Под сенью развесистых клюкв «цивилизованных стран»
Запад глазами советских обожателей.
Советские лидеры, депутаты, писатели, экономисты, министры и просто граждане любят ссылаться на Запад и ссылаются часто. Большая часть того, что говорится «советскими» о Западе, просто мифологические глупости, опасно вводящие в заблуждение массы.
Примеры:
А.Собчак, профессор Ленинградского университета, народный депутат, председатель Ленсовета. Вторая профессия — юрист, специалист по жилищному праву. Цитирую «Огонек», 1990, №28.
Вопрос «Огонька»:
«…хочется услышать от вас о намечаемой жилищной политике».
А.Собчак:
«…я давно исповедую идею, что человек должен быть собственником своего жилья… Недавно я был с парламентской делегацией в Финляндии и в университете Турку разговорился с одним профессором. Он… перешел на работу в университет в Хельсинки… Я говорю: «Как вы решаете жилищную проблему?» Он: «Ну, это очень просто. Я продал свою квартиру в Турку и уже договорился о покупке квартиры в Хельсинки. Мне придется, правда, доплатить, учитывая, что это столица». …Вот так вот во всем мире и решается вопрос: в зависимости от того, насколько человек состоятелен, как у него в этот момент с деньгами, он либо покупает, либо снимает квартиру… Хочешь иметь получше жилье, ну так лучше работай и больше зарабатывай». (Не могу удержаться от замечания, что Собчак выступает тут в роли Марии-Антуанетты, советовавшей голодным французам есть пирожные.— Э.Л.)
Вопрос «Огонька» (резонный.— Э.Л.):
«А инвалиды, пенсионеры, многосемейные?»
А.Собчак:
«Что касается малообеспеченных людей, то здесь нет проблем. Дешевое муниципальное жилье существует во всех странах мира».
По его собственному признанию, Собчак побывал
«с парламентскими делегациями в столицах нескольких стран и посмотрел, как решаются эти проблемы… Вот, скажем, сувенирный бизнес. В Метрополитен-музеуме…»
Сувенирный бизнес меня не интересует, но раз выяснилось, что Собчак был в Нью-Йорке, посмотрим, как решаются эти проблемы, в частности жилищная — «специальность» Собчака,— в Нью-Йорке. В 1978–1988 гг. Нью-Йорк подвергся беспощадному террору спекулянтов земельными участками и строителей. Орудием спекулянтов послужила «программа 421» — городское постановление, полностью освобождающее от уплаты налогов инвеститоров и строителей «люксовых» зданий. Спекуляции поощрялись мэром Нью-Йорка Эдвардом Качем. (Собчак, кстати говоря, высказывает идеи, близкие к идеям Кача.) Спекулянты легально покупали дома, выживали из них жителей, сносили и на их месте строили очень дорогие многоквартирные здания и бизнес-небоскребы. Так как городу принадлежало 60% зданий в Нью-Йорке, большая часть Нью-Йорка сделалась городом богатых. Еще при Никсоне его консул экономических советников выяснил хладнокровно, что
«капиталовложения в новое жилищное строительство для семей с низким доходом, в особенности в больших городах, обыкновенно проигрышное дело. В действительности наиболее выгодным капиталовложением является снесение домов для низкооплачиваемых семей, для того чтобы освободить место для бизнесов и семейств с высокими доходами» («Вилледж Войс», 1984, 4 декабря).
Население с недостаточным доходом было вышвырнуто из города. В пределах Манхэттена оставались к середине 80-х годов лишь несколько районов, откуда не вышвырнули бедняков. Самые крупные из них: Гарлем, на север от Централ-Парка, черное гетто, и Лоуэр (Нижний) Ист-Сайд, район между 14 Стрит и юго-восточным берегом манхэттенского острова с населением 170–200 тыс. человек. Мультинациональное гнездо рабочего класса на протяжении последних 160 лет, с 1982 г., Нижний Ист-Сайд все более переходит в руки спекулянтов-предпринимателей. Предоставлю слово самим нью-йоркцам. Розали Дойтче и Кара Райан пишут в журнале «Октябрь 31» (зима 1984 г.):
«Нижний Лоуэр Ист-Сайд — стратегическая арена, где «город» (то есть городские власти.— Э.Л.), финансируемый большим капиталом, ведет позиционную войну против обедневшего и все более изолированного населения. У «города» двухстадийная стратегия. Немедленная цель — выселить слишком многочисленную общину людей рабочего класса, вырвав контроль над земельной собственностью и зданиями района и отдать его спекулянтам недвижимым имуществом. Второй шаг: поощрение создания подобающих условий для вселения рабочей силы сверхразвитого капитализма — профессионалов белого миддл-класса, выдрессированных обслуживать Центр американского постиндустриального общества».
Говоря о «Центре американского постиндустриального общества», авторы имели в виду две гигантские Башни мирового торгового центра, построенные рядом с Уолл-стрит на южной оконечности Манхэттена еще в середине 70-х годