сокрушительное поражение в своей истории. Вместе со всей оппозицией, но от этого не легче.

Пребывая в союзе с либералами с 2006 года, мы неслись с ними на американских горках событий, только ахая от ужасов и восторгов.

В 2006-м летом создали коалицию «Другая Россия» (по названию моей книги, написанной в тюрьме).

В 2006–2007 годах провели несколько успешных, многолюдных и разрушительных для властей «Маршей несогласных». 14 декабря 2006-го, 3 марта 2007-го, 14 и 15 апреля 2007-го и последний (увы) — 24 ноября 2007-го.

Далее наши союзники Каспаров и Касьянов стали ссориться, «Марши несогласных» по трусости Каспарова были прекращены. Хотя на этом пути мы уверенно шли к победе.

Потом я придумал для них «Национальную Ассамблею», но уже на первом её съезде произошёл разрыв: нацболы хотели объявить Национальную Ассамблею параллельным правительством России, а либералы (их было большинство в Совете Нац. Ассамблеи) переиграли нас.

Далее, поклявшись, что никогда больше не буду иметь дела с либералами, я запустил «Стратегию-31», суть её состояла в том, чтобы каждое 31-е число тех месяцев, в которые есть тридцать первые числа, выходить на Триумфальную площадь на несанкционированные митинги. Первый несанкционированный митинг состоялся 31 января 2009 года.

К лету поняв, что без помощи, одним, нам с проектом не справиться, нам не хватало людей, я пошёл к Людмиле Алексеевой, правозащитнице, и попросил подсобить. Правозащитники согласились.

Они почти сразу же пытались оттягать проект себе, но предали нас окончательно только 31 октября 2010 года. Потом был роковой день 10 декабря 2011 года, либералы, договорившись с властью, увели толпы возмущённых выборами «рассерженных горожан» на Болотный остров.

Все эти события есть в моей книге «Дед», так что можете найти там более или менее подробное описание.

*

Кое-как пережив Болотное предательство и поражение, мы было воспряли духом, когда начались украинские события. Нацболы рванули вначале в Крым, а из Крыма, где российские «вежливые люди» обошлись и без нашей помощи, рванули в Донбасс. Однако там уже сидела большой задницей на Донбассе официальная Московия, к тому же я неудачно выбрал для нацболов руководителя.

Мы там потеряли несколько человек убитыми, получили несколько человек увечными (один потерял ногу, ещё один живёт с шестью осколками в черепе, ещё у одного не работает рука). Призвав через основанную партией для сбора добровольцев в Донбасс организацию «Интербригады» туда около 2 тысяч добровольцев, мы всех их умудрились подарить чужим дядям, и их рассеяли по подразделениям. Наши попытки внедриться в политику ДНР и ЛИР были пресечены. Посетив в декабре 2014-го ЛИР, я увидел неприятные для себя и партии результаты.

Вся эта ситуация в Донбассе неплохо зарисована в моей книге «…и его демоны». Прочтите, будет время.

*

Если тебе нельзя в будущее, то куда можно?

Правильно, в прошлое.

В 2015 году, в августе я отправился в городок Бобров Воронежской области, где в 1918 году родился мой отец Вениамин Иванович Савенко.

Серебристо-чёрный наш «хуиндаи» свернул с трассы «Дон» на узкую местную дорогу, и сразу стало тихо и хорошо. Дорога меж могучими деревьями, обсаживающими её, шла по странно-изумрудным, неестественно спокойного цвета полям, как будто путешествуешь не в реальности, но в такой успокоенной и остановившейся мистической сказке.

Через некоторое время въехали в одноэтажный городок, тоже спокойный. Дома располагались в небуйной, лаконичной, но уверенной зелени.

Вот тут родился мой отец, сообщил я охранникам. И добавил, что сейчас в Боброве числятся 19 тысяч жителей.— Смотрите, спокойно так, дома одноэтажные…

Охранники одобрили город. Сообщили, что, мол, вполне человеческое поселение, жить тут можно, это тебе не потная, неистовая, дьявольская Москва.

Появились пирамидальные тополя, для меня, бывшего жителя Харькова, пирамидальные тополя всегда были признаком юга.

Получалось, что отец мой до армии жил на юге всё же, хотя и не на Кавказе каком-нибудь, но на приемлемом русском юге, в верховьях Дона. Жители этих мест, прочитал я перед выездом в Бобров в Интернете, всегда причисляли себя к донским казакам.

*

У двухэтажного всё же здания местного ЗАГСа нас ждал крупный нацбол Костя в армейских шортах цвета хаки. Выбравшись из «хуиндаи», мы цепочкой просочились в двустворчатые двери Отдела записей гражданского состояния, в дом, где содержат в документах прошлое.

В доме было прохладно, как бывало в подобного рода государственных учреждениях во времена моего детства в городе Харькове. По выщербленным пятнистым ступеням из мраморной крошки прошли на второй этаж. В коридоре, спинами к закрытым окнам, лицом к дверям, стояли скамейки, но на них никто не сидел. Людей в коридорах не было. Бобровские жители, судя по этому безлюдью, совсем не интересовались прошлым, а предпочитали за стенами ЗАГСа на улицах городка активно заниматься настоящим.

Массивный Костя проник в нужную дверь и затем пригласил туда меня. Встретил меня запах бумаг, на которых было записано прошлое. Девушка — младший хранитель прошлого — стояла за прилавком, где товаром было прошлое. Я обратился к ней с речью, из которой она, я полагаю, ничего не поняла. Впрочем, именно такой реакции, непонимания, я и ожидал.

Я сказал:

— Мой отец родился тут у вас в городе Боброве в марте 1918 года. Однако свидетельство о рождении его было выдано Бобровским уездным ЗАГСом только 25 мая 1927 года. Мне ничего не нужно, отец мой умер в городе Харькове 25 марта 2004 года.

— Ну, это обычная практика в те годы.— сказала девушка-хранитель прошлого.— Не до этого было, не до оформления детей.

— Так чего вы от нас хотите?

— Вот заявление.— Я достал из портфеля и протянул ей бумагу.

В ЗАГС г. Боброва
Воронежской области
от Савенко Эдуарда Вениаминовича
г. Москва ⟨…⟩

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу предоставить мне сведения о моем отце САВЕНКО Вениамине Ивановиче, родившемся в г. Боброве Воронежской области 20 марта 1918 года (свидетельство о рождении от 25 мая 1927 г. за номером 29) и умершего в г. Харькове (Украина) 25 марта 2004 года.

В частности, меня интересует его отец Иван Иванович САВЕНКО, даты его рождения и смерти, профессия и все иные сведения, которыми располагает ЗАГС.

С уважением,
/подпись/
Савенко Э. В.
10 сентября 2015 г.

* * *

В прохладном, отдающем запахом лежалых бумаг воздухе я почувствовал переданное мне эфирными частицами замешательство.— Подождите минутку, я позову старшую.

— Мне выйти в коридор?

Она кивнула.

Я вышел, и за мною она, чтобы процокать каблуками по коридору в его дальнюю даль.

В коридоре сидели и стояли все пассажиры «хуиндаи», привезшего нас сюда. Мои охранники, знакомые мне годами. Но ко всем нам уже примешалось нечто, чего не было с нами доселе. А именно — прошлое.

… … …

Младшая сотрудница ЗАГСа, старшая и я вновь вошли в то же помещение.

— Так какую справку вы от нас хотите?— спросила меня старшая.

— Я вам сейчас всё объясню. Отец мой умер в 2004-м на Украине, я не смог с ним проститься, поскольку был в черном списке украинских властей, среди persons non grata.

В 2008 году умерла моя мать. К тому времени чёрный список на Украине отменили, и я смог поехать в Харьков хоронить мать. Среди фотографий, которые я увёз с собой в Москву, я позже обнаружил жёлтую от времени, на солидном картоне по моде того времени фотографию моей бабки Веры Мироновны Борисенко, но это была лишь половина фотографии, ибо часть её, запечатлевшая мужчину в военной форме, была отрезана. От мужчины остался лишь крайний клочок погона и мелкий кусок тульи фуражки.

Обе сотрудницы ЗАГСа, и младшая, и старшая, смотрели на меня отсутствующими глазами.

— Не подозревайте меня в том, что я лунатик…

— Да нет, что вы,— они переглянулись.

— Я по профессии писатель. Я просто хочу знать для себя, кто был мой дед Иван Иванович. Если окажется, что он был белогвардеец, то это обстоятельство объяснит почему мой отец, человек и умный, и талантливый, не поднялся в армии выше капитана.

Вот смотрите,— я запустил руку в чёрную папку, выудив для этого папку из портфеля,— вот смотрите, вот эта фотография. Смотрите: вот моя молодая бабка — Вера Мироновна, а вот плечо военного и кусок тульи. А вот на обороте была надпись — она тщательно срезана, только несколько линий чёрной тушью остались…

Сотрудницы ЗАГСа вгляделись в кусок картона и в его оборот. На фотографии была бабка Вера, ещё глупая и не настрадавшаяся, в том же конверте, впрочем, была на другой поздней фотографии и другая бабка Вера — уже старая и вдоволь настрадавшаяся.

Я назвал сотрудниц ЗАГСа «добрыми женщинами», и они подобрели от такого библейского обращения.

Старшая принесла мне копию — пару листов из метрической книги, и сообщила, что мне нужна метрическая книга одной из бобровских церквей, скорее всего, Николаевского собора, за 1918 год, скорее всего, там найдётся запись о крещении моего отца, и о дате рождения его, и о родителях. Но там всё будет немногословно.

— Раньше метрические книги хранились у нас. Но совсем недавно их забрали на реставрацию, поскольку обветшали они. После реставрации они к нам не вернутся, но поступят в архив города Воронежа,— объяснила старшая.

Помолчала.

— И ещё хочу вас предупредить, что 1918 год — самый нехороший год для записей актов гражданского состояния. Церковь продолжала кое-как вести свои метрические записи, а новая власть ввела новую систему ЗАГСов, потому и церковь уже плохо работала, спустя рукава вели метрические книги, и ЗАГСы ещё ничего не умели. Самый плохо документированный год.

Я подарил им по книге, а они, расчувствовавшись, дали мне телефон сотрудника Воронежского архива, в чьё ведение поступили метрические книги. Я тотчас ему позвонил. Он со мной довольно любезно поговорил, но дал не особенно обнадёживающие сведения: метрические книги по Боброву действительно находятся на реставрации. Дорогих реставраторов архив себе позволить не может, пользуется молодыми и неопытными, а эти будут возиться долго, дай Бог, чтобы в год уложились.

Таким образом, моё расследование зашло в тупик. На прощание сотрудник Воронежского ЗАГСа сообщил мне, чтобы я особенно не надеялся на метрические книги.

Во-первых, именно нужная вам метрическая книга могла и не сохраниться.

Во-вторых, там может быть просто вырван нужный вам лист, в те годы часто такое вытворяли, чтобы скрыть порочащее, с точки зрения новой власти, происхождение.

И в третьих, именно в 1918 году в делопроизводстве как раз ввели новые правила. В метрических книгах уже не писали, из какого сословия человек происходит. Сословия ведь революция отменила, все стали гражданами…

В Москву мы поехали сквозь жуткий ураган. Мускулистый, падавший гвоздями ливень грозил продырявить наш «хуиндаи», молнии грозились нас испепелить. Водитель Колян, обычно крепкий и выносливый парень, два раза, находясь в полном изнеможении, останавливался отдохнуть. Было такое впечатление, что высшие силы очень не хотят моего расследования.

* * *

Прошёл чуть ли не год. В середине марта 2016-го я перенес нейрохирургическую операцию, приобрёл негативный опыт, о котором написал в книге «…и его демоны».

В конце марта воронежский мощный Костя нашёл мне краеведа по имени Антон и по фамилии Климов. Климов писал свою фамилию в Интернете как Klimoff. Я договорился с Klimoff, что он за небольшую плату (время от времени я посылал ему по 5 тысяч рублей) начнет искать для меня, раскапывать семейные тайны.

14 апреля 2016 Klimoff прислал сообщение, что в метрической книге Троицкой церкви города Боброва за 1918 год он обнаружил такую запись о рождении моего отца:

Младенец по имени Вениамин родился 20 марта, крещён был 22 марта протоиереем Симеоном Ключанским.

Святой празднуется 31 марта.

Родители: Бобровского уезда, слободы Масловки гражданин Иван Иванович Савенко и законная жена его Вера Мироновна, оба православные.

Интересны восприемники:

Вятской губернии, Яранского уезда слободы Кукарки гражданин Пётр Неофитович Лутошкин и слободы Масловки гражданина Ивана Ивановича Савенко — дочь Наталия.

Пётр Неофитович Лутошкин или уже был женат на сестре Веры Мироновны Борисенко — Прасковье, либо женился на ней чуть позднее. У них родилась в 1922 году Лидия, впоследствии подруга юности моего отца Вениамина, приходящаяся ему двоюродной сестрой. Лидия Лутошкина прошла всю Великую Отечественную войну, служила офицером госбезопасности в СМЕРШ 1-го Белорусского фронта и умерла в Санкт-Петербурге в 2015 году, в возрасте, посчитайте сами, свыше девяноста лет. Завидное долголетие.

Klimoff в письме, сопровождающем и поясняющем своё открытие метрической записи о рождении моего отца, недоумевает по поводу восприемницы Натальи Ивановны:

«…мне не совсем понятно, кто такая Наталья Ивановна — крёстная мать Вашего отца. Она дочь Ивана Ивановича, и ей не меньше семи лет. Это или дочь его от первого брака, или сестра (в том случае, если отца Ивана Ивановича тоже звали Иван Иванович)».

Ещё из апрельского 2016-го года письма от Klimoff:

«Вот что мне удалось узнать.

Вера Мироновна родилась 30 сентября 1892-го, умерла в Георгиу-Деж (Лисках) 21 января 1990-го.

Её дочь Валентина Ивановна Щеглова родилась 26 января 1926 года в Валуйках, умерла в Георгиу-Деж (Лисках) 7 января 1990-го.

То есть мать умерла через две недели после дочери.

Щеглов Александр Георгиевич — сын Валентины Ивановны — родился 11 мая 1949-го».

И ещё из того же письма от Антона Klimoff:

«Местом рождения Веры Мироновны была указана Сухая Елань. Это нынешний Балашовский район Саратовской области, и тогда, видимо, тоже была Саратовская губерния».

* * *

Передо мною справка о смерти деда моего Ивана Ивановича, наречённого Савенко.

Это третья часть листа, видимо, из бухгалтерской книги (бумага в 1945 году была редкая роскошь, видимо), и вот что на ней написано:

Лискинское районное бюро ЗАГС
24/XII — 1945
Лиски, Воронеж
Народный комиссариат внутренних дел СССР
(копия)
Отдел актов гражданского состояния

СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ

Гр. Савенко Иван Иванович умер 17 декабря тысяча девятьсот сорок пятого года 1945 г. о чём в книге записей актов гражданского состояния о смерти за 1945 г. «24» числа декабря месяца произведена соответствующая запись 156.

Место смерти: город Лиски, район Лискинский, обл. Воронежская.

Возраст и причина смерти: 57, крупозное воспаление лёгких.

М.П.

Зав. Бюро ЗАГС /подпись/
Делопроизводитель
гор. Лиски

На оборотной стороне вот что написано:

1946 года апреля 18 дня. Я, Государственный нотариус Лискинской Государственной нотариальной конторы Горожанкина А. В., свидетельствую верность настоящей копии с подлинником её. При сличении настоящей копии с подлинником в последнем поправок, приписок, подчисток, зачёркнутых слов и иных особенностей не оказалось. Взысканы 2 руб. госпошлины.

По реестру №893
Гос. нотариус /подпись/

(На подписи стоит круглая печать с надписью: «Нотариальная контора Лискинского р-на Воронежской обл».)

Есть ещё одна копия на листе школьной тетради в клеточку, её содержание идентично приведённой копии.

* * *

Свидетельства о рождении Ивана Ивановича Савенко или записи в метрической книге, в которой были бы названы его отец и мать, не существует.

В Расчётной книжке №3, выданной Ивану Ивановичу Савенко 14 ноября 1929 года, значится:

Савенко Иван Иванович, время рождения 1888 г.
Принят на должность бухгалтера элеватора
пос. Таловая
Нанят 1 числа июля 1929 г.
Тарифная ставка 120 р. 50 к.
Заработная плата выдаётся два раза в месяц. 15-го и 30–31.

В Расчётной книжке №4 (странным образом она выдана раньше книжки №3, а именно 21 июля 1927 г.) также названо время рождения 1888 г.

И есть «список лиц, находящихся на иждивении участника»:

Есть ещё билет профессионального союза транспортных рабочих СССР, но в нём ничего интересного. Год рождения тот же 1888, основная профессия — счетоводство.

Дед исправно платил членские взносы и перечислял деньги в фонд безработным товарищам.

В трудовой книжке Ивана Ивановича, которую видел летом 2016 года Антон Klimoff в доме моего двоюродного брата Александра Георгиевича Щеглова, есть точная дата рождения Ивана Ивановича — моего деда — 25 июня 1888 года.

Иван Иванович Савенко, мой дед

Дошла до нас трудовая книжка Ивана Ивановича Савенко, её в доме Щеглова Александра Георгиевича (мой двоюродный брат, сын сестры отца — Валентины) сфотографировал Антон Kлимoв-Klimoff.

Первые записи такие:

Затем следует перерыв почти в четыре года.

Где был Иван Иванович?

(Далее трудовая книжка обрывается, не то Klimoff не сфотографировал заключительную часть, не то не дослал мне её.)

*

Ниже следует заключительная страница трудовой книжки.

* * *

Мой комментарий к записям в трудовой книжке Ивана Ивановича Савенко, моего деда.

Вызывает настороженность то обстоятельство, что и в качестве подтверждения даты рождения, и в качестве подтверждения своего воинского статуса Иван Иванович ссылается на некую личную книжку №4, выданную ему Бобровским уездным военкоматом 28 марта 1923 года.

У него не было бумаги о его рождении или же он не хотел таковую, если она была, представлять?

Также обращает на себя внимание тот факт, что, декларируя профессией своей счетовод, он одновременно пишет в графе «образование»: низшее. На что в графе «основания» скептический писарь ставит ему скептическое: документами не подтверждённое.

И наконец, в графе «военный учёт» дед написал, что служил рядовым в кавалерии. А с первого взгляда загадочная цифра 53, как я выяснил, означает, что дед отбывал воинскую повинность в 53-м Донском казачьем полку с 1909-го по 1913 год.

Небезынтересно будет также узнать, что в следующем, 1914-м, году командиром 53-го Донского казачьего стал Николай Иванович Звегинцов, младший сын Ивана Александровича Звегинцова, владельца слободы Масловки.

Николай Иванович, рождения 1877 или 1878 года, был старше моего деда на 11 лет и, вероятно, до того, как стать командиром 53-го Донского казачьего, уже служил там же на офицерской должности.

Klimoff высказал предположение: не он ли, не Николай ли Иванович, отрезан на фотографиях с военными от моего деда? В советское время Николай Иванович представлял опасность, ибо с 1917-го по 1920-й был махровым белогвардейцем, командиром белогвардейцев в Мурманском крае, генерал-майор Николай Звегинцов. Если верить Википедии, то именно он «пригласил» англичан-интервентов в Архангельск…

*

Я обнаружил, что дед мой был унтер-офицером 53-го Донского казачьего полка, не сразу.

Вначале я лишь озадачился вопросом самому себе:

— Где был Иван Иванович с 20/XI 1909 года по март 27-е 1913 года?

И тут помогла фотография Ивана Ивановича в форме, которую я было принял за чиновничью. Сидит в сапогах, фуражке, отрезанный от группы, можно догадываться, что все на той фотографии, отрезанные, тоже были в форме.

*

Вот ответ военного историка Алексея Волынца мне на эту фотографию:

«По униформе И. И. Савенко на фото — это мундир унтер-офицера драгунского полка, период где-то между 1904–1910 годами. То есть он явно служил срочную службу в кавалерии и, как грамотный, был унтером (сержантом)».

Туда, в драгуны, Ивана Ивановича мог устроить либо Иван Александрович Звегинцов, владелец Масловки, либо Николай Иванович Звегинцов, сын владетеля усадьбы Масловки Ивана Александровича Звегинцова (именно в усадьбе начал работать конторщиком Иван Иванович в 17 лет, в 1905 году).

* * *

Среди бумаг, дошедших в мои руки, вот лежит длинная, жёлтая, на твердой бумаге. На обложке вверху даты: 1918–1923 г.

ЮБИЛЯРУ
Савенко Ивану Ивановичу
В день празднования 5-летнего юбилея
Воронежского Губпродкома
23 марта 1923 года
г. Воронеж

Внутри текст с подписями:

Дорогой товарищ!

Нынешний праздник Воронежского Губпродкома — его пятилетний юбилей — это Ваш праздник по преимуществу:

Вы его юбиляр.

В течение пяти лет Вы были неизменным участником работы продорганов, отмеченной беззаветной преданностью социалистическим основам Октябрьской революции.

В силу особо неблагоприятных условий, существовавших в Воронежской губернии, продработа у нас сопровождалась почти неимоверными трудностями. Но ни тяжесть пережитого времени, ни обусловленные им года лишений, в каких протекала жизнь продовольственников,— не заставили Вас сойти с поста и покинуть Ваше учреждение.

Внося в исполняемую Вами работу все свои силы, Вы способствовали Губпродкому с успехом выполнять все предъявляемые ему требования.

С Вашей помощью он пережил самые тяжелые этапы своей деятельности и в настоящее время вышел на широкий путь социалистического строительства.

От имени учреждения, честным работником и неизменной опорой которого были Вы, мы выражаем Вам глубокую благодарность. Надеемся, вместе с тем, и в дальнейшем видеть Вас в наших рядах, как дорогого товарища по работе на продовольственном фронте.

Печать.

Подписи красными чернилами:

От Губпродкома (т. Енин)
Ячейки Гу бпродкома (т. Фёдоров)
Месткома (т. Левченко)
Губкома ВКП(б) (т. Иванцов)
Губпрофсовета (т. Подкувко)
Профсоюза Совраб. (т. Икорский)
«Пищев. (т. Ицкович)
«Граней, раб. (т. Мусс)

А вот удостоверение, выданное деду Ивану:

Р.С.Ф.С.Р.
Бобровская
Районная Заготовительная
контора
Ворон. Губпрод.
Дек. 5 дня 1923 г.
№2631

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Бобровская заготконтора сим удостоверяет, что гражданин Савенко Иван Иванович действительно состоял на службе в заготконторе с 15 марта 1921 года по 1 января 1922 г. в должности бухгалтера финансового отделения бухгалтерии заготконторы, а с 1 января 1922 г. по день выдачи настоящего удостоверения занимал должность старшего счетовода, в то же время являлся заместителем главного бухгалтера заготконторы.

Состоя на службе, тов. Савенко действительно являлся опытным счётным работником бухгалтерии, все возлагаемые на него обязанности и поручения исполнял аккуратно и добросовестно, уволился со службы ввиду перехода на службу в Лискинский элеватор.

Печать
Завзаготконторой /подпись/
Бухгалтер /подпись/

СССР
Комитет заготовок при С.Н.К.
Всесоюзное объединение «Заготзерно»
Лискинский укрупненный пункт з/зерна
Воронежской области
16/III 1938 г.

СПРАВКА

Выдана настоящая ст. бухгалтеру Лискинского Укрпункта «Заготзерно» — тов. САВЕНКО Ивану Ивановичу в том, что он действительно работает в хлебной системе с 1917 года, по настоящее время.

Выдано настоящее для представления в ГорФО гор. Свободы, Лискинского района Воронежской области.

Управляющий Лискинским
Укрпунктом з/зерно _______ /Кузьмин/
Секретарь _______ /Сторчакова/

* * *

Комментарий-исследование Данилы Дубшина к главе «Иван Иванович Савенко, мой дед», сделанный по моей просьбе. Чтобы вы не подумали что дед забился в угол, заделался тихим бухгалтером, вот вам объяснение, чем он на самом деле занимался в те годы.— Э. Л.

«Нынешний праздник Воронежского Губпродкома — его пятилетний юбилей — это Ваш праздник по преимуществу ⟨…⟩

В силу особо неблагоприятных условий, существовавших в Воронежской губернии, продработау нас сопровождалась почти неимоверными трудностями. Но ни тяжесть пережитого времени, ни обусловленные им года лишений в каких протекала жизнь продовольственников,— не заставили Вас сойти с поста и покинуть Ваше учреждение».

За этими скупыми строчками поздравительного адреса, врученного бойцу продовольственного фронта Ивану Савенко, кроются жестокие реалии работы Губпродкома в годы Гражданской войны на юге России.

По сути это была война за хлеб.

Весной 1918 года Советская республика столкнулась с угрозой голода. Причиной его была растущая инфляция, при которой крестьяне не желали продавать хлеб за обесцененные деньги. Кроме того, по условиям Брестского мира Россия потеряла богатые хлебом районы, что усугубило продовольственный кризис.

В мае 1918 г. ВЦИК принял декрет «О предоставлении Народному комиссариату продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». В стране установилась продовольственная диктатура: вводились монополия на торговлю хлебом и твердые цены для закупки хлеба.

Народному комиссариату продовольствия подчинялся Воронежский губпродком, ему — упродком, упродкому — волпродком. Во главе продовольственных комитетов стояли комиссары.

С целью недопущения местничества и кумовства это были органы центрального ведомства, наделённые большими полномочиями и не подотчётные власти на местах. Кроме основной задачи — изъятия всех излишков хлеба у крестьянства,— Губпродком занимался борьбой со спекуляцией, учетом населения, посевов, скота и распределением продуктов среди нуждающихся граждан.

10 июля 1918 г. в Воронеже состоялся губернский продовольственный съезд. Уездные комиссары по продовольствию, докладывая о положении дел на местах, рассказывали о том, с чем приходилось бороться: «приезжала масса мешочников, иногда организованных, с пулемётами, и доставала хлеб. Они вывозили от 30 до 70 вагонов в сутки».

В 1919 году от продовольственной диктатуры большевики перешли к продразвёрстке. Государство заранее объявляло цифры своих потребностей в хлебе, а затем их делили — «развёрстывали» по губерниям, уездам и волостям. Изначальная заданность поставок вносила определённость, которую крестьяне рассматривали как благо по сравнению с проддиктатурой. В дальнейшем развёрстка распространилась и на другие продукты: картофель, мясо, шерсть, яйца, мёд, масличные семена и т.д.

Тем временем в том же девятнадцатом году на территории Воронежской губернии шли жестокие бои между Красной и Белой армиями. В ходе боевых действий урожай и пахотные земли оказались потравленными воюющими сторонами. Учитывая этот факт, власть снизила продразвёрстку на 50%. Поступающие с мест сведения свидетельствовали, что работа по изъятию излишков хлеба или отсутствовала, или шла вяло, в надежде «переучёта урожая». Как предлагали поступить с волостями, не приступившими к «сдаче излишков в срок», говорит телеграмма председателя губревкома Лазаря Кагановича и губпродкомиссара Сергея Прибыткова бобровскому упродкому и уревкому, принятая 7/I-20 г. за №706:

«…приступайте к реквизиции всего наличного хлеба…пока не возьмете пятидесяти процентов причитающегося развёрстке точка когда будут сданы 50% точка можно поставить вопрос переучёта точка случаях невыполнения развёрстки, халатности немедленно арестуйте сельсовет, волсоветы предавая коммунистов партийному суду, безпартийиых ЧеКа точка…принятых этом порядке мерах равно фамилии арестованных возможно публиковать. Сообщайте губучреждениям точка обычно двух трёх случаев такой конфискации бывает достаточно чтобы сдвинуть ссыпку».

О том, в каких условиях приходилось действовать воронежским продармейцам, красноречиво говорят сообщения с мест:

«Обмундирование продчастей в Воронежской губернии ниже всякой критики: все буквально босые; вооружение — одна берданка на двоих и то без патронов, половина болеет сыпняком»

— донесение воронежского губпродкома от 13 февраля 1920.

19 апреля 1920 г. воронежский губпродкомиссар Прибытков сообщал в Наркомпрод:

«Последние дни в Воронеж стали прибывать отряды Продбюро безоружные, раздетые, чем приводят нас в полное недоумение, ибо оружия в губернии, где шли и идут формирования армейских частей, нет. Мануфактуры, обуви губпродком в связи с военными событиями не получал целый год. Ясно, командировка таких продотрядов лишь трата средств, помощи ровно никакой. Убедительно прошу срочных распоряжений о командировании в Воронежскую губернию годной к работе продармии минимум 2 тыс. штыков».

За два года до празднования юбилея воронежского губпродкома по губернии прокатилось ожесточённое и кровавое восстание против продразвёрстки под началом дезертира из Красной армии Ивана Колесникова. Колесниковцы крайне жестоко и показательно расправлялись с бойцами продотрядов. О серьёзности восстания говорит численность формирований Колесникова — на максимуме, в ноябре 1920-го, его отряд насчитывал 5500 штыков и 1250 сабель. Подавить мятеж Колесникова удалось лишь в 1921 году после привлечения армии.

Ещё раз: Савенко Иван, мой дед

Моего деда — Иван Иваныча — я никогда не видел. То есть мать какое-то время жила со мной в Лисках, вероятно, сразу после моего рождения, в 1943 или 1944 годах. Но вот был ли дед тогда в Лисках или был на фронте, я понятия не имею.

Дед не оставил после себя никаких дневников либо записок, в те годы боялись записывать и вести дневники, или, может быть, записки были, но их уничтожила осторожная бабка Вера Мироновна, потому представление об Иван Иваныче дают мне лишь фотографии да его трудовая книжка.

*

И ту я успел переписать лишь до 1930 года, а затем присланный мне весной 2016 года исследователем Klimoff файл с трудовой книжкой деда исчез из моих писем, потерял, что ли, электронную силу.

Да, собственно, меня интересует самое начало жизни деда, а не его счетоводческие честные советские будни, и вот там обнаруживается целое скопление тайн.

Во-первых, мы не имеем метрической записи о его рождении и потому не знаем, от кого он родился. Метрических церковных книг по слободе Масловке не сохранилось. А родился он как раз в слободе Масловке. Или не в Масловке? В Масловке, в Масловке. Поскольку в записи о рождении моего отца Вениамина о нём сказано: отец — «крестьянин слободы Масловки». В трудовой книжке Ивана Ивановича Савенко, её вживую видел Антон Klimoff и сфотографировал, мы знаем уже теперь, записано, что он родился 25 июня 1888 г., умер 17 декабря 1945 г. в возрасте 57 лет всего-то. Но от кого родился? Савенко, Савенковых (формы одной и той же фамилии) в слободе Масловке обнаружено было мною с помощью Klimoff(а) немало. От какого Савенко?

Вот список Савенко-Савенковых, обнаруженных в метрических книгах Николаевского собора города Боброва Воронежской губернии.

Упоминаются все они в связи с рождениями детей, либо смертью детей, либо как бракосочетающиеся.

Ниже следует список тех Савенко-Савенковых, кого я забраковал в качестве кандидатов на роль либо моего деда Ивана Ивановича, либо на роль прадеда Ивана Савенко. Я везде проставил причины, по которым я их забраковал.

О Савенко, забракованных

Бракосочетался 14 октября 1887 года государственный крестьянин Фёдор Иванов Савенко с госуд. крестьянкой Агриппиной Ивановной Ахмоевой.

Почему забракованы? Имя — Фёдор, нет Масловки.

*

Бракосочетался 2 июня 1889 г. Василий, Стефанов сын, Савенков (вторым браком), 23 лет, с дочерью псаломщика Николаевского собора девицей Феоктистой, дочь Львова Патрицкого (ей 16 лет).

Почему забракован — имя Василий, отчество Стефанович, не связан с Масловкой.

*

Бракосочетался 11 ноября 1889 г. Яков Иванов Савенко, 18 лет, с Анастасией Ефимовой Фёдоровой (ей 19 лет).

Почему забракован. Имя — Яков, Масловской волости.

От них же родилась в 1890 году дочь Анастасия. В восприемниках значится девица Екатерина, Иванова дочь, Савенкова.

*

20 октября 1891 г. родился Иларион Савенков. Отец — Масловской волости села Екатериновки уволенный в запас армии рядовой Фёдор, Матвеев сын, Савенков, мать — жена его Любовь, Тихонова дочь.

Почему забракован? Ну ясно, Иларион, и не из Масловки, но из Екатериновки.

*

5 февраля 1892 г. родился Николай Савенко. Отец госуд. крестьянин слободы Масловки Фёдор, Иванов сын, Савенко и законная жена его Агриппина Ивановна.

Почему забракован. Отец Фёдор Иванович, сын Николай Фёдорович, хотя и слободы Масловки.

*

17 июня 1892 родился Пётр Савенков.

Отец — бобровский мещанин Василий Степанович Савенков и законная жена его Феоктиста Львовна.

Почему забракован. Имена и отчества не сходятся — сын Пётр Васильевич, отец Василий Степанович, хотя и Савенков.

*

15 декабря 1892 г. родилась Ульяния Савенко.

Отец — слободы Масловки крестьянин Иаков Иванов Савенко и законная жена его Анастасия, Ефимова дочь.

Восприемники аж двое Савенко. Крестьянин слободы Масловки Фёдор, Иванов сын, Савенко и той же слободы девица Екатерина Иванова Савенко.

Почему забракованы. Имена не подходят. Хотя Масловка присутствует.

*

Умер 17 июня 1892 г.

Бобровского мещанина Василия Степановича Савенко сын Пётр, 2-х дней, от слаборождения.

Имя-отчество не подходят. К тому же, умер, но проверять так проверять!

*

26 июля 1892 г. умер.

Слободы Масловки госуд. крестьянина Фёдора Иванова Савенко сын Николай, ½ году, от слаборождения.

Почему забракован. Масловка есть, но имена не подходят. Да и умер, умер же.

*

21 декабря 1892 г. умерла.

Крестьянина слободы Масловки Якова Иванова Савенко дочь Ульяния, 1 недели, от слабого здоровья.

Почему забракован. Имя Яков, пусть и Масловка. Девочка и мертва.

*

Бракосочетались 27 января 1893 г.

Солдацкая дочь Екатерина, 19 лет, по крёстному отцу Прокофьева Савенко первым браком с крестьянином: Иван, Андреев сын, Фёдоров.

Почему забракована. Иван Прокофьев имеет отношение к моему деду, однако в даном случае он крёстный, видимо, незаконнорождённой Екатерины, но нам нужен мальчик Иван.

*

13 сентября 1893 г. умерла солдатка Анастасия Ефимова Савенко от простуды, 22-х лет.

Почему забракована. Пол не тот, да и умерла

*

16 августа 1894 г. умерла рядового Ивана Прокофьева Савенко жена Варвара Петровна.

Это, по всей вероятности, моя прабабка.

9 июля бракосочетался запасной рядовой Иван Прокофьев Савенко, вдов по первом браке, 49 лет, с вдовой крестьянина-собственника сельца Отрады Марией Григорьевой Шаховой, вдовой по первом браке, 48 лет.

* * *

Не забраковал я одного человека, и это Иван, Порфирьев (вариант — Андреев) сын, Савенко. Мой дед, мой отец и я носили и носим его фамилию, но не он прадед наш, он, как станет понятно далее,— восприемник, то есть крёстный отец, моего незаконнорождённого деда.

Иван, Прокофьев сын, Савенко «праздно шатающийся».

Странная фигура. Такой хиппи своего времени.

Варвара, жена его, характеризует его так:

«Муж мой из крестьян того же общества (крестьян слободы Масловки Бобровского уезда)».

«Муж мой крестьянин Иван Прокофьев Савенко отдан в службу за неплатёж податей».

Варвара опровергает, что Иван Савенко (Савенков) не платил податей:

«А как воспитатель мой отставной солдат Кирилов по вступлении моем в замужество заплатил Масловскому Обществу недоимок податей за мужа моего 12 руб. а напредь сего он сам уплачивал подати в доказательство этого был выдан мужу моему увольнительный приговор для перечисления в Бобровское общество, но наделом как земляным так и прочим от общества не пользовался».

А вот мнение об Иване Савенко (Савенкове) крестьян-собственников слободы Масловки:

«Так как Совенков (через «о») был отдан в рекруты за неплатёж казённых и мирских повинностей и тем более не имел при слободе Масловке никакого домохозяйства, и праздно шатающийся ⟨…⟩ Савенков во время отдачи его в рекруты чтобы имел детей, которым бы нужно содержания нам, и по документам волостного правления не видно».

Солдат в 1871–1878 годах (со слов Klimoff). Рождён в 1846 году (поскольку в 1895 при втором браке указано в метрической записи, что ему 49 лет).

Предполагаемая прабабка — жена Ивана Савенко Варвара Петровна Савенко

«Его Превосходительству
Господину Воронежскому Губернатору
Живущей в пригородней слободе
города Боброва Бобровской волости
солдатки Варвары Петровой Савенковой

ПРОШЕНИЕ

17го маия сего 1874 года подавала я прошение Г. Мировому Посреднику 2го участка Бобровского уезда и просила на основании 16 ст. Положения Высочайше утвержденного в 25й день Июня 1867 года о улучшении быта отставных и безсрочно-отпускных нижних чинов, о выдачи мне с малолетними детьми какого либо содержания от крестьян слободы Масловки Бобровского уезда, так как мой муж из крестьян того общества поступил на службу в 1871 году совершенно одинокой и я осталась круглая сирота не имею никакого у себя родственников кроме моего воспитателя отставного солдата Павла Кирилова у которого я воспитывалась с малолетства, который в настоящее время едва по старости лет может себя пропитывать, а не то чтобы меня с малолетними детьми. На каковое мое Прошение Г. Мировой Посредник чрез Бобровское Волостное Правление объявил мне, что прошение мое было передано в Масловское Волостное Правление для предложения сходу, что было исполнено, но общество приговором своим в 20й день Майя сего года состоявшимся в пособии мне отказало, на том основании что муж мой крестьянин Иван Прокофьев Савенков отдан в службу за неплатеж податей, а также были ли у меня в то время дети обществу известно не было поэтому и просьба моя не принята во уважение; а как воспитатель мой отставной солдат Кирилов по вступлении моем в замужество заплатил Масловскому Обществу недоимок податей за мужа моего 12 руб. а напредь сего он сам уплачивал подати в доказательство этого был выдан мужу моему увольнительный приговор для перечисления в Бобровское общество но наделом как земляным так и прочим от общества не пользовался относительно же детей моих о которых обществу неизвестно, это может быть потому что я постоянно жила с мужем в пригородней слободе Г. Боброва а не в Масловки, но при отдачи в рекруты мужа моего уже был у меня сын и оставалась беременной по отдачи родила другого сына; Поэтому я считаю неправильно общество отказало в пособии и опровергает силу сказанной статьи положения Высочайше утвержденного.

А по этому я не имею никакой надежды обратится с прозбою кроме Вашего Превосходительства, и всепокорнейшее прошу взайдите в мое бедственное положение на круглою сироту неимевши родства как у меня так равно и мужа, прикажите выдавать мне Масловским обществом какое либо вспомоществование с малолетними детьми так как муж мой поступил в Военную службу совершенный одиночька неимевши никакого родства а тем самым окажите Ваше Превосходительство Милостивейше Ваше снисхождение и справедливую защиту. Ноября 3 дня 1874 года К сему прошение Солдатка Варвара Савинкова а вместо ея неграмотной руку приложил дворенин Семен Черемисенов.

1874 Года Майя 20 дня мы нижеподписавшиись Воронежской Губернии Бабровского Уезда 2го Мирового Участка Масловской Волости Слободы Масловки Крестьяне Собственники быв сего числа созваны нашим сельским старостой Никонором Суховеевым на сельский сход для объявления нам некоторых предписаний начальств, на коем сходе слушали мы въторично уже читанное нам прошение Солдатки Варвары Петровой Совенковой о неправильной отдаче мужа ея Иван Совенкова в рекруты, и о выдаче ей с детьми к содержанию спомоществования, и согласно предписания Господина Мирового Посредника 2го участка Бобровского уезда от 22 Апреля сего года за №283 м предложение волостного старшины Мазкина о выдаче ей какого-либо пособия по выслушании предложения волостного старшины мы с общего всех нас согласия постановили сим нашим приговором следующие. Так как Совенков отдан был в рекруты за неплатеж казенных и мирских повинностей и тем болие не имел при слободе Масловке никакого домохозяйства, и празно шатающийся чрез коих мы и в настоящие время несем тяжелые платежи, А также Совенков во время отдачи его в рекруты чтобы имел детей каторым бы нужно было содержание нам, и по документам Волостного правления не видно, А вероятно таковые прижиты солдаткой Совенковой после отдачи ея мужа в рекруты, и что Совенкова с тех пор и по настоящее время проживает с своими детьми где и какого они возраста нам неизвестно; и по несостоятельности нашей мы не желаем никакого выдавать Совенковой въспомоществования так как у нас не имеется никакого в запасе наличного капитала, и мы самы больше имеем нужды, а пусть Совенкова имеет свои средства к содержанию себя и своих детей в том и подписуемся к сему приговору крестьяне собственники Слободы Масловки…»

Варвара когда родилась — неизвестно. Возможно, от 1845 до 1855 годов. Умерла 16 августа 1894 года.

Выписки о нравах

«В крестьянской среде незаконнорождённых детей рожали преимущественно солдатки — замужние женщины, мужей которых на очень долгий срок государство забирало в армию…»

«…бывало и так, что ребёнок получал фамилию приёмного отца или мужа матери, и тогда её не приходилось придумывать…»

«Не надо забывать, что в церковных метрических книгах записывали основное событие — крещение, а уж как его предшествие — рождение…»

«Отчество незаконнорождённому младенцу дано по крёстному отцу» (восприемнику).

«Ребёнок, рождённый незамужней женщиной, назывался внебрачным и записывался на имя матери. Ему давались отчество и фамилия, взятые от имени восприемника, но он мог быть записан на девичью фамилию матери».

«Внебрачные дети и их потомки имели право наследовать лишь имущество матери…»

«Рождённому вне брака ребёнку присваивали фамилию фиктивного отца, а затем, по прошествии лет, он принимал настоящую фамилию или фамилию отчима».

«В некоторых случаях отец опозоренной девицы соглашался дать внуку или внучке свою фамилию…»

* * *

От Klimoff e-mail от 07.12.2016 г.

«Нашёл сегодня в метрических книгах села Коршево за 1913 год запись о рождении у Ивана Ивановича и Веры Мироновны сына Петра. Видимо, умер во младенчестве. Иван Иванович назван «крестьянином слободы Масловки»».

Пояснение Klimoff о принадлежности к крестьянскому сословию:

««Гражданин» — потому что 1918 год, Республика, все теперь граждане. Годом раньше он был бы ещё «крестьянин». Причём он мог бы уже и не быть крестьянином, а служить по какому-либо ведомству. Когда бы записался в бобровское мещанство, то был бы тогда мещанин, а так оставался по старому сословию и адресу приписки. Мой прадед, например, был инженером-железнодорожником, жил в одном месте, а писался всё крестьянином другого».

И ещё об Иване Ивановиче Савенко от Klimoff(a):

«Начинал он конторщиком в конторе имения Звегинцова в Масловке, затем помощником волостного писаря в селе Новопокровском (нынешний город Лиски), волостным писарем в Коршево, Ливенке (Бирючинского уезда), далее счетоводом и бухгалтером. По тем временам должности достаточно хорошие, и для выходца из простой крестьянской семьи, пожалуй, что и недостижимые».

* * *

Уволенный в запас рядовой Иван Андреев (и Иван Прокофьев — это одно и то же лицо) САВЕНКО и его законная жена Варвара Петровна имели по меньшей мере девятерых детей. На самом деле наверняка больше.

Двоих уже до момента прошения Варвары к губернатору Воронежской губернии, к 1874 году. Очевидно, это дети не от Ивана Савенко, он в армии.

Между 1874 годом и 1880-м, за шесть лет, Варвара могла иметь пятерых или шестерых детей, но мы о них ничего не знаем. Знаем, что уже были двое к 1874 году.

Согласно метрическим книгам Николаевского собора г. Боброва, у Ивана Савенко и Варвары с 1880 года родились:

— Иоанн — 3 января 1881 года;
— Евгения — 6 марта 1884 года;
— Был ещё Пётр, записи о рождении нет, но есть запись о смерти 7 августа 1886 г.— в возрасте 1 года. Значит, родился он в 1885-м?
— Матрона — 8 ноября 1886 года;
— Василий — 26 января 1890 года (умер уже 17 июля 1890);
— Анастасия (записи о рождении нет, но есть запись о смерти от коклюша 25 декабря 1892 г. в возрасте Уч году);
— Марфа — 2 июля 1892 года.

*

Варвара, как видим, рожала много.

Из всех вышеперечисленных детей есть только один выживший мальчик — Иоанн, но он староват, не годится мне в деды, он 1881 года рождения, на 7 лет старше получается.

* * *

Остановимся. Представьте себе всех этих живых комочков, пищащих, писающих, какающих, ползающих, сосущих и жующих. Издающих в избе кислый запах плоти человеческой…

Представили? Жилище Ивана и Варвары. На что же они жили? Пахали ли они поля?

Брал ли хиппи 19 века за свои услуги в качестве восприемника денежное вознаграждение? А может — брал яйцами, цыплятами, узелками с горохом и мукой? Мы не знаем.

Ясно, что Иван Савенко был популярен. К нему тянулись люди. И судя по тому, что он был восприемником у незаконнорождённых, родившихся от «девиц», то образ этого уволенного в запас рядового приобретает некоторые черты несчастливого Чарли Мэйсона, доброго друга американских девиц, появившегося в штате Калифорния, USA, через где-то столетие.

Предположим, что в жилище Ивана и Варвары, где ползали с десяток живых комочков плоти, писающих, какающих, сосущих и жующих, приходили все эти безгрешные, состоящие в браке, и грешные, в браках не состоящие, родители. Даже те, кто не мог признать своими незаконнорождённых детей, приходили, разговаривали там, галдели, может быть распивали алкоголь, ну, как-то веселились. Подобные тянутся ведь к подобным. И их было немало. Ну-ка, одиннадцати детей был Иван, Прокофьев сын, Савенко восприемником!

Да, там толпились два-три десятка взрослых и детей, наверное, приводили и приносили…

Вообразили?

Целая хиппи-комунна, но хиппи 19 века…

* * *

Если человек за десяток лет фигурирует как крёстный отец одиннадцати детей, то это общительный человек и дружелюбный, а в те времена, за сто пятьдесят где-то лет до нас с вами, в крёстные выбирали человека надёжного, который в случае смерти родителей мог бы помочь ребёнку вырасти и помочь в жизни.

Значит, Иван Савенко, отставной солдат, был таким человеком — надёжным, можно было верить, что детей он не бросит, если что…

*

Его супружница Варвара…

Ну что Варвара, она послушно рожала, если семя попадало в неё. Были ли тогда аборты?

Если и были, то девицам из небогатых семей и женщинам-солдаткам вряд ли они были доступны.

Христианство решительно осуждало аборты как человекоубийство. Российское уложение о наказаниях также считало аборт убийством и наказывало за аборт тюремным заключением на срок от 4-х до 5 лет с лишением прав.

Может быть, более циничные, чем женщины высших слоёв общества, крестьянки всё же боялись Господа и на человекоубийство, я подозреваю, не шли.

Варвара Петровна была скорее предприимчивая молодая особа, хватило же у неё ума и предприимчивости ввязаться в тяжбу с масловской общиной, чтобы давали денег на содержание детей, и когда они отказали, хватило настойчивости дойти до губернатора.

* * *

Уволенный по билету рядовой Иван Андреев Савенко был восприемником у следующих детей:

1. Иоанн, род. 11 октября 1880 г., сын Якова Николаева Касаткина и его жены Анисии, дочь Антипова, Касаткина.

2. Михаил, род. 19 сентября 1886 г., сын госуд, крестьянина Фёдора Митрофанова Ахмоева и его жены Александры Григорьевой Ахмоевой.

3. Иоанн, незаконнорождённый (восприемник Иван Прокофьев), род. 17 октября 1886 г. Рождён государственной крестьянкой, девицей Матроной Ивановой Забродиной.

Девица Забродина умерла от родов 6 ноября 1886, 10 декабря сын Иоанн, незаконнорождённый, умер, 2 месяца.

4. Иван, незаконный, род. 30 марта 1887 г. Бобровской волости государственная крестьянка Екатерина, Митрофанова дочь, Рыльникова. Восприемник Иван, Прокопов сын, Савенко. (Этого я выделил и некоторое время подозревал, что именно он мой дед.)

5. Параскева, род. 25 июля 1887 г., гос. крестьянин Игнатий, Георгиев сын, Попов и законная жена его Матрона, Диомидова дочь.

6. Илия, род. 10 апреля 1888 г. Рядовой Иван, Димитриев сын, Мамонтов и жена его Агафия, Прокопова дочь.

7. Пётр, род. 15 мая 1888 г., уволен, в запас рядовой Андрей, Тихонов сын, Тимашов и законная жена его Пелагея, Михайлова дочь.

8. Илия, род. июль 14, 1888 г., гос. крестьянин Иван, Николаев сын, Стефанов, жена Параскева, Васильева дочь.

9. Трофим, род. июль 20, 1888 г., гос. крестьянин Василий, Иванов сын, Мамонтов, жена Анна Стефановна.

10. Мелания, род. 30 декабря 1889 г., гос. крестьянин Ефим, Иванов сын, Фёдоров, жена его Ирина, Гаврилова дочь.

11. Пётр, 24 июня 1890 г. Митрофан, Ильин сын, Шульгинов, жена его Марина, Григорьева дочь.

Предположение I

Есть незаконнорождённый Иоанн (Иван), который как перчатка подходит мне в деды, тем более что его восприемником был именно этот баламут, хиппи 19-го века, отставной солдат Иван, Прокофьев сын, Савенко.

Этот Иван, так и записано в метрической книге, что «незаконнорождённый». Родила его 30 марта 1887 года Бобровской волости государственная крестьянка Екатерина, Митрофанова дочь, Рыльникова (а восприемником, я уже отметил, был уволенный по билету, до армии «праздно шатающийся», всем рожающим законно и незаконно восприемник Иван, Прокофьев сын, Савенко).

Интересно, что о Рыльниковой не сказано, что она «девица», а сказано, что «государственная крестьянка». Почему не употреблено «девица», но ребёнок Иоанн — незаконнорождённый? Следовательно, был законный муж? Очевидно, так.

В записи о бракосочетаниях в 1893 году (за 23 января) сказано, что «Солдатская дочь Екатерина, 19 лет, по крёстному отцу Прокофьева, Савенко, первым браком с крестьянином Иваном, Андреев сын, Фёдоров» сочеталась.

Если это та же «государственная крестьянка» Екатерина, Митрофанова дочь, Рыльникова, лишь взявшая себе фамилию крёстного (крёстного её сына, и, может быть, её), если это та же, то в момент рождения незаконнорождённого Ивана за шесть лет до этого ей было 13 лет!

(Впрочем, мало кто это знает, но русская православная церковь именно 13 лет считала и считает сегодня возрастом зрелости для женщин.)

Рыльникова она по рождению от отца (мужа?) Рыльникова, а Савенко она по восприемнику.

Всё бы ничего, незаконнорождённый Иван вроде хорошо подходит, если бы не следующие отмеченные в метрических книгах события. Они всё разрушают и путают.

Екатерина, Митрофанова дочь, Рыльникова появляется опять в 1897 году, когда рождается 4 августа у неё дочь Евдокия. Родители: «Слободы Чуканки государственный крестьянин Иван Петров Рыльников и законная жена его Екатерина, Митрофанова дочь…»

И чтобы добить предположение, что незаконнорождённый от Екатерины Рыльниковой (ставшей Савенко) — мой дед:

«24 октября 1907 года слободы Чуканки государственный крестьянин Иван Иванов Рыльников, 19 лет, сочетается первым браком со слободы Азовки государственной крестьянкой Агафией Николаевной Зеленцовой, 18 лет».

Всё. Это не мой дед.

Иван, незаконнорождённый сын Екатерины, не подходит в мои деды по следующим параметрам. Его фамилия не Савенко, он обитает в слободе Чуканке, не в Масловке, с которой никак не связан, и женится в 1907 году на крестьянке из слободы Азовки. Нет никаких данных о том, что он служил конторщиком в имении Звегинцовых в слободе Масловка в 1905–1907 годах.

Предпологать, что Рыльников впоследствии поменял фамилию на Савенко и сочетался вторым браком с Верой Мироновной Борисенко — моей бабкой, было бы чрезмерно фантастично.

Не он. И не Екатерина.

А уж кто был действительным отцом незаконнорождённого 30 марта 1887 года Ивана, это уже совсем другой вопрос.

Кто был матерью Ивана Ивановича, моего деда?
Предположение II

Второе предположение, что матерью Ивана Ивановича (то есть моей прабабкой) является Варвара Петровна Савенко, законная жена Ивана, Прокопьева сына, САВЕНКО (он же Прокофьев сын и Андреев сын) отставного рядового.

Варвара пишет о себе, что она круглая сирота. Воспитатель её, отставной солдат Павел Кирилов,— её единственный родственник.

Доподлинно мы знаем дату её смерти, то, что она погребена была на приходском кладбище в Боброве 16 августа 1894 года. Сколько ей было лет? В графе «возраст» в метрической книге записано 30. Но это, естественно, описка.

Вероятно, она была или одного возраста с мужем Иваном Савенко, или чуть младше, или могла быть чуть старше (на год-два) мужа. То есть родилась она где-то в 1845–1850 годах.

К 1874 году у нее были уже двое детей, о которых она пишет в прошении на имя губернатора. Эти дети, вероятнее всего, не от солдата Ивана Савенко. Он ведь взят на службу в 1871 году. Это — незаконнорождённые дети.

Цитирую из «выписок о нравах»:

«В крестьянской среде незаконнорождённых рожали преимущественно солдатки — незамужние женщины, мужей которых на очень долгий срок государство забирало в армию».

Вернувшись из армии приблизительно в 1878 году (тогда служили 7 лет), хороший парень Иван Савенко признал этих детей своими.

Но ни один из этих двух не мой дед, поскольку они родились до 1874 года, а мой дед Иван Иванович родился в 1887, может быть, либо в 1888 году. Среди детей Ивана и Варвары, родившихся после 1880 года и записанных в метрических книгах Николаевского собора, есть только один, могущий быть моим дедом,— это родившийся в 1881 году 3 января Иоанн. Правда, тогда получается, что и дата рождения у деда в трудовой книжке и повсюду не настоящая — не 25 июня, и он старше на 7 лет, чем представлялся всю жизнь. Да и никакой он тогда не незаконнорождённый, если записаны мать и отец? Ну, а первые дети Варвары, родившиеся, когда муж был в армии, он же предпочёл записать их на себя.

Вторая возможность.

Между 8 ноября 1886 года (рождение дочери Матроны) и 26 января 1890 года Варвара никого не родила. Так что именно она могла родить в этот период моего деда Ивана Ивановича, но не записать его, потому что родила его не от Ивана, Прокопьева сына.

Ведь нет же в метрических книгах Николаевского собора записей о рождении сына Петра в 1885 году, есть запись только о его смерти 7 августа 1886 года.

Ведь нет же записи о рождении дочери Анастасии где-то летом 1892 года, но есть запись о её смерти в декабре 1892 года в возрасте «½ году».

Резонно предположить, что детей в доме Ивана и Варвары было великое множество. Собесов тогда не было, никто за обильной рождаемостью не наблюдал. И если даже сейчас женщины довольно часто рожают не от мужей, то в прежние времена это явление было ещё более распространено. Бога-то боялись и потому абортов не делали.

* * *

В 1894 году скончалась Варвара, Петрова дочь, Савенко. В 1895 году женился вторично Иван Андреев (Прокофьев и Прокопьев) Савенко. Переехал в том же году в сельцо Отрады, а сын Варвары Иоанн (не от него, на самом деле) был передан в имение Звегинцовых в слободе Масловка, и там его учат и грамоте, и многим умениям, что позволяет ему получить там же первую работу в 1905 году — конторщика при имении Звегинцовых в слободе Масловка.

Иван Савенко, поскольку мать умерла, мог быть взят в имение либо уже в 1894 году (ему 6 или 7 лет), либо в 1895 году (тогда ему 7 или 8 лет).

Там он получил своё «низшее» образование. Это «низшее» образование позволило ему стать волостным писарем, а потом бухгалтером и старшим счетоводом в советское время.

Побочное ответвление. Судьба Георгия Савенко

Я ознакомил в общих чертах своё окружение с теми усилиями, которые я предпринимал для выяснения загадок прошлого моей семьи.

И тем самым, видимо, подействовал на умы моих товарищей.

Вдруг пришёл как-то Большой Белый человек Данила Дубшин, он был в 90-е одним из первых нацболов партии НБП, потом отошел от деятельности партии, какое-то время не появлялся, но в описываемое время сблизился лично со мной, помогал по литературным делам. Он и его супруга, например, набирали мне мои тексты, написанные, как правило, от руки. А ещё Данила помогал и помогает мне с Интернетом. Я пользуюсь Интернетом не очень умело, иной раз возникают технические вопросы, вполне простые, которые я, однако, решить не могу. В таких случаях я обращаюсь к Даниле.

Так вот однажды, по-моему, это был самый конец 2016-го, пришёл Данила и объявил (я в это время сделал ему кофе): «Я нашёл вашего дядю».

Дело в том, что в семье Савенко был у нас пропавший без вести младший брат отца — дядя Георгий. Призванный в армию в первые дни войны, он был, это мы знали, брошен в бой прямо в гражданской одежде, их даже не успели переодеть. Вот его фотография перед самой войной.

*

И всё. Следы его далее обрывались.

— Я нашёл «карточку военнопленного» вашего дяди. Как нашёл? В сети. Немцы же, вы знаете, были впереди планеты всей в учёте и документации. Документировали они и пленных. Теперь часть военных архивов есть в Интернете. Разыскивая сведения о своих родных, я вспомнил о загадочной судьбе вашего дяди Юры — у вас ведь в нескольких книгах о нём упомянуто. Стал искать Юрия Савенко. Но никого подходящего не нашёл. И тут я сообразил,— похвастался Данила,— что Юрами у нас зовут обладателей имени как Юрий, так и Георгий. Пробил на «Георгий Савенко» и сразу же обнаружил его — всё сходилось, и дата рождения, и город Бобров… Ваш дядя умер в 1943 году в лагере для военнопленных в Австрии…

На следующий день Данила прислал мне карточку военнопленного №130928, с левой стороны карточка несла на себе дыры от дырокола, пять больших, куда, по-видимому, проникали пружины, и три небольших.

Там был даже отпечаток, так я понимаю, указательного пальца. Надписи были серыми выцветшими печатными буквами, текстами на немецком и на русском, а рядом, поверх или вкось были на русском фиолетовыми, видимо, немецкие карточки уточняли по-русски советские военные службы.

*

Дед мой, военнопленный за номером 130928, был обозначен на карточке как SAWENKO GEORGIJ / САВЕНКО ГЕОРГИЙ 27/4/1922 BABROW («д. Бобров» было приписано фиолетовыми).

RUSSE, SOLDAT, «Иванович» (фиолетовыми)

371 Inf. Reg. «СП» — фиолетовыми, стрелковый полк, как я понимаю.

Zivilberuf: Laborant («гражданская профессия», я перевёл для себя как «рабочий»).

Имя отца: Iwan.

Фамилия матери: Borisenko.

23/7/1941 — дата взятия в плен.

Рост 169.

Haarfarbe — brawn — (цвет волос).

Vater — (отец) — Iwan Sawenko.

Liski.

Kreis: Sloboda.

Voroneschkaja.

Gestorben am 20.2.1943 (поверху написано «умер»), um 4.00 (время, утро) Uhr im Kgf. Krankenrevier (в лазарете для военнопленных), Zweiglager Pupping, Oberdonau.

Todesursoche: Tuberkulose, Meningitis.

Grablage: Kriegerfriedhof in Hardtkrichen, Oberdonau Grab Nr. 17.

Поскольку я немецким не владею, но владею французским и английским, то я понял из всего этого текста, что умер мой дядя Георгий от туберкулёза и менингита в 4 часа утра в Сталаге №XVII-A, 20 февраля 1943 года.

В четыре часа утра, ровно за два дня до моего рождения. Какой-то, возможно, был в этом сближении сроков умысел Божий, а какой, я не знаю.

Внизу карточки были фиолетовые пометки:

Отец — Савенко Иван.

Воронеж, обл.

Слободской рн. (?). д. Лиски.

/неразборчив./ вх/6743.45.

Умер в плену.

В самом низу неразборчивая некруглая печать и неразборчивая подпись.

Бедный мой дядя Георгий, или как в семье мы его называли, дядя Юра. Похоронка его не дошла до родителей по разгильдяйству военных, которые написали ему ошибочно Слободской район Воронежской области, тогда как он родился в слободе Бобров, в Бобровской слободе.

Я представляю себе эту морозную февральскую ночь, и мой дядя Юра, в бреду и, видимо, без сознания, умирает в бараке Сталага XVII-A в Австрии.

В поту, в жаре температуры. В апреле 1943 ему должно было исполниться 21 год. Вот, не дожил даже до 21 года.

Как же он страдал, бедняга, умирая сразу от двух жутких болезней, от туберкулёза и менингита.

* * *

Данила, который изначально разведал трагический финал дяди Юры, вот дал ещё дополнительные уточняющие детали. Он — дотошный педант, ну что делать, таким его мама родила.— Э. Л.

*

Stalag XVII-A Kaisersteinbruch, куда попал Георгий Савенко, был образован в сентябре 1939 года. На земле, где он был расположен, и в Первую мировую войну находился лагерь для военнопленных.

Во Вторую мировую на этом месте с августа 1939 года по сентябрь 1939 существовал Dulag J (Dulag — пересыльный лагерь, обычно располагавшийся вблизи железнодорожных узлов), позднее переформированный в Stalag (постояннный лагерь для рядовых и сержантов), сохранивший некоторые функции «дулага», такие как борьба со вшами у вновь прибывших военнопленных, а также проведение предварительной регистрации.

Лагерь охраняли Landesschiitzen-Bataillon — батальоны охраны под номерами 875 и 877.

В начале Второй мировой в этот лагерь были доставлены французы и бельгийцы.

Первые советские военнопленные поступили в лагерь в ноябре 1941 года.

Вся территория лагеря разделялась на лагерь 1 — на его территории была 41 каменная постройка, и лагерь 2, где было 32 деревянных барака. С момента доставки первых советских военнопленных лагерь был разделён колючей проволокой, и советские военнопленные были размещены на территории лагеря 1.

Когда в лагерь были доставлены американские военнопленные, количество построек выросло до 85 бараков.

Сегодня на бывшей территории лагеря располагаются казармы австрийской армии (Uchatius-Kaserne).

Сотни советских граждан умирали в пути и при прибытии транспорта на место назначения, поэтому хоронились сразу на кладбище станции Вильфлейнсдорф (Wilfleinsdorf). Ближе к зиме 1941/42 умерших в пути стало так много, что было оборудовано новое кладбище, располагавшееся недалеко от самого лагеря. Как вспоминал деревенский священнослужитель, хоронили советских военнопленных совершенно без каких-либо почестей, всегда в братских могилах. До осени 1944 года на лагерном кладбище было похоронено 9.500 советских военнопленных и только 216 человек других национальностей.

Однако, как удалось выяснить, умер Георгий Савенко в другом месте. После того как он заболел туберкулезом, он — таков был заведённый немцами порядок — был 16 июня 1942 года переведён в филиал лагеря — Stalag XVII-B. Этот лагерь состоял из 15 деревянных бараков. Штаб-квартира и охранники размещались в монастыре Pupping.

Георгий был помещён в так называемый лазарет Pupping, где умер от туберкулёза и менингита 20 февраля 1943 года.

*

Умерших военнопленных хоронили на кладбище на западной окраине деревни Дайнхам (Deinham) (община Hartkirchen/Oberdonau — Верхний Дунай), которое осталось с Первой мировой войны. В братской воинской могиле лежит прах более тысячи советских солдат.

Лазарет, в котором умер Георгий Савенко, был снесён в 1945, но до сих пор сохранились остатки его фундамента.

*

В сети нашлась учётная карточка братской могилы, составленная в 90-е годы нашим Министерством обороны:

«УЧЁТНАЯ КАРТОЧКА

воинского захоронения

1. Место и дата захоронения

Верхняя Австрия, Харткирхен, зап. Окраина д. Дайнхайм, 1942–1945 гг.

2. Вид захоронения

Братская могила на интернациональном кладбище жертв двух мировых войн

…филиал лагеря — Stalag XVII-B. Этот лагерь состоял из 15 деревянных бараков.

3. Размеры захоронения и его состояние

8×15 м. Состояние хорошее

4. Краткое описание памятника на захоронении

Бетонный памятник со звездой наверху и высеченной надписью у основания

Количество захороненных:

Всего — 1047
Известных — 869
Неизвестных — 163

Дополнительная информация о захоронении

На памятнике надпись: «Здесь покоится прах военнопленных героической Советской Армии, захваченных в плен немецко-фашистскими войсками в 1941–1945 гг. и погибших от рук фашистских палачей в концентрационных лагерях за честь и независимость Советского Союза». Перед памятником имеется надгробная плита с аналогичной надписью на немецком языке. Рядом с памятником 4 надгробных плиты с именами умерших в неволе граждан СССР.

Захоронение погибших и умерших военнопленных Советской Армии производилось в период с 1942 по 1945 год. Здесь же похоронены 15 умерших в неволе граждан СССР. Братская могила расположена в левом дальнем от входа углу кладбища, имеет металлическую ограду на бетонных столбиках. На могиле посеяна трава и посажены деревья.

Военный атташе,
генерал-майор Л. Исаев»

В 950 метрах от кладбища несёт свои воды река Дунай…

* * *

А вот как всё начиналось, дети. Слева — направо: Вениамин Савенко, двоюродная сестра его Лидия и маленький Георгий, чей прах покоится в австрийской земле в 950 метрах от Дуная.

* * *

Ввиду того, что мать моя, Раиса Федоровна САВЕНКО (в девичестве Зыбина), и моя бабка, Вера Мироновна САВЕНКО (в девичестве Борисенко), между собой не ладили, я видел свою бабку только один раз. Когда мне было 15 лет. Следовательно, это был 1958 год, и бабке в это время, поскольку она родилась в 1892 году, было 66 лет. Представляю здесь бабушку Веру молодой и красивой. Имею право.

*

Бабка привезла мне в подарок, я помню, почему-то не соответствующую моему возрасту игрушку, заводной красный мотоцикл с коляской. В коляске, когда бабка вынула мотоцикл из сумки, сидели два вареных рака. Другие вареные раки находились в бидоне, прикрытом тряпочкой. Бабка же приехала с Дону, потому и раки.

«Баушка,— сказала мать, тая в глазах злое торжество, я его разглядел, невзирая на свои младые годы пятнадцати лет,— баушка, мотоцикл ребеночку под стать, а Эдик уж совсем взрослый парень».

«Баушка» осознала промах и чем ответила матери, я не помню, но тему замяли.

Я лично так о мотоцикловом промахе тотчас забыл, так как бабка оказалась интересная особа. Она донесла до меня кой-какие данные о нашей семье, которые отец от меня не то утаивал, не то не счел нужным мне сообщить.

Бабка рассказала мне, что «твои корни по отцу, Эдинька, выходят из слободы Масловка. Прадед твой был кавалерийский офицер, осетин-сотник, то есть командовал сотней. Он был начальником личной охраны генерала Звягинцева (позднее я выяснил, что точная фамилия генерал-лейтенанта Звегинцов). Этот офицер-сотник, осетин, женился на экономке генерала, оттуда и пошла наша семья».

Осетин-сотник меня, я помню, взволновал, хотя мать моя скептически рекомендовала мне не слушать «бабкины бредни». Вопреки матери, я уверовал в бабкино скупое сообщение о нашей семье. Других сообщений не было, потому я его воспринял как единственно достоверное. Разумно рассудив, что исходит оно из первоисточника, от деда Ивана Ивановича, к тому времени уже 13 лет как дед был мертв. Я потом пристроил эту историю в мои книги, и в харьковскую трилогию, попала она и в книгу «История его слуги», где я повздыхал о том, что судьба мужчин моего рода такова, что мы связываем себя с экономками. Моя американская подруга Дженни (на самом деле её звали Джули) ведь была house keeper — экономка миллионерского дома в Нью Йорке.

Бабка в тот единственный приезд свой больше никаких запомнившихся мне сведений о нашей семье не сообщила. Я теперь сквозь годы думаю, что отец мой Вениамин Иванович провел с бабкой разъяснительную работу, когда вез её к нам с вокзала. Объяснил, что можно говорить внуку, а что — нельзя. Впрочем, от бабки тогда поступило ещё одно сообщение, ещё одна деталь, подчеркивающая осетинскость нашей крови. Бабка утверждала, что во время русско-турецкой войны она ехала с дедом по железной дороге и деда на некоторое время задержала полиция, настолько дед оказался похож на сбежавшего в Воронеже из-под стражи турецкого пленного.

Сейчас, разглядывая фотографии деда (их мне недавно удалось получить какое-то количество), не вижу никакого сходства деда с турком. На Украине так каждый второй мужик походит на турка. Но зато я теперь вижу, как умно меня склоняли к тому, чтобы я уверовал в подсказанное бабкой наше происхождение. Бабке эту версию сообщил мой дед, но вот верил ли он сам в неё — остаётся большим вопросом.

С бабкой мы сошлись сердцами. Потому выпили множество чая. Как сейчас вижу бабушку Веру, сидящую с блюдцем в руке, мизинец отставлен. Чай она пила вприкуску. В вазочке перед нами лежала головка сахара и сахарные щипцы, которыми бабка Вера откусывала сахар от головки.

Мать с некоторой снисходительностью называла нас «старый и малый». Интересно, что ради бабки я на время перестал ходить в компанию моих старших товарищей: Кот, Лёва и Саня Красный собирались на лавочке напротив трамвайной остановки. Бабка на время перевесила для меня авторитет этих здоровяков и спортсменов, и немножко воров. (Кот и Лёва к этому времени уже отсидели срок.) Такая сильная была у бабки харизма.

Бабка уехала, нам прислали в следующее лето моего двоюродного брата Сашку Щеглова (сын сестры отца тёти Али (Валентины — дочери Веры Мироновны). Сашка было тогде девять лет, и потому он был мне глубоко неинтересен. Он был на шесть лет младше меня и только таскался за мной грустным «хвостиком».

Бабка уехала, я с ней больше не виделся. Позднее, постарев, моя мать и бабка совсем примирились, и мать с отцом даже съездили к бабке в Лиски, существует их общая фотография. Мать, мой отец, бабка, тетя Аля и Сашка. Четверо с той фотографии умерли, вот Сашка остался. Я через Klimoff договорился, что приеду к нему в Лиски, но он в последний момент отменил встречу почему-то. Эх ты, Сашка! Испугался своего «скандального» двоюродного брата?

Проследуем дальше по этой линии.

Антон Klimoff нашел для меня осетина — персонажа семейной истории Звегинцовых. Нашел в тексте воспоминаний в газете «Русская мысль». Воспоминания одного из сыновей владельца слободы Масловка — Ивана Александровича Звегинцова. Цитирую. Воспоминания называются «Путешествие из Петербурга в Масловку»:

«В старом саду находилась маленькая часовня, где был похоронен наш старший брат, умерший во младенчестве. Впоследствии там же была похоронена сестра Елена, бывшая сестрою милосердия во время русско-японской войны. Она умерла от тифа в Харбине в 1905 году. Затем здесь упокоились отец и мать и преданный казак-осетин, дядька моих старших братьев — Агеев».

Вряд ли там был ещё один осетин, так близкий к семье Звегинцовых, что удостоился права быть похороненным в часовне вместе со Звегинцовыми. Это тот осетин, о котором говорила баба Вера.

Только почему его фамилия не Савенко, а Агеев?

Это был декабрь 2016 года, когда на кандидатуру моей прабабки выдвинулась Варвара, Петрова дочь, САВЕНКО (по имени её законного мужа Ивана, Порфирьева (Андреева) сына, САВЕНКО).

Вот что я написал Антону Klimoff 07.02.2016:

«Приветствую, Антон,

Она из Масловки, но вот служила ли в барском доме или, может быть, была экономкой? Что вряд ли, поскольку неграмотная. Если это она, то где-то рядом находилась. Что касается осетина, то это могла быть контр-легенда, исходящая из семьи Звегинцовых.

Что вот, дескать, мальчик Иван, который тут крутится — его сын. Интересно бы узнать, осетин умер раньше 1888 года, года рождения Ивана Ивановича Савенко? Сведения об осетине и экономке, без сомнения, сообщил бабке Вере её муж Иван Иванович — мой дед. А ему это внушили там, в Масловке. Интересно, где он жил первые годы в детстве?

Короче, вопросов много…»

*

В 1851 году Фридрих Энгельс выручил Карла Маркса тем, что признал рожденного им от служанки семьи Марксов, от Хелен Демут, сына своим. Его назвали Фредериком Льюисом и отдали кормилице за счет Энгельса. Только перед своей смертью Энгельс признался, что отец ребенка не он, а Маркс.

Место действия: Слобода Масловка

Слободу Масловку основали в Бобровском уезде Воронежской губернии в конце 1760-х годов военные из рода Масловых. Неподалеку, точнее, в непосредственной близости от Икорецкой судостроительной верфи, создававшей корабли для Азовской военной флотилии, ставшей затем первой черноморской эскадрой. В память об этой верфи в селе была построена церковь, освящённая во имя святого Николая Угодника, покровителя всех путешествующих, покровителя моряков.

«Церковь в слободе Масловка, Бобровского уезда, деревянная, построена в 1781 году генералом Николаем Масловым, на каменном фундаменте».

Род Масловых — один из знатнейших родов Российской империи, принадлежавших к столбовому дворянству. Так, Алексей Михайлович Маслов (около 1715–1773) был воронежским губернатором в 1766–1773 годах, приобрел земли в Бобровском, Новохопёрском и Воронежском уездах. Вероятно, первые постройки в слободе Масловка появились при нём. Сын его — Михаил Алексеевич и внук — Николай Михайлович. Именно Николай Михайлович продал имение Александру Ильичу Звегинцову в начале 1840-х годов.

Александр Ильич (1801–1849), выйдя в отставку в чине полковника, долго служил на статских должностях, так, он был казанским губернатором и Волынским губернатором и, что немаловажно,— действительным статским советником. Александр Ильич был человеком состоятельным, он владел золотыми приисками в Сибири, у него были имения в Тамбовской, Курской и Воронежской губернии, и в Крыму.

Имение Масловка на многие годы стало родовым гнездом для династии Звегинцовых.

Александр Ильич посадил леса, защищая дом от частых ветров на берегах Дона. Часть посаженных им сосен уцелела до самой революции, до 1917 года, и тогда представляла собой могучий мачтовый бор.

Предприимчивый хозяин, знаток и любитель садоводства, Александр Ильич завёл плодовый сад, конный завод, овцеферму, построил оранжереи, где на зависть соседям-помещикам выращивались экзотические ананасы.

По смерти Александра Ильича его поместья в Воронежской губернии были распределены между тремя его сыновьями. Фактически двумя, ведь старший — Владимир Александрович — бежал с чужой женой в Париж ещё в 1863 году, да так там и остался. Слобода Масловка и имение Масловка, впоследствии наименованное «Марусино» по имени жены Ивана Александровича, достались среднему сыну, Ивану Александровичу.

Иван Александрович пошёл по характеру и наклонностям в отца. Он построил винокурню, усовершенствовал систему лесного хозяйства. Жена его, Мария Александровна (Казакова), оборудовала маслобойню и сыроварню, etc.

Кроме того, Звегинцовыми была организована экономия «Икорецкая степь» на 4700 десятинах.

Усадьба была представлена следующими строениями:

усадебный дом,
несколько флигелей,
водонапорная башня,
хозяйственные постройки (которые были преобладающими).

В книге, описывающей примечательные усадьбы Воронежской губернии, «Марусино» отведено место, хотя в Воронежской губернии были куда более достопримечательные усадьбы (так, усадьбы рода Веневитиновых). Процитирую:

«Например, усадьба Звегинцовых.

Усадебные постройки в имении Марусино (Звегинцовых) располагаются на берегу реки Икорец — жилой комплекс был представлен усадебным двухэтажным домом (в отделке которого присутствовали элементы готики) и несколькими флигелями, в этой же зоне находился парк и пруд, парковая аллея отделяла жилую от хозяйственной частей усадьбы, в последней находились конный двор, водонапорная башня, службы. Примерно на расстоянии 1 версты были расположены б хуторов, в которых располагались кирпичный завод, сторожки лесничих и помещения других промышленных заведений усадьбы».

Как они там жили в своей усадьбе, Звегинцовы, Да как-то вроде этого:

«Просыпался помещик рано, завтракал, занимался счетами, слушал доклады старосты, посещал различные объекты усадьбы. Затем обед, во время которого могут быть посещения гостей. «После обеда я курю сигару, пью пунш и мечтаю… С января, когда солнце начинает светить по-весеннему и пригревает, после обеда я выхожу, в ясные дни, греться на солнышке. Сидишь на крылечке на солнечной стороне и греешься. Морозец легонький, градусов в 8-10; тихо. Солнце светит ярко и пригревает. Хорошо» (Энгельгардт А. И.— помещик Смоленской губернии (1792–1883) — публицист-народник).

После обеда вновь хозяйственные хлопоты, вечером за чаем — вновь доклад от старосты и старостихи (у каждого из них свой участок работы), в основном планирование работы на следующий день и сообщение деревенских новостей. Затем ужин и отход ко сну. Помещик по сути — это первый среди равных. Он пользуется уважением, как человек более образованный. «Я, барин, человек бывалый, много жил, много видел, бывал в положениях разных, а главное, когда-то был военным, что особенно уважается народом: «был военным, значит, видал виды, всего попробовал, всего натерпелся — и холоду, и голоду, может, и пороли в корпусе»». Это очень важный элемент — крестьяне осознавали, что их помещик человек образованный, много видел, много чего знает, особенно важно, если вникает в хозяйственные вопросы…»

Любой из дворян, живя постоянно в имении или бывая наездами, должен был заниматься хозяйством. У кого-то это получалось лучше, как, например, у Звегинцовых.

В усадьбах устраивались балы, литературные вечера. Праздники продолжались 2–3 дня, иногда недели. В имение Звегинцовых съезжались знатоки-охотники Саратова, Пензы, Тамбова…

И наконец, усадьба была местом отдыха.

«На месте имения Звегинцовых — санаторий Цурюпы, сохранилось несколько построек усадьбы и часть парка. О самих владельцах хранят память сотрудники музея санатория, несколько лет назад потомки дворян Звегинцовых посетили своё родовое гнездо и даже венчались в Масловском храме, некогда построенном на средства этой замечательной семьи…»

«Школа в селе Масловка была одной из самых передовых в Бобровском уезде, и не случайно в начале XX в. в ней состоялся уездный съезд учителей»

(в селе Новоживотинное даже действовали ясли для крестьянских детей, но это у Веневитиновых).

«Дворовые видели, как одеваются хозяева, как себя ведут. И зачастую дворовая челядь была значительно лучше одета, чем среднестатистический обыватель деревни, при том, что работали они меньше и труд их был легче. Многие из дворовых становились искусными портными, поварами, а иногда художниками и скульпторами при патронаже помещиков, которым принадлежали. Это в какой-то степени было предметом гордости помещиков».

(Это, конечно же, елейно-паточное белогвардейское видение, но было и такое, потому помещаю.)

Лесное хозяйство Звегинцовых спасло эту территорию от зыбучих песков.

* * *

Ещё одна справка.

Масловка — село Лискинского района. Возникло в конце 1760-х годов. Населено крестьянами украинского происхождения. Сначала было хутором. С 1781 года, после сооружения церкви, стало селом.

В 1855 году, в период Крымской войны, в Масловке, как и во многих других селах России, было сильное волнение крестьян. Поводом для него послужили царский манифест и воззвание Синода о народном ополчении. Среди крестьян распространились слухи о том, что люди, которые пойдут в ополчение, получат волю и выйдут из крепостной зависимости. После объявления синодского воззвания крестьяне Масловки, бывшие в то время в крепостной зависимости у помещика И. А. Звегинцова, посылали своих ходоков в Воронеж, а затем в Петербург для выяснения вопроса об ополчении. А в Масловке крестьяне перестали подчиняться управляющему помещика, отказались от барщины, заявили, что в помещичьем владении быть не хотят. Тогда по распоряжению губернатора в Масловку были направлены бобровский предводитель дворянства, земский исправник и соборный протоиерей с целью заставить крестьян подчиняться своему владельцу. Это не помогло. 29 июня 1855 года в Масловку прибыл сам губернатор с воинской командой в 250 человек. Команда схватила 22-х «зачинщиков», пыталась подвергнуть их наказанию. Но тогда крестьяне с криком: «Не выдадим товарищей!» — бросились на солдат. Произошла рукопашная схватка, в которой 9 крестьян было ранено.

«Помещику И. А. Звегинцову» в 1855 году было 15 лет. Может быть, затаив справедливую злую обиду, жители Слободы спалили дотла имение Марусино ещё в 1915 году, в том числе и часовню, в которой были похоронены Иван Александрович, его жена, Мария Казакова, осетин Агеев и святая Елена Александровна, сестра милосердия, умершая от тифа в Харбине в 1905 году.

Когда церковь, построенная в 1781 году, обветшала, то колокольню разобрали за ветхостью. И 19 сентября 1893 года был освящен пятиглавый храм Николая Угодника, построенный взамен деревянной церкви. (По проекту воронежского архитектора С. Л. Мысловского.) Самую значительную лепту в финансирование строительства внес И. А. Звегинцов, владелец поместья Марусино.

Раскапывая прошлое, я обнаружил несколько неточностей. Уместно будет указать на них. Те постройки, в которых располагался потом санаторий им Цурюпы,— это не Марусино, хотя и принадлежали Звегинцовым. Марусино сгорело дотла вместе с его готическим стилем ещё в 1915 году.

Землевладельцы Панинского района.
Звегинцов Иван Александрович

Звегинцов Иван Александрович (02.07.1840-01.10.1913).

Дворянин. Тайный советник (1892). Окончил Николаевское училище гвардейских юнкеров (1859). Корнет Кавалергардского полка (16.06.1859). 25 июля 1865 года уволен в отставку в чине ротмистра. С 14 августа 1866-го по 26 апреля 1868 года вновь на военной службе: адъютант московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова. В отставке с 26.04.1868 года в чине полковника. С 16 февраля 1872 года избран в депутаты дворянства от Звенигородского уезда для составления родословных книг. С мая 1872 года одновременно почётный мировой судья в Москве. Статский советник (08.1874). С 11 февраля 1875 года причислен к Министерству внутренних дел. Со 2 февраля 1876 по 23 ноября 1879 года — воронежский вице-губернатор. С 25 апреля по 6 декабря 1878 года — исполняющий обязанности воронежского губернатора. После увольнения, 23 ноября 1879 года, вновь причислен к Министерству внутренних дел.

С декабря 1879 по 1881 год-предводитель дворянства Бобровского уезда. Действительный статский советник (1881). С 24 апреля 1881-го по 1885 год — курский губернатор. Член Совета Министерства внутренних дел. Тайный советник (1892). Представитель в Сельскохозяйственном совете при Министерстве земледелия и государственных имуществ, представитель в Совете по тарифам при Министерстве финансов. Член от Министерства внутренних дел в Комитете управления железных дорог при Министерстве путей сообщения, представитель Министерства внутренних дел в Комиссии по новым железным дорогам при Министерстве финансов. Почётный мировой судья Бобровского судебно-мирового округа.

Награды: ордена Святой Анны 2-й степени (30.08.1877), Святого Владимира 3-й степени (01.04.1879), Святого Станислава 1-й степени, Белого Орла, Александра Невского (06.12.1905), золотая медаль в память окончания и освящения в Москве храма Христа Спасителя, медаль в память императора Александра III, медаль в память коронации 1896 года, медаль за перепись населения в 1897 году, знак Красного Креста, датский орден Даннеброга III степени.

Владел землями в с. 2-я Михайловка Ивановской волости (1924 десятины) (на землях современного Дмитриевского сельского поселения), ему принадлежал хутор 1-Михайловский, в настоящее время не существует (располагался на землях современного Росташевского сельского поселения). Имел 8042 десятины земли в с. Масловка Воронежского уезда.

Жена: (с 28.04.1867 года) — Мария Александровна Казакова (1845–1908). Дочь генерал-майора помещика Бобровского уезда Александра Борисовича Казакова.

Сыновья:

1. Александр Иванович Звегинцов (ст.), умер в младенчестве.

2. Александр Иванович Звегинцов (мл.) (25.01.1869-02.11.1915), востоковед, подполковник, депутат 3-й и 4-й Государственной Думы. Участник Первой мировой войны. Погиб на фронте. Женат на Екатерине Михайловне Свербеевой (1879–1948). Имел сына Михаила Александровича Звегинцова (1904–1978) и дочь Марию Александровну Звегинцову, в замужестве Хальдсворд (1906–1978).

3. Владимир Иванович Звегинцов (28.12.1871–1944), шталмейстер, статс-секретарь, член Главного управления государственного коннозаводства. Женат на Елене Александровне Вонлярлярской (1888–1976). Имел двух сыновей — Владимира Владимировича Звегинцова (1913–2006) и Александра Владимировича Звегинцова (1916–1998).

4. Николай Иванович Звегинцов (14.05.1878-27.11.1932), генерал-майор (1917), командир 1-й бригады 13-й кавалерийской дивизии, начальник русских сил Мурманского края. Женат на фрейлине графине Софии Алексеевне Игнатьевой (1880-20.09.1935). Имел 4-х сыновей — Александра Николаевича (1903–1973), Николая Николаевича (1904–1969), Ивана Николаевича (1906–1919), Сергея Николаевича (1912–1963) Звегинцовыхи 3-х дочерей.

5. Дмитрий Иванович Звегинцов (18.01.1880 -23.10.1967), полковник. Женат на княжне Марии Ивановне Оболенской (1883–1943). Имел 5-х детей: 2 сыновей — Дмитрия Дмитриевича Звегинцова (1911–1984), Ивана Дмитриевича Звегинцова (1912–1941) и 3-х дочерей.

Дочери Ивана Александровича Звегинцова:

1. Мария Ивановна Звегинцова (20.07.1870-?), замужем за камер-юнкером Юрием Александровичем Нелидовым. У них пятеро детей.

2. Елена Ивановна Звегинцова (10.07.1874-24.05.1905), участница русско-японской войны, сестра милосердия. Умерла от тифа.

Вот она в 1903 году на знаменитом Императорском костюмированном балу в костюме средневековой боярыни.

3. Наталья Ивановна Звегинцова (13.02.1883–1920), фрейлина. Участница Первой мировой войны и Белого движения, сестра милосердия. Умерла от ранения в живот. Награждена Георгиевскими медалями 1-й, 2-й и 4-й степеней.

Цветной фотографии тогда, разумеется не существовало. В «глянцевых» журналах того времени того времени было принято раскрашивать особо выразительные снимки от руки.

Отец:

Александр Ильич Звегинцов (03.06.1801-27.08.1849), действительный статский советник, казанский вице-губернатор, волынский губернатор.

Мать:

Мария Павловна Черепанова (1817-29.04.1849), дочь кавалергарда Павла Сидоровича Черепанова.

Братья:

1. Владимир Александрович Звегинцов

(17.11.1838-11.02.1926), подполковник. С 1864 года жил во Франции. Состоял в гражданском браке с Варварой Дмитриевной Римской-Корсаковой (ур. Мергасовой) (ум. 1877). В 1916 году вступил в брак с Марией-Луизой Дульо (1874–1945). Бездетен.

2. Николай Александрович Звегинцов

(28.04.1848-09.12.1920), гвардии ротмистр, тайный советник (06.04.1903), гофмейстер Высочайшего Двора (1910). Предводитель дворянства Новохопёрского уезда (1875–1883, 1890–1901), предводитель дворянства Воронежской губернии (1883–1888), смоленский губернатор (1901–1905), лифляндский губернатор (1905–1914). Сенатор с 1915 года. Женат дважды. Первая жена — Анна Евгеньевна Вонлярлярская (1850-09.09.1937), дочь камергера. Разведены с 16.10.1889 года. От этого брака одна дочь. Во втором браке с Ольгой Николаевной Сталь фон Гольштейн (03.02.1869-17.09.1938). От второго брака имел двух сыновей и трёх дочерей.

Дед (по линии отца):

Илья Иванович Звегинцов (1763–1828), капитан.

Племянники:

1. Владимир Николаевич Звегинцов (11.02.1891-27.04.1973), полковник. Женат на фрейлине Анастасии Михайловне Раевской (12.04.1890-03.02.1963).

Имел сына Владимира Владимировича Звегинцова (19.10.1914-30.01.1996), историк русской армии, генеалог.

2. Николай Николаевич Звегинцов (1894 — после 1927), штабс-капитан. Участник Первой мировой войны. Был ранен. Женат на Ольге Ивановне Оболенской. Умер в Соловецком лагере.

Племянницы:

1. Анна Николаевна Звегинцова (1870–1950), замужем за князем Волконским.
2. NN Николаевна Звегинцова.
3. NN Николаевна Звегинцова.
4. NN Николаевна Звегинцова.

*

Иван Александрович Звегинцов скончался 1 октября 1913 года. Похоронен близ Никольской церкви в Масловке. Могила не сохранилась. По другим сведениям, был похоронен вместе с женой в часовне в имении Марусино.

* * *

Нижеследующие отрывки из воспоминаний Дмитрия Ивановича Звегинцова выискал в архивах, отобрал по своему вкусу и прислал мне Klimoff, за что я его дополнительно благодарю.— Э. Л.

Из воспоминаний потомков Звегинцовых

ф. 1 д. Е-147.
лл. 5–6
Димитрий Иванович Звегинцов
18 января 1880 — 23 октября 1967

В Glasbury on Wye — Великобритания, скончался 23 октября Председатель Кавалергардской Семьи Димитрий Иванович Звегинцов. Сын действительного тайного советника Ивана Александровича Звегинцова и его жены Марии Александровны, рожд. Казакова, поступил, по окончании Императорского Александровского Лицея, в августе 1901 года юнкером в Кавалергарды. В октябре того же года произведен в корнеты с оставлением в рядах №4-го эскадрона, в котором протекла вся его мирная и боевая служба в полку.

Заведуя полковой учебной командой в 1910 г., он подготовил тот унтер-офицерский кадр, с которым полк выступил на войну и который так блестяще оправдал ту боевую выучку, инициативу и сноровку, вложенную Димитрием Ивановичем.

Требовательный по службе к своим подчинённым и ещё больше к самому себе, он заслужил среди них глубокое уважение.

1916 год застал его в чине полковника помощником командира полка по хозяйственной части. Его неутомимая деятельность в этой области быстро привела в порядок немного запущенную хозяйственную отчетность полка, создавшуюся вследствие постоянных перебросок с фронта на фронт.

Наступившая революция с новыми демократическими веяниями в высших командных сферах принудила его покинуть полк. Он был назначен состоять для связи при иностранных миссиях в Ставке. Эту же должность занимал он во время Гражданской войны на юге России.

Последние годы он жил в небольшом купленном им имении в Sussex, а затем у своего сына Димитрия, бригадира Великобританской Королевской армии. В его лице Кавалергардская Семья потеряла не только своего председателя, но и в высшей степени культурного и образованного товарища.

лл. 7–8
Письмо, написанное Димитрию Ивановичу Звегинцову,
председателю «Кавалергардской семьи»
6 Essex Villas, London, W.8 Western 6555
3 мая [19]60

Милый и дорогой мой Барин,

Прости, что так поздно отвечаю тебе и только теперь смогу сказать от всей души:

Христос Воскрес!

Ты знаешь, что скончалась наша дорогая Вел. Княгиня Ксения Александровна. Во время ея болезни и после ея кончины я почти ежедневно ездил в Hampton Count между службами. Я смог это сделать благодаря моему другу Аркадию Георгиевичу Ракову, который безкорыстно возил меня туда и обратно.

Я ещё не совсем очухался от этого удара. Она была не только сестрой нашего убитого Царя, она была удивительно чистый и светлый человек. Ея вера, и глубочайшее смирение, и любовь ко всем были исключительны. Когда Владимир Кириллович объявил свой манифест, она сказала, что будущий Русский Царь должен быть избран Всероссийским Земским Собором с благословения будущего настоящего Патриарха. Что не следует навязывать людям в России Царя из беженства. Глубоко национальное понимание положения.

Для меня это был большой и серьёзный удар. Благодарю Бога, что Он, вероятно ради ея светлой души, дал мне силы принести ей то утешение, которое только Церковь может дать.

⟨…⟩

Думаю о тебе и вспоминаю и твоих дорогих ушедших. Храни тебя Господь и Царица Небесная.

Сердечно тебя любящий Твой старый Гога. (Прим.: в миру гр. Г. А. Шереметев, бывший младший офицер эскадрона 4 Кавалергардского полка.)

л. 9

Путешествие из Петербурга в Масловку

Уже скоро десять часов вечера. Вот низкое, небольшое здание вокзала Николаевской железной дороги. На площади перед станцией неуклюжий памятник Императору Александру III работы Паоло Трубецкого. На станции уже нет ни суеты, ни сутолоки. Пассажирские поезда на Москву уже давно ушли, остается один лишь скорый. Поезд весь из синих, первого класса, вагонов стоит у платформы, в составе всего лишь шести вагонов и паровоза.

Вагоны все спальные, и во многих постели уже приготовлены. Пассажиры не торопясь занимают свои места в вагонах, и ровно в десять плавно, без толчков, поезд отходит и начинает набирать скорость. Тряски в вагонах почти незаметно. Они лишь плавно покачиваются. Остановок до Москвы немного: Лобань, М. Вишера, Бологое, Тверь, Клин. Пассажиры укладываются спать и засыпают под мерный стук колес. Кто рано проснулся, выходит на станции Клин выпить чай или кофе в станционном буфете, более ленивые получат чай в вагоне. Ровно в девять часов поезд останавливается у платформы в Москве. Когда мы были детьми, то всегда просили, чтобы нам купили в Твери мятных пряников, которыми Тверь славилась. Пряники эти были в виде стерлядей, карпов, петухов, Георгиев победоносцев на коне и т.п. и конечно доставляли нам громадное удовольствие.

В Москве переходили на Рязанский вокзал Московско-Казанской железной дороги, который был всего в нескольких стах шагах разстояния от Николаевского по ту сторону площади, но прямого сообщения между ними не было, потому что он стоит значительно ниже.

Скорый поезд на Козлов, Воронеж, Ростов, а позже на Минеральные Воды и Баку, отходит часа в три дня, и потому на станции обычно приходилось ожидать четыре-пять часов.

Поезда отходили один за другим, и среди толкотни и сутолоки время проходило незаметно. Около часа основательно завтракали и затем, как только поезд подавали к платформе, грузились в него и устраивались поудобнее, так ⟨как⟩ ехать приходилось до следующего утра. Вагоны тоже были спальные, не такие хорошие, как на Николаевской Ж. Д., и кроме того, были и вагоны второго класса, а в последние годы даже вагон-ресторан.

На Московско-Рязанской Ж. Д. мы всегда ожидали с нетерпением станцию Фаустово, где покупали горячие пирожки, начиненные рубленным мясом, которые горами лежали на буфете, так как станция ими славилась. Затем в Коломне покупали коробки с Коломенской фруктовой пастилой, очень вкусной, и тоже местной знаменитостью. Около шести часов вечера приезжали в Рязань, где обычно поезд стоял около часа времени и пассажиры выходили на станцию обедать. Еда обычно была очень хорошая. Неизменные щи с пирожками и разнообразные другие вкусные вещи.

От Коломны до Рязани поезд шёл по долине реки Оки и Москвы, и когда приходилось ехать весной во время разлива, то по обе стороны полотна железной дороги видна была одна лишь вода версты на две-на три в обе стороны. Летом же эти заливные луга были сплошь уставлены стогами сена.

л. 10

После Рязани обычно начинали уже укладываться спать. Приходит проводник раскидывать койки, и всегда эта процедура вызывала значительный интерес: сначала спинка сидения поднималась кверху, из стенок опускались вниз два пальца, на которые эта спинка опиралась, и затем вытаскивались две пружины по бокам, и вся спинка переворачивалась низом вверх. Эта часть вместо красного бархата была обита белым с красным полосатым тиком, и с длинного наружного края была вроде занавеси длинная полоса такого же матерьяла, сквозь всю длину которой проходит круглый ремень с петлями на конце, которые и зацеплялись за крючки в стенках, и это приспособление не давало свалиться с койки во время сна. Затем переворачивалось так же точно и нижнее сидение, откуда вынимался ещё дополнительно матрас для верхней койки. Приносились в мешке простыни, одеяла, подушки и постель была готова. Спать было мягко и тепло. Если тотчас ещё не ложились спать, то выходили пить чай на станции Ряжск. Утром просыпались уже недалеко от станции Лиски, где надо было менять поезд или же ехать уже на лошадях последние двадцать верст, что в прежнее время обычно и делали, ибо Харьков-Балашевская линия Юго-Восточных Ж. Д. была построена лишь в 1897 или 98 году.

На станции Лиски буфетчиком был татарин Гассан, когда-то бывший лакеем в одном из Петербургских ресторанов. Наскоро пили чай с какой-либо закуской и торопились ехать дальше. Поезд на ветке уже был совсем другого качества: вагоны были старые, трехосные, всего один синий вагон Его класса, один жёлтый II-го класса и пять или шесть зеленых вагонов III-го класса. Паровоз тоже был небольшой, довольно старого образца, и да и скорость движения была не велика. Путь был одноколейный. На полдороги проезжали разъезд, затем станция Икорец…

л. 21–22

В своем дневнике Д. И. Звегинцов записал в коротких сдержанных словах грустные или трогательные семейные происшествия: смерть на фронте брата, смерть тоже на фронте сестры, приплытие из Дальнего Востока, в тяжелых обстоятельствах, жены с пятью детьми — сразу отправленных дальше, т.к. Россия больше не существовала…

Я, А. В. Звегинцов — племянник Д. И.— счёл нужным прибавить несколько строк, чтобы уточнить, «кто и что».

*

Александр Иванович Звегинцов (1869–1915), бывший ротмистр того же Кавалергардского полка. Уйдя в отставку, был деятельным общественным человеком, знатоком разнообразных вопросов: земледелия, государственной обороны… Член (от Воронежской губ.) III-ей и IV-ой Государственной Думы. «Октябрист». При объявлении войны, в 1914 г., вернулся на военную службу в качестве начальника разведывательного отделения 3-ей Армии. Сообщал друзьям: «нашел хорошее занятие для отца семейства: летаю». Убит 2.IX/1915 при крушении над фронтом военного аэроплана «Илья Муромец» (кажется, в те времена самый большой самолет на свете).

Жена, которую просили «приготовить», б. фрейлина Государыни Императрицы, Екатерина Михайловна, ур. Свербеева, человек высокого ума и широкого просвещения (ея семья была как бы звеном между западниками и славянофилами).

л. 23

5-го получил печальное известие:

«2-го Ноября во время боевого полета разбился на смерть подполковник Александр Иванович Звегинцов. Приготовьте супругу, тело Минске».

Послано адъютантом штаба III армии моей жене. Бедняга Саша, безконечно жаль его и, быть может, он погиб напрасно.

м. Росица. Местные жиды вздули цены на все предметы первой необходимости. Представители местных властей, как гражданских, так и военных, по-видимому не находят в этом явлении ничего неправильного или же просто по незнакомству с законами не знают, что предпринять.

л. 28

(ок. 12 авг. 1917) Запасный полк, стоящий в Славуте, разгромил имение, причем были убиты сам старик князь, капеллан и две племянницы старого князя. Зачем это варварство, одному Богу известно. Наш наряд, бывший там случайно утром накануне, предотвратил начало погрома, но на другой день это произошло и не успели прислать туда наряда вовремя. У графа Потоцкого есть громадный парк зверинец, где находятся все существующие породы оленей, есть там и зубры, подаренные ему Государем; товарищи начали охотиться и истреблять этих ценных зверей.

Потоцкий предложил заплатить в полк по 500 р. с каждого зверя, находившегося в зверинце, и дать взамен за каждого по быку, но это предложение было отклонено на том основании, что это «буржуйные» звери и потому подлежат уничтожению. Совершенно звериное разсуждение, а обитатели парка все были истреблены.

л. 49

26-го приехал в Киев. Город переполнен. Жизнь кипит, но кипит под немецкой охраной солидных часовых в их неуклюжих шлемах, при которых лишь для видимости стоят украинские конвойные. Эта часть Украинской оперетки — гетман, его конвой, правительство и министерства — все это играет в «больших» под благосклонным взором няньки — Германии, которая немедленно младенца сократит, лишь только он проявит излишнюю самостоятельность. Город или верхняя его часть — Липки — вся отхвачена проволочным загородками (это после убийства Эйхгорна). Без пропуска никуда нельзя пройти, причем пропуска есть трёх категорий: для германской территории не годится украинский-гетьманский дворцового коменданта, но не наоборот. И русские свиньи прекрасно слушаются немецких солдат, исполняющих обязанности шутцманов.

Сюда стёкся крупный петроградский буржуй: большая часть богатых и знатных людей здесь. Каждый нажим большевиков, делаемый в Москве или Петрограде (по приказанию свыше), проявляется волной беженцев сюда, где уплотнение достигло уже значительной степени, а здесь их ждут ловцы человеков и улавливают в свои сети.

л. 50

Многие люди, для которых революция не послужила уроком, а только лишь их озлобила, всё ещё мечтают о достижении прежних целей, как правых, так и левых. Правые партии не видят иного спасения, как возстановление монархии при помощи немцев и заключения с ними союза. Никакой торговли, никаких условий — только бы вернуть прежний строй, который был им удобен, и многие при этом занимаются обделыванием своих делишек, спекуляцией и праздной жизнью с шатанием по кабакам. Близорукие люди, они не видят, что своим образом действий они подорвут самую идею монархии, что не создадут ей прочного основания; кучки добровольцев из образованных сословий не могут служить для этой цели и приведут к ещё худшему крушению, чем теперь, или к потере независимости государством, т.к. порядок будет поддерживаться иноземными войсками. Это самые рьяные. Менее ретивые стоят на той точке зрения, что, имея в виду пользу России, надо пользоваться помощью оттуда, откуда её можно получить, т.е. здесь от немцев, т.к. главная и общая задача — это освобождение от большевизма. Казалось бы, не так плохо, но опять-таки полная непримиримость, т.к. только они знают, как спасти Россию, и поэтому все должны им уступить и следовать их предположениям. Третьи учитывают, что теперь судьба наша не в наших руках и будет решена на всеобщем мирном совещании. Но открыто никто не смеет выражать союзнических склонностей: хороший вкус требует неистово ругать французов и англичан, поносить их за устройство революции и считать,— что теперь мы с ними квиты и больше не обязаны быть верными нашим союзническим договорам, т.к. эти проклятые либералы хотят у нас насаждать демократизм — это немного общее настроение. Есть различные политические группы, но все исходят из соглашения с немцами, эти же, в свою очередь, ведут двойную игру: затягивают переговоры, обещают и т.д., но всё же одной рукой дают монархистам, а другой большевикам, и теперь (1I/IX/18 г.) большевики им выгоднее, но система всегда одна: разделяй и властвуй. Во всем видна работа на разлад, на параллельную организацию, на опорочение, на создание чего-то очень похожего на истину, но не совсем того, словом «эрзац» «мэд ин джермани» вполне это определяют…

Политические группировки в Киеве очень интересны: сочетания получаются из политических платформ плюс внешняя ориентировка. Люди, принадлежащие к одной партии, могут быть различных внешних направлений. Крайние монархисты — немецкого направления, и в них одних лишь видят спасение и возстановление монархии в России. Образ правления, где играет роль не выборное начало и власть не в руках людей немного лишь выше среднего уровня, а отбор, путем которого власть попадает в руки наилучших. Едва ли мы готовы к восприятию такого образа правления: переход от анархии к монархии был бы слишком резким. К этой группе принадлежит пятерка Кн. А. Н. Долгоруков, Ф. Н. Безак, Катенин, П. В. Скаржинский, А. А. Пантелеев и монархический блок, где особое значение имеет Союз Русского Народа (Марков/Замысловский), для них идея монархии стоит прежде России, вне монархии они её не мыслят.

Менее резко выраженные монархические стремления группируются возле деятелей, работавших в Москве в блоке Союза Спасения Родины; здесь можно встретить имена, которые пользуются весом и значением в стране (группа А. В. Кривошеина). Они разошлись с союзниками по вопросу восточного фронта, считая его разорительным и недопустимым, но в немецкий плен идут неохотно и желают, ранее чем договариваться, получить гарантии на предмет отмены Брест-Литовского мирного договора, кроме того, их сильно смущают недавние победы на Западном фронте. Эта влиятельная, но ещё колеблющаяся группа сама может поддаться влиянию. Я указал на это обстоятельство французскому посланнику в Яссах ст. Олерт, и он разрешил своему агенту Энно, во-первых, попытаться войти в соприкосновение с кем-либо из видных людей этой группы, не имеющей больше возможности соприкасаться с союзниками, но зато официально разговаривающей с немцами, а затем организовать (л. 51) пропаганду, но не антинемецкую, а чисто русскую, лишь с легкой окраской выгод, которые Россия может извлечь из победы союзников. Быть может, это принесет некоторую пользу. Мои ясские друзья настроены по отношению к России очень правильно.

⟨…⟩

Кадеты в Киеве набрали в рот воды и сидят потихоньку. Милюковцам говорить неловко — немцев бьют, а другим говорить здесь опасно — немцы побьют. С-Ры как существа необычайно узколобые, изучившие наизусть лишь одну песенку, и не могущие научиться другой, все тянутся к власти, несмотря на то, что безнадежно провалились, когда эту власть было получили, и продолжают бороться со всяким правительством во имя обретения права своего в борьбе.

Народная крестьянская масса притихла, глухо волнуется, ненавидит немцев, а еще больше буржуев, которые их призвали, чтобы отнять землю (им не втолковать, что товарищеская Рада призвала немцев), и грозятся на этот раз вырезать всех буржуев, чтобы и на развод не осталось. Приятный взгляд на будущее.

Параллельно или в противувес Добровольческой Армии в Киеве устраивается на немецкие деньги тоже добровольческая армия Астраханская и Южная. Обе монархические, но с какой-то между собою легкой разницей. Астраханцы, которыми командует Павлов, носят на рукаве шеврон из ленточки романовских цветов, Южные — шеврон из романовской и национальной, тогда как добровольцы — только национальных цветов, и две вышеупомянутые организации относятся к ней с презрением и называют либеральничающей и демократической. Местные толки говорят об Астраханской как поддерживающей Самодержавие и Императора Николая II, а Южная — наследника с регентством, но неизвестно кем. Представители обеих расхваливают свой товар и зазывают в свою лавочку и кивают головами на соседей, упрекая в либерализме. Одна будет формироваться в Ю.-В. области Войска Донского, другая в двух южных уездах Воронежской губернии, на правом берегу Дона. Ни та, ни другая не производят впечатления серьёзности. Формирование Астраханской было недавно приостановлено немцами, которые остались чем-то недовольны, кажется, переходом вербуемых в добровольческую, и тогда-то возникла Южная. Страшно, что все эти образования могут вызвать раскол, а в решительный час вожди их не сумеют между собой столковаться и одни пойдут против других. Некоторые генералы тут думают, что добровольцы к ним присоединятся, но предполагать это трудно, т.к. та армия уже шесть месяцев дерется, а эта только начинается.

л. 69

Помянем здесь сына Д. И., Ивана Димитриевича Звегинцова (1912-28.12.1941), убитого в рядах английской армии в боях под Аламейном.

Вот записка про него, найденная в бумагах Д. И.:

«Amongst the names included on the EL ALAMEIN War Memorial dedicated to soldiers, sailors and airmen fallen in the 1939–1945 War and who have no known graves:

County of London Yeomanry

I.D. ZVEGINTZOV Lieutenant

(1912–1941)»

л. 70

Мария Ивановна Звегинцова (1883–1943).

Урожденная Княжна Оболенская, дочь Генерал-Адъютанта Кн. И. М. Оболенского, Финляндского Генерал-Губернатора, Фрейлина.

Проявила много мужества в самых тяжелых обстоятельствах.

Когда муж отправился на войну в 1914 г. (они встретились вновь лишь в 1920 г., в Новороссийске, при трагичных условиях, и опять должны были разстаться), осталась одна с пятью детьми: от семилетней дочери до новорождённой. Работала добровольно в госпитале на Красный Крест. Когда в 1917 г. разразился в Петербурге переворот, увезла — как только это стало возможным — детей в имение матери под Симбирском. Работала при Армии — тогда ещё Русской…

Когда лава большевистского извержения докатила до Симбирска, с большим трудом покинула город с детьми на последнем поезде, обстрелянном большевиками при переправе через Волгу.

л. 71

Началось безконечное путешествие в товарном вагоне, при холоде и голоде. Поезд постоянно останавливался на долгие часы, пропуская отряды чешских солдат…

Наконец, где-то в Сибири, встретился английский офицер, знакомый по Петербургу, товарищ мужа, кавалергард, и русский генерал Дитерихс.

Тогда, из товарного, неотопленного вагона, семья была переведена… в спальный вагон!

Таким образом, М. И. с детьми благополучно достигла Владивостока.

Там она работала в Красном Кресте, с англичанами и американцами. Но всё думала, как бы соединиться с мужем, от которого получила известия из Белой Армии. И вот пустилась на кругоземное плавание, на шатком русском корабле, под французским флагом: Хонг-Конг, Сингапур, Индо-Китай, Колумбо, Адэн, Порт-Саид. Пересадка. Неприязненное отношение местных властей. Английский корабль, с турецкими пленными, на Константинополь. Высадка: опять холод и голодовка. Буря над Черным морем. Отсутствие пищи и воды.

Новороссийск. Встреча с мужем. Заболевание детей. Конец России… Опять Константинополь, Салоника… Сербия. Опять болезни детей… Служба в английском госпитале… И — наконец… — «тихое пристанище» в Англии (не взирая, конечно, на многие житейские затруднения…).

Два слова о сыновьях:

1. Дмитрий (1911–1984). Бригадир Королевской Британской Армии. В его доме, в Glasbury (Wales) нашел прошлым летом (1985 г.) все эти семейные и исторические данные.

2. Иван (1912–1941). См. записку.

л. 72

18-го Декабря поехал в Новороссийск встречать свою семью, которая прибыла из Владивостока.

Приехали они 19-го на транспорте «Тигр». Доставили их до Константинополя англичане по просьбе Хольмана, который написал личное письмо начальнику английского имперского штаба ген. Вильсону. (В свое время Бриггс просил Деникина дать мне командировку к Колчаку и говорил, что все расходы по поездке будут на счет англичан, но Деникин отказал.) 22-го приехали в Таганрог, а 23-го уже пришлось их отправлять, так как наш фронт развалился.

л. 73

Сестра Наталия Ивановна Звегинцова (1883-18.10.1920).

Фрейлина Государынь Императриц.

Сестра милосердия в войну 1914–1917 г. и в Гражданскую войну. Заразилась дважды сыпным тифом от своих больных. Переболев очень тяжело, была эвакуирована в Сербию. Но, больная и слабая, решила вернуться в Крым. По просьбе брата, баронесса Врангель устроила её сестрой в госпиталь в Ялте, но она непременно желала работать на фронте и была назначена в передовой отряд.

18-го Октября 1920 г. была смертельно ранена ружейной пулей. Отряду пришлось спешно сняться по тревоге и пробиваться через кольцо окруживших большевиков. Из боязни, при условиях боя, оставить в поле тело покойной, ея погребение было поручено крестьянину села Отрада (Таврической губернии) Дмитрию Рябцову, который сердечно отозвался на эту просьбу.

Припомним здесь тоже и старшую сестру Д. И. Елену Ивановну Звегинцову (1874–1905).

Отправилась сестрой милосердия на Русско-Японскую войну. Ухаживая за больными солдатами, умерла сама от сыпного тифа в Харбине.

Итак, обе сестры «положили душу за друзей своих».

л. 74

20-го Февраля на п/х. «Габсбург» уехала моя семья. Опять в неизвестность.

Во время отступления сестра Наталья, бывшая в передовом перевязочном отряде, смертельно ранена на походе и скончалась возле д. Голубовки. Ночью отряду пришлось сняться по тревоге и поэтому похоронить её не успели. Тело оставили у крестьян с просьбой предать земле (17/30 Октября 1920 г.).

л. 85

Около 13.00 ч. приехали в Лосево, где остановились в семье учительской или духовной на отдых. Очень радушные три пожилые женщины не вполне смело, но всё же разговорились — разсказали, как большевики разогнали всю интеллигенцию, врача нет,— убежал, второй врач взят заложником, земская аптека разграблена, лавки национализированы — торгует только кооператив, куда, кстати сказать, свезли все национализированные вещи из всех квартир покинутых. Теперь он заперт, но никем не взят под охрану или на учёт — боятся вновь прихода большевиков и расправы по доносу. Вот как сильная власть умеет заставлять исполнять и уважать свои распоряжения.

Симпатии населения если не на стороне большевиков, то и не на стороне казаков. Вся местная молодежь до 35 лет мобилизована и угнана большевиками. Причастные к большевизму живут в своё удовольствие. Видел на маленьком мальчике лет полутора новые сапоги, спросил сколько стоят, мать ответила не без гордости 240 рублей, самого обыкновенного вида крестьянка, которой дети обычно в летнее время года нормально ходят босыми, 240 р. по иностранному курсу — 12 руб. зол., а по внутреннему равны 24 рублям, такой расход даже зажиточные некрестьянские семьи себе не позволяли в прежнее время. Отсюда понятны большевистские симпатии — на легкую наживу все падки. Всюду заметна необходимость немедленной пропаганды с приходом войск, ибо в полосе боёв население наиболее страдает от потопок, обозной повинности и т.д. Их сыновья взяты большевиками, а казаки в них стреляют. Эта борьба для них совершенно посторонняя, ну как для китайцев, когда мы дрались в Манчжурии. Нельзя ли этих дерущихся помирить, чтобы они больше не мешали — вот примерно отношение к военным действиям, а отношение к большевизму и Добрармии все заключено в ответе одного пожилого мужика на мой вопрос «что вы здесь, большевики или нет». «Когда большевики здесь, мы с большевиками, а когда казаки здесь, мы с казаками, мы люди подневольные». В общем, всё пожилое население и все женщины недовольны большевистским правлением или вернее коммунистами: с большевизмом мирятся, т.к. это свой брат грабитель.

Совершенно сбиты с толку и не знают, кому верить, слухи распространяются невероятные: так, например, казаки возстановят крепостное право — так понимаются большевистские выкрики, что население с приходом казаков потеряет свободу и снова станет рабами. Потеряли Россию, погубили, пропала Россия — вот что приходится чаще всего слышать от крестьян, и выхода из положения они не видят никакого, но сознания того, что они сами виноваты в том, что происходит, и что им нужно примкнуть к той или другой стороне и с оружием в руках отстаивать свои стремления, это ещё ими не понято.

Остановились в доме священника, где два дня тому назад был большевистский штаб. Жена священника разсказала, как её поразила малограмотность большевистского командного состава, который всецело под контролем своих подчиненных, ещё одна черта — это постоянное сквернословие. Наши части на два дня потеряли Березовку, по возвращении ея оказалось, что всё мужское население в возрасте от 18 до 35 лет угнано большевиками. Добровольцами население к нам не идет, боятся и говорят — если мобилизуете, тогда пойдем, а добровольно — нет, боимся большевиков.

л. 86

По пути, в Сергеевке, крестьяне при виде английского генерала со свитой решили, что это царь едет.

л. 88

Беседовал с Врангелем, который горько сетовал на то, что ему ничего не дают — ни войск, ни обмундирования, ни хлеба, правда, последнее зависит от Кубани; с ними он и приехал торговаться, но вероятно тут есть и более глубокая подкладка интриги и т.п. Врангель говорил, что на его фронте сейчас положение тяжёлое, конница его очень слаба численно, а пехота 6-я див. никуда не годится и, несмотря на все его указания, его советам не последовали, и теперь большевики сосредоточились и бьют. Видимо, ни донцы, ни кубанцы без настоящих частей добрармии ничего не стоят. А Деникин ещё так выразился: «грабят так, что ужас, уж я их всех загнал в тот угол к Волге, а здесь у меня нет регулярной конницы вследствие недостатка в седлах». Имел интересный разговор с одним человеком, который усматривал возможность замены Врангелем Деникина, т.к. вследствие слабости власти и неопределённости программы крах неминуем, а Врангель, по его мнению, может выставить монархический флаг, проявить власть и собрать вокруг себя тех, кто по ней тоскует. Это только подтверждает мое предположение, что Врангель является центром грязной интриги, которая только может внести раскол и ослабление; сам он человек низкопробный, без определённых убеждений, его одно лишь убеждение это оппортунизм, враль, а главное — не обладает способностями устроителя. Мне кажется, он может быть является несознательным орудием в руках немецкой агентуры, которая ни за что не хочет дать нам объединиться. Я боюсь, что Врангеля переоценивают, и многие, из-за недовольства главным командованием, а особенно Романовским, готовы его поддерживать. Если это случится, то все рухнет, т.к. начнётся немедленно бешенная скачка достиженцев и политические партии едва ли его поддержат. Дай Бог, чтобы мнение мое было ошибочным, т.к. многие люди, которых я люблю и уважаю, очень высокого мнения о Врангеле, а мне кажется, что его несомненные военные успехи нарочно им раздуваются путем преувеличенных донесений ради вящей своей славы.

л. 94

23/10 сентября.

Тот же день вечером.

Две телеграммы от воен. мин. Черчилля: 1) предполагает ли ген. Деникин быть в Москве в нынешнем году, 2) сионисты жалуются на еврейские погромы, учиняемые Д. А.

На первый вопрос ген. Деникин сказал, что дать ответ весьма трудно, т.к. очень многое зависит от политики союзников по отношению к петлюровцам и Румынии, а также Закавказью. Сейчас наш левый фланг не обезпечен и в Малороссии приходится держать два корпуса, которые весьма нужны для дальнейшего движения на север. Если левый фланг будет обезпечен, он надеется дойти в этом году до Москвы, опираясь на Царицын справа и заходя левым плечом. В противном случае, конечно, движение будет очень трудным, т.к. придется выдвигать центр, не обезпечив флангов.

По второму — положение чрезвычайно напряженное, ненависть к евреям нарастает, с величайшим трудом удается удерживать части от расправы с евреями, особенно имея в виду, что 80% комиссаров — евреи. Д. А. наиболее дисциплинированная, и её удается удерживать, но, напр., ген. Май-Маевский, отдавший приказ, покровительствующий евреям, теперь очень сожалеет об этом, так как его прозвали жидовским батьком. Украинцы на этой почве пропагандируют против Д. А. Казачьи войска менее послушны и были случаи убийства жидов и погромы, но все чрезвычайно раздуто, так, напр., говорят, что в Лозовой убито 90, а всего было два случая. Пощипали немного в Екатеринославе и Кременчуге, но надо принять во внимание, что в это время против нас действовали целые войсковые части из жидов. Представителям евреев Харькова, Киева, Ростова и др. городов (л. 95) ген. Деникин сказал откровенно, что он к ним симпатии не чувствует, но принимает все меры к предотвращению погромов с чисто государственной точки зрения, т.к. в противном случае в парламентах Англии, Франции, Америки поднимется невероятный шум, но предупреждает, что ненависть к жидам, особенно в Малороссии, так велика, что едва ли он сможет сдержать накипевшую злобу от проявления, и что только сами евреи могут помочь этому делу, не вызывая и не раздражая так, чтобы об них забыли, и воздействовать через посредство влиятельных мировых евреев для прекращения зверств в совдепии со стороны еврейских комиссаров.

Ген. Хольман в своей ответной телеграмме приблизительно так и сказал, но вылил в очень сильной форме часть задачи Д. А. в следующей фразе: «ген. Деникин выступил поборником христианства против наиболее дьявольского антихристианского движения, которое когда-либо наблюдалось в истории человечества».

25/12 Сент. ген. Хольман снова был у главкома по поводу протеста сионистов в Константинополе по поводу еврейских погромов. В телегр. сказано, что ген. Деникин заявил представителям евреев, что он не может и не хочет оградить евреев от насилий. Ему указали на Сибирь, что там нет погромов, на это будто бы он сказал — у Колчака сидят американцы, а здесь их нет. Что осваг ведет травлю против евреев. Ген. Деникин повторил сказанное им накануне и затем, указывая на газету «Киевлянин», издаваемую Шульгиным и Савенко на средства, получаемые от освага, сказал: тут нет ни слова о евреях, немного лишь монархична, ну это преждевременно. Что же касается Сибири, то там нет еврейского населения и Сибирь была вне черты оседлости и народ там евреев совсем не знает.

л. 99

7/20 Октября. Выезд в 8 часов утра из Таганрога, кстати благодаря непослушанию одного из полубогов, именно Шкуро, который ослушался приказания, не прислал дивизии, разбойник Махно захватил Мариуполь.

21-е ст. Абганерово. Худые, изможденные, в лохмотьях пленные большевики просят хлеба. Один из англичан мне сказал, что в миссии есть один офицер английского еврейского происхождения, который в разговоре на тему об участии евреев в большевизме отрицал это и говорил, что процент комиссаров-евреев значительно меньше того, который обычно указывают (85), что в болыпевистии они никакими особыми преимуществами не пользуются, что там ко всем относятся равно, а вот с приходом Д. А. начинаются гонения на евреев, что на них натравливают население, указывая на то, что они причина зла, словом, вводят в систему жидоненавистничества, как было при старом режиме.

л. 100

Был на позициях у Песковатки. Накануне противник вёл наступление, но, понеся значительные потери пленными около 400 человек, отступил. Мобилизованные сдаются охотно, но их пугают разсказами о жестокости казаков, сзади подгоняют пулемётами и в случае бегства выпускают на них свою же конницу. Были подобраны раненные своими же большевиками. Пленные одеты хорошо, но жалуются на плохое питание. Дерутся лишь конные части, пулемётные команды, составленные из коммунистов, ездящие на тачанках, и флотилия, которая обстреливает наши позиции из дальнобойных орудий.

л. 101

28-го в Царицыне был парад и раздача английских орденов английским и русским офицерам. Сам Врангель получил К. С. М. Джи., Топорков Д. С. О., днем ходили гулять по городу, который довольно пуст и вид у населения не слишком уверенный. Вечером был обед у Врангеля со всеми английскими офицерами. Юные генералы очень мило и лихо отплясывали. Вечер носил «локальный колорит», к сожалению Врангель сильно захмелел и слишком много говорил речей, играя на популярность среди казаков; и нещадно громил Раду и правительство Кубани; между прочим, он завел себе ручного С-Ра Никитина, который в маленькой речи самым беззастенчивым образом польстил ему, назвав его творцом Добровольческой Армии ещё в 1917 году в Ставке. В ту пору Врангель просто придумывал для себя карьерные комбинации для повышения, а в Д. А. приехал очень поздно. Никитин или глуп, или же, как это часто свойственно подобным ему, прохвост.

Ген. Хольман так напился, что его лишь с величайшим трудом удалось уговорить уехать домой. Он танцевал лезгинку с саблей в зубах и кинжалами за воротником, обменялся оружием с Врангелем и в результате так сильно порезал себе руку, что пришлось её перевязать. Надо сказать, что все англичане намокли и очень сильно — нашего гостеприимства они не выдерживают.

л. 118

25 мая 1920. Джанкой. Обед у Слащёва. Надир. Неприятное впечатление. Сам Слащёв вызывает чувство некоторого тревожного ожидания — вот-вот что-то случится, в лице, голосе, движении истерическая нотка, так и ожидаешь срыва всё время. Человек этот не может нести ответственности за свои поступки. Его фаворит полк. Мезерницкий тоже производит впечатление какой-то ненормальности. Музыка, вино, женщины: какое-то изуверство, а не воинство. При этом смелость, решительность, предприимчивость, смесь противуположений. В одежде Слащёв подражает Скобелеву.

Справка

Александр Ильич Звегинцов был полковником лейб-гвардии Преображенского полка. С 1837 г. был вице-губернатором в Казани, затем волынским губернатором, действительным статским советником, владельцем золотых приисков в Сибири и землевладельцем Воронежской и Тамбовской губерний.

Приобрел Петровское в 1838 году, Масловку — чуть позже, в начале 40-х годов. Даты жизни: 1801–1849 годы.

Александр Ильич Звегинцов был губернатором Волынской губернии с 27 марта 1837 по 3 сентября 1837. Его преемником на Волыни был Маслов, генерал-майор, 3 сентября 1837–1839 г. У Маслова Звегинцов и купил Масловку!

А. И. Звегинцов был женат на Марии Павловне, урождённой Черепановой (1817–1849). Супруги имели трёх сыновей, Владимира, Ивана и Николая. После смерти родителей над владениями их малолетних детей была учреждена опека. А в 1857 году по разделу между братьями село Петровское с одноименной усадьбой перешло к Николаю, а Иван получил Масловское имение (Лискинский район).

Из 15-ти комментариев по поводу фото «Петровского», Дом отдыха Петровский:

«Так что от Звегинцовых осталось ровным счетом ничего,— за исключением аллеи деревьев, ведущей на Хопёр, и названия ближайшего железнодорожного полустанка. Петропавловскую церковь в Петровском (ранее Петровское-Звегинцово) — тоже разрушили, на её месте — пустырь.

«Слову своему господин и раб»,— девиз. Герб — подкова с полумесяцем».

Ну и я остался, их боковой побег.

Яркие представители рода Звегинцовых

— Конечно же, брат Ивана Александровича, пылкий любовник, старший сын Александра Ильича, Владимир Александрович Звегинцов (1838–1926 годы). Служил в привилегированном Кавалергардском Её Величества полку. Его ожидала блестящая военная карьера. И вот в возрасте 25 лет, в чине подполковника, влюбившись в знаменитую красавицу того времени Варвару Дмитриевну Римскую-Корсакову, мать нескольких детей, чужую жену, не дожидаясь развода, бежит Владимир Александрович с любимой во Францию.

Судя по портрету Варвары Дмитриевны кисти Винтерхальтера (1864 год), его можно увидеть сегодня в Лувре, Варвара Дмитриевна стоила карьеры. И она была экстремальная женщина. На какой-то бал императрицы жены Наполеона III-го она явилась фактически обнаженная, в тюлевом, что ли, платье. Чем вызвала гнев императрицы и была отлучена от двора.

Прожили Владимир с блестящей и безумной Варварой Дмитриевной всего лишь 14 лет. В 1877 году урожденная Мергасова (род этот неизвестен, так пишут в источниках) умерла. Владимир Александрович дожил аж до 1926 года и умер в Ницце. В 1916 году, за десять лет до своей смерти, он вступил в брак с француженкой Марией-Луизой Дульо. Был бездетен.

— Конечно же, ярок сын Ивана Александровича Николай Иванович (там все сыновья яркие, но этот мне приглянулся, так как белогвардеец-генерал — он призвал англичан на Русь, был военным начальником Мурманского края, белогвардейская сволочь, идеологический враг). Это он «пригласил англов в Архангельск», во всяком случае, так утверждает Википедия. Между тем, умер в 1932 году во Франции в городе Ванве. Был женат на графине Софии Александровне Игнатьевой.

— Елена Ивановна. Прожила только 31 год. Добровольно участвовала в русско-японской войне. Умерла в 1905 году в госпитале в Харбине, заразившись тифом.

— Наталья Ивановна. 1883–1920 годы, прожила подольше сестры, фрейлина Государыни Императрицы. Работала сестрой милосердия во время Первой мировой войны. И в Гражданскую войну. Для того чтобы сражаться с большевиками, вернулась в Россию из Сербии. 17 октября 1920 года была смертельно ранена пулей в живот и скончалась в походе.

— И еще путешественник по Корее и военный шпион Александр Иванович Звегинцов (1869–1915). По Корее он путешествовал в 1898 году. Вывез оттуда «розу Звегинцова» — корейский шиповник, известный в ботанике под таким названием. В экспедиции также участвовал инженер Гарин-Михайловский. Были составлены карты.

* * *

Звегинцовы населяли русскую историю с допетровских времен. Вот те, кто упомянут в документах:

Звегинцов Александр Иванович (1907), депутат III Гос. Думы 1907.11.01–1912.06.09.

Звегинцов Антон Григорьевич (1621?–1636).

Звегинцов Аполлон Николаевич (†1885.11.13, с. Полянское Курск, у.) тайный советник.

Звегинцов Асей (1720), в 1720 житель д. Ванина Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Владимир Николаевич (1891.02.11, с. Петровское-Звегинцово Воронежской губ.— 17(27)1973.04, Париж) — вы его уже знаете!

Звегинцов Гавриил (1720), в 1720 житель д. Ванина Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Дмитрий Иванович (1909), в 1909 поручик лейб-гв. Кавалергардск. полка в СПб.

Звегинцов Дмитрий Иванович (1918–1967.10.23 в Гласберион-Вайл, Англия) — этого тоже знаете.

Звегинцов Евлампий Епифанович (1684), в 1684 сын-боярск. Помещик Обоянь-уезда (1684).

Звегинцов Епифаи Харитонович (1651), сын-боярск. помещ. Обоянь. Оклад-250 чет., 8 руб. (1651.02).

Звегинцов Иван Александрович (†1913.10.01), им. Марусино Бобровск. уезда — уж его-то знаем, да.

Звегинцов Иван Филипович. В 1684 сын-боярск. помещ. Обоянь-уезда.

Звегинцов Карп Козминич в 1684 сын-боярск. помещ. Обоянь-уезда.

Звегинцов Козьма в 1720 житель с. Веденское, что на Млодоти Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Кузьма Алексеевич (1621?–1636) сын-боярск. помещ. Курск, уезда. Оклад — 200 чет. (1636.03.10)

Звегинцов Кузьма Иванович (1621?–1636) сын-боярск. помещ. Курск, уезда. Оклад — 200 чет. (1636.03.10).

Звегинцов Михаил Хорламович. В 1651 сын-боярск. помещ. Обоянь-уезда. Оклад — 300 чет., 10 руб. (1651.02.).

Звегинцов Мортин Иванович. В 1636 сын-боярск. помещ. Курск, уезда. Оклад — 100 чет. (1636.03.10).

Звегинцов Николай Иванович (1878.05.14–1932.11.27 в Ванве, Франция) — он нам знаком.

Звегинцов Онис Денисович. В 1615 сын-боярск. помещ. Оскол-уезда, село Яблоновое.

Звегинцов Парамон, в 1720 житель д. Звегинцова Курицкого стана Курск, уезда.

Звегинцов Савелий, в 1720 житель д. Звегинцова Курицкого стана Курск, уезда.

Звегинцов Сафой, в 1720 житель д. Звегинцова Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Семен Тимофеевич, в 1684 сын-боярск. помещ. Обоянь-уезда. Село Никольское

Звегинцов Терентий, в 1720 житель с. Веденское, что на Млодоти Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Тит, в 1720 житель д. Большая Долженкова Курицкого стана Курск, уезда.

Звегинцов Тихон, в 1720 житель д. Ванина Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Федор, в 1720 житель д. Звегинцова Курицкого стана Курск, уезда.

Звегинцов Федор, в 1720 житель д. Звегинцова Подгородного стана Курск, уезда.

Звегинцов Федор, в 1720 житель с. Рыжково Тускарского стана Курск, уезда.

Звегинцов Харитон Лаврович, в 1636 городов, сын-боярск. помещ. Курск, уезда, оклад — 250 чет. (1636.03.10).

Звегинцов Яков, в 1720 житель д. Ванина Подгородного стана Курск, уезда.

* * *

Этот текст, как и некоторые другие о семье Звегинцовых, позаимствован мною из Интернета, это исследование двух авторов: К. Вихляева и Ю. Арбатской, я их тут называю, это их труд. В тексте вы столкнётесь с людьми, темами и сведениями, которые уже появлялись в этой книге, но там в других контекстах они служили другим целям. Здесь я не захотел зачищать текст, пускай пройдут перед вами во второй, в третий и даже в четвёртый раз — лучше запомните.— Э. Л.

Побочное ответвление.
Судьба Александра Ивановича Звегинцова

С именем Александра Ивановича Звегинцова связано название дикорастущей розы Rosa sweginzowii. Европейским специалистам по истории роз практически не известно это имя, хотя в классификаторе дикорастущих видов существуют несколько вариаций этого шиповника:

Rosa sweginzowii var. Grandulosa,
Rosa sweginzowii var. inermis,
Rosa sweginzowii var. stevensii,
Rosa sweginzowii var. Sweginzowii,
Rosa sweginzowii «Macrocarpa».

Достаточно сказать, что в известной книге Джанфранко Финеши, в главе об этимологии видовых таксонов в культуре розы, напротив Sweginzowii значится следующее объяснение:

«название этой розы, интродуцированной из Китая в 1909 году и используемой работниками питомников, вероятно, имеет отношение к имени ботаника (польского?); такое труднопроизносимое название, вероятно, связано с орфографической ошибкой в написании слова».

Если бы наш виртуальный розарий можно было воплотить в реальность, то роза Звегинцова сильно выделялась бы из общего ряда на «генеральской аллее». Дело в том, что все сорта, описываемые нами прежде, являются садовыми гибридами, выведенными селекционным путем, а роза Звегинцова — дикорастущий дальневосточный шиповник, который назван в честь его первооткрывателя. Об этом неизвестном «польском ботанике» и пойдет речь далее.

Считается, что род Звегинцовых ведет своё начало от Степана Семеновича Звегинцова, жившего в 1650 году на территории будущей Курской губернии. Многочисленные потомки основателя династии были военными, участвовали в сражениях во времена правления Петра I, Елизаветы, Екатерины Великой и далее. Расселившись по внутренним губерниям России — Воронежской, Курской и Тамбовской, они имели вотчинные земли и усадьбы, а на родовом гербе Звегинцовых были изображены подкова и полумесяц с девизом: «Слову своему господин и раб». Этот девиз ни один из потомков рода не посрамил ни разу, и можно с уверенностью сказать, что все Звегинцовы верой и правдой служили Отечеству, с честью исполняя свой долг.

Александр Иванович родился 25 февраля 1869 года. Его бабушка, Мария Павловна Черепанова (1817–1849), была дочерью первого адъютанта Кавалергардского полка, а дед, Александр Ильич Звегинцов (1801–1849), выйдя в отставку в чине полковника, долго служил на статских должностях, в частности казанским вице-губернатором и Волынским губернатором. Дед был состоятельным человеком: он владел золотыми приисками в Сибири, у него были имения в Тамбовской, Курской и Воронежской губерниях, и даже в Крыму.

В начале 1840-х годов дед приобрел имение Масловка в Бобровском уезде Воронежской губернии, которое на многие годы стало родным гнездом для целой династии Звегинцовых. Обустраивая своё имение, Александр Ильич насадил леса, защищая дом от частых ветров на берегах Дона. Часть его сосновых посадок уцелела до 1917 года и тогда представляла собой могучий мачтовый бор. Рачительный хозяин, знаток и любитель садоводства, Александр Ильич завел плодовый сад, конный завод, овцеферму, построил оранжереи, где на зависть соседям-помещикам выращивались диковинные ананасы [2].

Все трое сыновей Александра Ильича были отчаянными кавалеристами, служили в привилегированном Кавалергардском Ее Величества императрицы Марии Федоровны полку. Старший, Владимир (1838–1926), влюбившись в знаменитую красавицу Варвару Дмитриевну Римскую-Корсакову, бросил карьеру военного и, не дождавшись её развода с мужем, тайно перебрался с любимой в Париж, а затем в Ниццу. Портрет Варвары Дмитриевны кисти Винтерхальтера сегодня можно увидеть в Лувре.

Николай, младший сын (1848–1920), прослужив недолго в Кавалергардском полку, вышел по болезни в отставку и статскую службу, пройдя ряд назначений, закончил в должности губернатора Лифляндии (1905–1914).

Средний сын, Иван (1840–1913), отец героя нашего рассказа, так же, как и братья, начал службу кавалергардом. Затем был назначен адъютантом к московскому генерал-губернатору князю Долгорукому. Вскоре он женился и сразу ушел в отставку полковником (1868). Вот краткий перечень его должностей: почетный мировой судья Бобровского уезда Воронежской губернии, уездный предводитель дворянства в Звенигороде под Москвой, воронежский вице-губернатор, бобровский уездный предводитель, курский губернатор, член Совета Министерства внутренних дел. В 1892 году Иван Александрович — тайный советник. Приведем цитату из статьи воронежского историка А. Н. Акиньшина, который любезно согласился поделиться своими находками:

«Не забывал И. А. Звегинцов и о своих воронежских усадьбах. В бобровской Масловке им был построен многоэтажный каменный дом с нарком вокруг, усовершенствован конный завод, поставлена винокурня. На старых посадках вдоль песчаных донских берегов помещик организовал лесное хозяйство по последнему слову науки. Венцом агрономических новаций землевладельца явилось разведение виноградника на площади в несколько десятин. Особого дохода он не давал: просто было приятно доказать себе и природе возможность выращивания южных ягод так далеко на севере.

Настоящей помощницей мужу по управлению имениями стала Мария Александровна, урожденная Казакова (1845–1908). Она занималась развитием животноводства и птицеводства, построила маслобойню и сыроварню, заложила саженцевые питомники, оборудовала для опытов оранжерею. ⟨…⟩ К тому же Мария Александровна вполне достойно выполнила свой супружеский долг: произвела на свет восьмерых чад…» [3].

Одним из «восьмерых чад» был Александр Иванович Звегинцов. В 1888 году Александр поступил в Морское училище, закончил его с премией имени адмирала Нахимова и был произведен в мичманы, однако в 1890-м был переведен в Кавалергардский полк. Через два года Александр поступает в Академию Генерального Штаба, а в 1894-м вновь откомандирован в свой полк.

О следующих четырех годах службы Александра Ивановича ничего сказать не можем. Имя вновь появляется в исторических хрониках в связи с назначением его руководителем экспедиции в Северную Корею. Собственно говоря, с этого момента и начинается самое интересное.

Экспедиция была инициирована Генеральным Штабом России с целью сбора разведывательных сведений о характере местности и составления военно-топографических карт территории. В преддверии русско-японской войны 1904–1905 годов это, вероятно, диктовалось необходимостью, так как сама Корея была довольно закрытым государством. Чтобы придать экспедиции видимость научно-экономической, была запущена информация, что целью исследования является выяснение вопроса о лесной концессии владивостокского купца Бринера, вокруг приобретения которой в русском правительстве на рубеже столетий возникло много споров и дискуссий. В записке, поданной на имя императора Николая II в начале 1898 года, организаторами предлагалось приобрести концессию Бринера, так как «эта концессия давала право проводить дороги, держать лесную стражу и т.и., словом, хозяйничать в северной Корее. Для осмотра этих лесов могла быть отправлена экспедиция, которая, не возбудив толков и дипломатических запросов, исследовала бы всесторонне северную Корею».

Итак, в мае 1898 года экспедиция под командованием штаб-ротмистра Кавалергардского полка Звегинцова вышла из Петербурга, а 12 июня отправилась из Одессы на пароходе «Воронеж» через Атлантический и Индийский океаны к берегам Кореи. Одновременно из Петербурга сухим путем через Сибирь двинулась вторая группа участников под командованием капитана барона И. А. Корфа. Основных участников экспедиции было 38, а также 8 переводчиков и значительное число погонщиков из местных жителей. Общее руководство лежало на Александре Ивановиче Звегинцове. Экспедиция находилась в Корее 94 дня и успела проделать колоссальный объем работ. Для того чтобы исследовать большую территорию, всю экспедицию поделили на группы (партии): две железнодорожные партии (одной из них руководил инженер И. Г. Гарин-Михайловский, который впоследствии напишет воспоминания «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову»), горная партия и лесная. По возвращении в Петербург были сделаны подробные карты местности и составлены многочисленные отчеты об экспедиции. Сохранился альбом с 96 фотоснимками, иллюстрирующими поездку. Он хранится в Кунсткамере, в Санкт-Петербурге. На фотографиях запечатлена корейская природа, виды корейских городов и деревень конца XIX века и их жителей.

Гарин-Михайловский в своих дневниках пишет о начальнике Звегинцове:

«Он одет в красивый тирольский костюм, носит белую пробковую шляпу с низким дном и широкими полями. Костюм идет ко всей его стройной, высокой и красивой фигуре. Волосы коротко острижены, чёрная вьющаяся борода, большие красивые черные глаза. Лицо доброе, открытое, умное, манеры предупредительные и сильное желание стушеваться. Раньше он был моряком, изучал астрономию и теперь в предстоящих работах взял на себя все астрономические наблюдения».

А вот другая цитата, уже из отчета В. М. Вонлярлярского:

«…Вопреки почти обычного явления, что из экспедиции все участники возвращаются врагами, настоящая экспедиция вернулась сплоченною, дружною, с отсутствием зависти к успехам товарищей и полная энергии продолжать работу, чтобы оправдать доверие посылавших. Дух экспедиции был таков, что, например, капитан барон Корф не только считался помощником поручика Звегинцова, по и был им в действительности. Поручик Звегинцов имел настолько такта, что остальные члены экспедиции, старше его летами и чином, несмотря на некоторую шероховатость в начале путешествия, добровольно признали за ним главенство в конце. Обстоятельства создали дисциплину отношений, столь необходимую при ответственной дальней экспедиции. Только благодаря этому духу, экспедиция могла сделать то, что сделала, и благополучно вернуться домой».

По итогам экспедиции все участники были представлены к наградам, начальник Звегинцов награжден орденом Св. Владимира 4-й степени.

В 1900 году Александр Иванович выступил с сообщением о поездке в Корею перед членами Русского Географического Общества, а позднее, совместно с Н. А. Корфом, опубликовал несколько книг об этих исследованиях.

16 мая 1900 года Александр Иванович вышел в отставку и вернулся в имение своего отца Масловку в Воронежской губернии. Здесь он увлекся садоводством, занялся разведением сирени и роз, опубликовал несколько заметок на сельскохозяйственные темы в местных периодических изданиях.

Спустя три года Звегинцов женился на фрейлине Екатерине Михайловне Свербеевой (1879–1948). Жена происходила из старинной московской семьи, дружившей со «столпами» православия: Хомяковыми, Самариными, Трубецкими и Аксаковыми. Венчание состоялось в Ильинской церкви города Воронежа. Через год родился первенец, Михаил (1904–1978), а четыре года спустя — дочь Мария (1908–1978). В этом же году умерла мать Звегинцова, и дочь назвали в память о Марии Александровне.

Будучи избранным в 1907 году депутатом Государственной Думы третьего созыва от Воронежской губернии, Александр Иванович состоял сначала членом Комиссии по старообрядческим вопросам, затем её председателем (с 7 февраля 1911 г.). Им был разработан проект о гражданско-правовом положении старообрядцев, о котором он лично докладывал на заседании Думы 10 мая 1911 года.

В 1912 году Звегинцов был переизбран в Государственную Думу четвертого созыва, где вступил во фракцию «Союза 17 октября», так называемую партию «октябристов». Одновременно в Воронеже Звегинцов совместно с дворянином В. И. Раевским организовал типографию «Печатник».

За год до начала Первой мировой войны умер отец Александра Ивановича. Его похоронили на территории имения Масловка, рядом с матерью и сестрой Еленой, которая умерла от тифа в 1905 году, заразившись в лазарете в Харбине, где служила сестрой милосердия.

Началась война, и Звегинцов уходит добровольцем на фронт. Его определили начальником разведывательного отделения в штаб 3-й армии, сначала в чине капитана, а затем подполковника. 5 ноября 1915 года Звегинцов вылетел в боевой полет на аэроплане «Илья Муромец-3». Над станцией Барановичи аэроплан получил повреждения от зенитного огня неприятеля и при отходе (под Прилуками) разбился, все погибли. Похоронен подполковника. И. Звегинцов 13 ноября 1915 года на Всесвятском (Новостроящемся) кладбище в Воронеже. Могила его не сохранилась.

В том же году по случайности сгорел барский дом в Масловке, пропало немало драгоценных реликвий, в частности портреты Екатерины II и Александра I (подарок А. А. Орловой, дочери Орлова-Чесменского), разнообразные эпистолы и записи XVIII века.

После смерти мужа и гибели усадьбы Екатерина Михайловна, оказавшаяся в затруднительном положении, обратилась за помощью к генералу Алексееву. Так как Звегинцов был причислен к Генеральному Штабу, то она ходатайствовала о производстве мужа на день смерти в полковники, что весьма повышало полагающуюся ей пенсию. Генерал Алексеев пошёл навстречу и удовлетворил просьбу вдовы. Таким образом, Александр Иванович Звегинцов закончил свою жизнь в должности полковника Генерального Штаба.

Дальнейшая судьба Масловки и потомков Звегинцова вкратце такова. С началом революции Екатерина Михайловна с детьми эмигрировала из России, поселившись в Лондоне. Остаток жизни она посвятила детям и служению Богу. В 1948 году ею была написана книга «Our Mother Church», а в 1930-м она перевела на английский воспоминания генерала Деникина, изданные в Англии под названием «Белая Армия». Сын Михаил окончил курс химического факультета Оксфордского университета, женился на Диане-Александре Лукас. Он был видным знатоком в вопросах экономики, сотрудничал с различными исследовательскими центрами. Дочь Мария, тоже воспитанница Оксфорда, специализировалась в изучении восточноевропейских стран. Была замужем за Рихардом Хольдсвордом, канадским летчиком, погибшим во время Второй мировой войны. Осталась дочь Диана.

В бывшей звегинцовской усадьбе расположился санаторий имени революционера Цюрупы. (Опять-таки ещё раз подчёркиваю, усадьба Марусино сгорела в 1915 году. То здание, в котором позднее расположился советский санаторий, было собственностью Звегинцовых, но это не усадьба Марусино.— Э. Л.)

В 1929 году построено несколько деревянных летних корпусов. Только за тринадцать довоенных лет в доме отдыха побывало около 32 тысяч человек. Во время войны здесь был развернут военный госпиталь, а в октябре 1945-го открыт санаторий, который действует и поныне. (Уже не действует, заброшен, разорён и ветер гуляет.— Э. Л.)

Что касается розы Звегинцова, то детали её происхождения и появления в Европе не ясны. Разные источники сообщают нам о событиях, косвенно имеющих отношение к розе «Sweginzowii», но о самой розе никаких сведений нет. Правда, в справочниках есть упоминание о гибриде Rosa Sweginzowii «Macrocarpa».

В одних источниках говорится, что махровая сирень, тоже имеющая название «Sweginzowii», получила Большую золотую медаль на Парижской выставке. На какой именно выставке и в каком году, неизвестно. В другом месте мы нашли упоминание, что мать Звегинцова, Мария Александровна, занималась садоводством и даже вывела два новых сорта роз (!) и новый сорт жасмина, названный Звегинцовским. Кроме того, в ботанических классификаторах существуют такие виды, как слива Звегинцова и миндаль Звегинцова. Какая-то загадочная связь, которая явно существует между всеми этими названиями, пока остается неразгаданной.

Тщательно изучив видовую розу «Sweginzowii», мы пришли к выводу, что она не могла быть результатом гибридизации и никакого отношения к садовым сортам не имеет.

В общем, тайн на сегодняшний день больше, чем хотелось бы. Нет сомнений в одном: Александр Иванович Звегинцов, а также его экспедиция в Северную Корею, имеет прямое отношение ко всем ботаническим видам с названием Sweginzowii, поскольку и роза, и сирень, и слива, и миндаль происходят из региона Китая и Кореи».

Мой комментарий к тексту Вихляева и Арбатской

Александр Иванович, штаб-ротмистр Генерального Штаба, и его путешествие в Корею напомнило мне и напомнит вам, другого, более известного нам русского разведчика, офицера Николая Степановича Гумилёва, который с теми же целями путешествовал по Абиссинии. Николай Степанович привёз оттуда впечатления для чудовищно красивых стихов об Африке, а Александр Иванович вывез саженец корейского шиповника.

А ещё и тот и другой привезли России карты местности этих экзотических земель.

Дом

В Тверской области, недалеко от границы с Московской, есть один дом. Он расположен далеко в глубине еле живой, обезлюдевшей деревеньки. Летом он совсем не видим, скрытый сверху кронами столетних лип, а снизу высокими, трехметровыми сорняками. Построенный когда-то буквой «П», дом был первую сотню лет своей жизни барской усадьбой, а последние лет девяносто — школой. В начале двухтысячных он некоторое время простоял без присмотра, на радость ветрам, дождям и мародерам. Его многочисленные печи были разобраны на кирпич, полы выворочены и вывезены, совсем погибнуть в тот раз ему помешал я. Я купил его за копейки. В тот год у меня родился сын, и я, очень поздний отец, размечтался, позволил увлечь себя манящей мечтой новой жизни. Я решил, что постепенно отвоюю дом у хаоса, комнату за комнатой. И все его пятьсот или больше метров, высокие потолки, анфилады комнат будут наши, мои и моей семьи. А семья прибавится, мечтал я.

К дому прилегала усадьба. Сразу за его задней стеной, в метре от стены, шумели мощные деревья парка. Лишь некоторые из них упали от старости, перегородив могучими сырыми телами аллею, ведущую к церкви. Каменную церковь с двухметровой толщины стенами умудрились сразу после революции взорвать местные безбожники-коммунисты. Пробили взрывами огромные две дыры, одну в стене, другую сбоку купола, но церковь устояла. И краснокирпичная, как Брестская крепость, церковь и не думала разрушаться дальше, вцепилась в пейзаж, поросла деревьями, но присутствовала. Со своими культяпками и ранами она была более убедительна, чем все церковные новоделы в России, вместе взятые, включая храм Христа Спасителя в Москве. Я уверен: в эту церковь спускается сам Христос, посидеть там невидимо на скамье под исстрадавшимися сводами.

Выйдя из церкви через одну из пробоин, можно оказаться на тропинке, ведущей к очень большому пруду. Если очистить подход к пруду от камышей, можно устроить там мостки и приличную купальню. Пруд с трёх сторон окружает плохо проходимый лес, и тянется он на добрые восемьдесят километров, говорили мне местные. Лес совсем дикий, с волками, медведями и, может быть, Бабой-ягой или ядовитой Красной Шапочкой. Если они ещё водятся вообще… шапочки эти…

Домом и усадьбой соблазнил меня местный управляющий. Некогда он был председателем совхоза, последним в ряду председателей, а потом стал директором, а далее управляющим. «Сам бы его взял,— сказал он,— да… — тут он замялся, не назвал причины и только рукой махнул: — Вот вам он как раз подходит…»

На самом деле мне, декларировавшему чуть ли не шестьдесят лет подряд презрение к собственности, этот дом-призрак был не впору, не из моей мечты. Но в тот короткий период — от осени до следующего лета — сын-младенец, красавица-жена заставили меня размечтаться о другой судьбе. Сейчас я иронически улыбаюсь этакой печоринской русской лермонтовской улыбочкой над собой, наивным, глупым мужиком. А еще в тюрьме сидел, эх ты!.. Клюнул на семейное счастье. И что б ты там делал, наблюдал бы, как долго и нудно рассеивается туман над прудом, сидел бы с маленьким сыном на крыльце, ожидая из Москвы красавицу-жену актрису… Приедет сегодня или подвыпьет и не сядет за руль, да ты сам ей запретишь садиться. А сын не будет засыпать, и ты будешь ходить по всем своим холодным, незаконченным, неотремонтированным залам, прижимая тёплого сына к себе…

За церковью расположилось семейное кладбище — могильные плиты князей С., нескольких поколений владельцев усадьбы и дома. После революции изрядная часть семьи сумела просочиться за границу, двое умерли в Париже, один — в Лондоне.

Старая барыня С. рискнула остаться в усадьбе, мужики и бабы тогда ещё многолюдной деревни её не тронут, правильно решила барыня. Она ведь приглашала деревенских детей на Пасху и Рождество, угощала, учила их грамоте. Барыню считали справедливой. Но, на лихую беду барыни, вернулись с войны солдаты, промаявшиеся на войне по три-четыре года. Председатель местного комитета бедноты однажды привязал барыню к телеге, запряжённой двумя лошадьми, и вскачь пронесся со старухой по дороге на Сергиев Посад. Где именно она испустила дух, никто не понял. Потомки этого председателя до сих пор живут в крайнем от дороги доме. У них трактор. Зарабатывают они своим трактором. Призрак барыни, говорят, не раз встречали на дороге в Сергиев Посад.

Жена моя привезла туда модных архитекторов. Архитекторы полазали в доме, поснимали его на мобильные телефоны. Потом сказали, что проще снести дом и построить новый. Я сказал, что нет, дело не пойдет, дом мне именно и дорог. Жена обиделась, архитекторы надулись, а чего надулись, ведь денег всё равно никаких не было.

Летом меня там покусали в голову слепни, поскольку там пасутся крестьянские козы. Управляющий за небольшие деньги нанял бригаду таджиков, и они закрыли все окна и один угол крыши толстым пластиком, сделали примитивную ограду, скорее предохраняющую от скота, а не от людей.

В октябре жена и её мать отдельно от меня приехали и вкопали вокруг дома десятка три саженцев яблонь. И это было последнее действие нашей семьи на этой территории. Потому что потом семья затрещала и распалась. Барин из меня не получился, как и муж.

Дом-призрак так и стоит там, невидимый летом, видимый только зимой. Во взорванной церкви всё так же часто бывает Христос. А по дороге из Сергиева Посада бредет домой окровавленная старая барыня.

Савенко и Звегинцовы

Самое крупное приключение моей жизни, повлиявшее на мою судьбу, случилось не со мной и задолго до моего рождения, ещё в XIX веке, в 1886 или в 1887 году. Тогда сорокашестилетний помещик, генерал-лейтенант, тайный советник, губернатор и прочая и прочая, Иван Александрович Звегинцов посетил свою в прошлом дворовую девку,— солдатку Варвару Петровну Савенко (фамилия мужа), жившую уже в уездном городе Боброве, в сущности, рукой подать от его имения в Масловке, через дорогу (теперь это трасса «Дон»).

В них была старая связь. Когда Ивану Александровичу было тридцать, а Варваре — двадцать, и она прислуживала в фамильном гнезде Звегинцовых в имении у слободы Масловка, они горели во взаимном пламени любви оба.

Неизвестно, в какой степени тут Иван Александрович следовал старшему своему брату Владимиру, сбежавшему в Париж с красавицей чужой женой Варварой Дмитриевной Римской-Корсаковой, или эти две Варвары — совпадение?

Тогда, в 1871 году, Иван Александрович добился, чтобы мужа Варвары Ивана, Прокофьева сына, Савенко сдали в солдаты, якобы за невыплату податей. Ивана, Прокопьева сына, Савенко считали в слободе Масловка бездельником и «праздно шатающимся». Да, собственно, так и было. Уже был в этой книге приведен официальный документ — обращение Варвары к Воронежскому губернатору, к которому присовокуплен документ, свидетельствующий о том, какое мнение о нём имела община Масловки. Праздношатающийся, от таких масловскому обществу один вред.

В отсутствие Ивана Савенко Варвара прижила от Ивана Александровича двоих детей. (Вспомним: из выписки «О нравах»: «В крестьянской среде незаконнорождённых детей рожали преимущественно солдатки — замужние женщины, мужей которых на очень долгий срок государство забирало в армию».)

А потом их, Ивана Александровича и Варвару, разбросало порознь. У него была своя жизнь, помещика, мужа, отца, государственного служащего высочайшего ранга. У нее — своя, матери, жены солдата, возвратившегося из армии.

И вот, случайно или, может быть, неслучайно, встретились опять в уездном городе, где она живет, Варвара и барин. Вероятно, он приехал туда один, в бричке, вожжи в руках. Дорога до сих пор красива.

В Боброве должно было пахнуть навозом. Лошадь ведь была единственным средством передвижения и тягловой силой в поле, и потому везде должно было пахнуть лошадью и её жизнедеятельностью. Лошади жили рядом с людьми.

Всё ещё красивая тридцатипятилетняя солдатка опять зажгла Ивана Александровича, и плодом их любви, их той встречи явился сын Иван — мой дед. Где они его сделали? Не знаю, может в той же бричке.

Покладистый отставной рядовой Савенко записал новорождённого (как и двух прижитых в его отсутствие детей Варвары) на свою фамилию. Судя по всему, он был мужик лёгкий и неглупый. И он ведь знал, что «в крестьянской среде незаконнорождённых рожали преимущественно солдатки»,— раз мы знаем, значит и он знал.

Сохранились фотографии Ивана Александровича. Одна, самая распространенная, доступна в Интернете и особенно впечатляет. Иван Александрович, в эполетах, с английским морщинистым псом, сидящим у его ног. Мой товарищ, Алексей Волынец, историк, которому я рассказывал о моем расследовании, догадался поместить рядом с фотографией Ивана Александровича Звегинцова в возрасте около 30 лет фотографию моего отца в том же приблизительно возрасте.

*

Дед Иван Александрович и внук его Вениамин Иванович поразительно похожи. Те же редкие волосы, обещающие раннюю лысину, то же мягкое, скорее безвольное, скорее апатичное лицо. Лишь причёски разнятся да погоны. По прическам, по моде конца XIX века у Ивана Александровича такие пухлые начесы на уши, у советского офицера Вениамина Ивановича — волосы над висками коротко острижены. Различаются два офицера и по погонам. У Ивана Александровича на плечах эполеты, у Вениамина Ивановича — твёрдые сталинские золотистые, как церковная парча, погоны. А так практически одно и то же лицо.

Дней через десять после обнаружения схожести Ивана Александровича Звегинцова и Вениамина Ивановича Савенко Алексей Волынец, историк по образованию, человек пытливый и дотошный, выудил откуда-то из недр Википедии, по-видимому, фотографию брата Ивана Александровича — Владимира Александровича и догадался сравнить эту фотографию с фотографией Ивана Ивановича Савенко, предположительно его племянника. Между этими двумя обнаружилась ещё большая схожесть:

Дядя и племянник более энергичны, чем дед и внук. У дяди и племянника удлинённые носы, жесткие складки под верхней губой, разные позы, но в каждой из поз чувствуется большее присутствие характера, чем у пары Иван Александрович — Вениамин Иванович.

Однако скальпы те же, волосы тонкие, у обоих — залысины, стремительно обещающие черепу стать совсем лысым.

* * *

А вот фотографии Варвары Петровны Савенко (какова была её девичья фамилия, мы не знаем, а может быть, так никогда и не узнаем) до нас не дошли. Кто же в ту эпоху фотографировал простых дворовых девок, испорченных барином, выданных замуж за подвернувшегося бездельника.

Фотографии нет, но сохранилось её прошение к «Его Превосходительству Господину Воронежскому Губернатору, от живущей в пригородной слободе города Боброва Бобровской волости солдатки Варвары Петровны Савенковой. Составленное ноября 3 дня 1874 года».

Сказано, что «К сему прошение Солдатка Варвара Савинкова а вместо ея неграмотной руку приложил дворенин Семен Черемисенов» (тоже не особо грамотный, но грамотный).

Вот оно, прошение, вместе с решением собрания крестьян-собственников слободы Масловки.

Фотография бы не помешала, но в прошении содержится множество деталей жизни солдатки Варвары Савенковой, позволяющей нам угадать, что за женщина была эта Варвара. Прошение добыл в каком-то архиве Антон Klimoff.

*

Итак,

«Его Превосходительству,
Господину Воронежскому Губернатору…»

Впрочем, я подзабыл, вы ведь его уже читали.

* * *

После пылкого греха в бричке, да может всё было ещё проще, чего там, барин задрал своей бывшей дворовой девке подол, только и всего, Иван Александрович уехал. Ну, в Масловку, потом, куда там ездили государственные мужи из своих усадеб. В Москву, он же был и предводитель дворянства Звенигородского уезда в Москве. Или в Петербург уехал.

Что-то они друг другу обещали. Вероятно, он говорил, что перевезет её с мужем в Масловку, устроит в имении. Ни она не верила, ни он.

Такая любовь между барином и девкой. И он мой родственник, и она. Она — народ, сильный, лукавый, страстный, но фаталистичный, хуже буддистов.

Иван Александрович тоже сильный, лукавый, фаталистичный, знающий, что у каждого свой путь, у государственного мужа — свой, у солдатской жены — свой.

Мальчик Иван достался, естественно, родившей его Варваре. Она, вероятно, чувствовала, что ребенок он — от барина, от не мужа, от другого Ивана. Знала, женщины же знают. Непонятно, как его записали? Может, вообще не записали, умерли же у Варвары двое детей, записи о смерти есть, а о рождении — нет, но, может, они были записаны в метрической книге в другом городке, в другой слободе. И Иван, мой дед, тоже так вот где-то был записан?

Трудно теперь сказать, что там было.

Вероятно, отставной солдат знал, что Иван не его сын, но, будучи человеком душевным и скорее свободных нравов (хозяйства-то не водил до армии, вряд ли стал другим после армии, скорее всего остался праздношатающимся, землей не владел, на земле не работал), принял его. Только в 1894-м Варвара умерла. От «водяной» болезни.

В семье мал мала меньше детей полно. Отставной солдат Иван в 49 лет женился на женщине 48 лет из слободы Отрады и переехал туда. Почему мы знаем, что переехал? А потому, что из метрических книг Николаевского собора Иван, Прокопьев (Андреев) сын, исчез. Если бы умер, мы знали бы, была бы запись о смерти.

Перед тем как переехать в Отрады, Иван немного сократил количество детей, бывших у него на иждивении. Он (я предполагаю) съездил в Масловку (или даже сходил — она же рядом) и переговорил с Иваном Александровичем. Сказал, слушай, барин, Ванька-то — твой сын. Варвара умерла, я женюсь (или женился), переезжаю к жене в Отрады, забери Ваньку в Масловку, пристрой там кем-нибудь, пусть выучится, ну что он с крестьянами будет бедовать, с нами. Это же твоя кровь, твоя кость. Он и похож на Вас, не на меня. Забери, и мне будет легче, одним ртом меньше.

Иван Александрович, может быть, и прослезился. А может — нет, но понял, что прав отставной солдат. И взял Ваньку. Сочинили, будто бы это сын верного осетина Агеева и потому тут бегает. Выучили Ваньку в самой лучшей школе, ведь в Масловке была лучшая, да и общался с господскими детьми, я полагаю, и в результате стал с низшим образованием грамотным и образованным до такой степени, что в возрасте 17 лет был определен в конторщики в имении в Масловке.

Иван Александрович побочному сыну покровительствовал и дальше. И когда в 21 год пришло время Ване пойти в военную службу, его определили в 53-й Донской казачий полк, где уже служил офицером его брат по отцу Николай Иванович. Отслужил дед мой в драгунах. Об обрезанных фотографиях этого времени (дед Иван в форме драгуна и с унтер-офицерскими лычками) я уже упоминал. Дед Иван обрезал не себе подобных унтер-офицеров. Там сидел, видимо, в центре кто-то, кого он не хотел бы иметь на одной фотографии с собой. Антон Klimoff выразил предположение, и я с ним согласен, что там сидел Николай Иванович, будущий белогвардейский генерал в Мурманском крае, тот, кто призвал англичан-интервентов высадиться в Архангельск.

В 1913 году в Петербурге умер Иван Александрович. Тело перевезли и захоронили в Масловке. Дед Иван лишается покровительства. Но ещё успевает стать в 1913 году волостным писарем в Коршево.

Законнорожденные братья, вероятно, что-то делают для Ивана, самого, по сути, младшего. Дальше, насколько мне известно, у Ивана Александровича детей не было. Мой дед — самый поздний. Ивану Александровичу было, когда родился мой дед, 47 или 48 лет.

В 1914-м Николай Иванович, брат деда, назначен командиром 53-й Донской казачьей дивизии. По обычаю того времени дед мой считался в запасе ещё 13 лет. Дед не участвовал в Гражданской войне, хотя с такими родственниками мог сделать блистательную карьеру у белогвардейцев. Предпочел стать счетоводом и бухгалтером у Советской власти.

Вот всё. Дед родил троих детей.

Вениамина Ивановича — моего отца, рожденного в 1918 году.

Георгия Ивановича, рожденного в 1922-м — несчастного пленного солдата, умершего в лагере в Австрии в 1943 году за два дня до моего рождения. Валентину Ивановну, рожденную в 1926 году.

Вот всё. Вот всё…

Семейные наши качества

Благородство деда Ивана Ивановича.

«Никогда кружки зерна себе не взял, а ведь годы были голодные».

Благородство отца: несколько раз отказывался от квартиры, уступая очередь, «у них трое детей, Рая,— пояснял он моей матери,— а у нас — один».

Благородство Елены Ивановны Звегинцовой: пошла медсестрой на русско-японскую войну, умерла от тифа в Харбине.

Благородство Надежды Ивановны Звегинцовой: пошла медсестрой, вернулась из Сербии в 1919-м, погибла в 1920-м, в белогвардейском отряде от пули в живот.

*

Деликатность.

Музыкальность В. И. Савенко, играл, пел.

Швейцарский ножик, мотоцикл купил, «Яву». За руками следил маниакально. Руки красивые, пальцы длинные.

Деликатность его деда И. А. Звегинцова, снобизм скорее, гипертрофированное стремление к современности.

Английский морщинистый пес, выращивал ананасы.

Сына Ивана Александровича, Дмитрия Ивановича, граф Шерметьев называет «милый и дорогой мой Барин!»

Меня в Саратовском централе зэк назвал «Барин» («Барин, булочки будете?»).

*

Мои записи:

Вести себя достойно.

— Ну, например, не лезть в объектив со знаменитостями (я всегда уходил с пресс-конференций оставляя Каспарова с иностранцами).

— Не пристраиваться к солдатам, если ты сам не солдат.

— Не врать, что ты на передовой, если ты не на передовой, и так далее…

— Не давать интервью на похоронах товарищей.

— Не путешествовать с телекомандой.

— Я стеснялся в Приднестровье, помню, фотографироваться с комбатами, в Сербии стеснялся фотографироваться с солдатами…

Всегда почему-то думал о своей чести.

Послесловие

Вот так. Прожил я до семидесяти с лишним лет с моей версией истории моей семьи, считал себя дворнягой и в соответствии с моим будто бы дворовым происхождением и поступал в жизни. В соответствии с ним заводил дружбы и устраивался с симпатиями и антипатиями.

В соответствии с поведением дворняги я был в Париже какое-то количество лет убежденным членом секции Vigilantes de Saint-Juste и несколько лет подряд участвовал в празднованиях дня казни короля на площади Согласия — Place de La Concorde.

По 21-м января мы собирались в том углу, где Сена и стена сада Тюэльри (там по воспоминаниям стояла гильётина и казнили Людовика XVI-го), ставили столик, выкладывали фаршированную свиную голову, бутылки с вином, аккордеонист наигрывал Марсельезу и Карманьёлу. Ветер развевал наши шарфы, и мы радовались казни деспота, состоявшейся около двухсот лет тому назад. Помню некоторых товарищей: поэт Jean Ristat, преподавательница Martine Nerón, журналист Denis Fernandez-Recatala, я как-то пригласил учителя и литератора Alan (а) Bastier…

И вот, на склоне лет, когда мне за семьдесят, вдруг выясняется, что среди моих родственников тьма тьмущая губернаторов, тайных советников, даже есть действительный тайный советник, генералов и… белогвардейцев.

Слава Богу, тайный советник, прадед мой Иван Александрович, согрешил ещё с солдаткой (а в прошлом дворовой девкой в его имении, с Варварой), так что народ в мою родословную тоже уверенно затесался.

А то было бы грустно.

В результате не только отец мой стал мне понятен, и его блестящий русский язык, унаследованный по прямой от семьи военной аристократии, и отцовский неуместный в Красной Армии уход за ногтями, и природная деликатность, манеры, просто не совместимые с Красной Армией, в которой он зачем-то барахтался. Его по сути барские достоинства стали причиной его служебных неудач. Тщательно замазывая своё происхождение (дед Иван писал в анкете, что образование у него «низшее»), ни дед, ни отец мои не смогли в конечном счете скрыть следы этого происхождения, в результате обоих постигла жизненная неудача.

И вот я сижу у склеенного кое-как корыта своей родословной. Теперь мне понятна моя ещё одна детская страсть к ботанике, например, и к путешествиям. Такая же, как у — назовем его дедом — у Александра Ивановича, он путешествовал в Корее, привез оттуда диковинных цветов, «розу Звегинцова» среди прочих, ну и шпионил, конечно, для Генерального Штаба, как Николай Гумилев в Абиссинии.

На многочисленных фронтах, где я сумел побывать, я везде чувствовал себя как дома, поскольку в моих венах течёт кровь многих поколений военных, мне было легко.

Две мои, условно говоря, «бабки» по отцовской линии, Елена и Надежда, были сестрами милосердия, и если Елена погибла в 1905 от тифа в Харбине до революции, то Надежда погибла в 1920 году в белогвардейском отряде от красноармейской пули в живот, по ту сторону Революции.

Прабабка Варвара, судя по всему, понесла от Ивана Александровича как минимум трижды. Я вот выследил судьбу одного её ребенка — моего деда. Не все доказательства на месте, но есть полная уверенность.

Что касается двух других их детей, то время плотно занесло все их следы. Маловероятно, что эти незаконнорождённые найдутся. Вероятнее всего, они тоже носили фамилию Савенко и жили с отчеством «Ивановичи». Поскольку солдат Иван Савенко (Порфирьев либо Андреев сын, назывался двояко, то по имени отца, то по имени восприемника своего) ведь был бесшабашен и незлобив. И Варвару свою, судя по всему, любил.

* * *

Вид человеческий постоянно живет в немедленном настоящем времени и потому для него так притягательно будущее время и полно загадок прошлое время.

В прошлом он ищет знаков, которых не увидел, а если увидел, то не понял, о будущем — неловко мечтает, всегда отклоняя его в свою пользу.

Лишь в мои поздние годы мне привелось разгадать некоторые загадки моей семьи, выйти на моих предков. Теперь там не мутное пятно, я его лицезрел прежде, берясь думать о моей семье, но вырисовались лица, возникли фамилии, я увидел эполеты, должности, принадлежность к аристократии Российской империи в случае моего прадеда. В случае прабабки — неграмотной дворовой девки — подтвердился бушующий в моих венах народ.

Многое, что мне казалось странным в моем отце и во мне самом, объяснилось, наша редкая «деликатность», что ли, приобрела причины.

Потому я и решился написать эту книгу, несмотря на то, что многие доказательства навсегда и необратимо съело время. Их не собрать. И молчит Антон Klimoff, взявшийся вместе со мною разгадывать мою родословную.

Она уже разгадана, Антон.

Вот она, я ее только что рассказал.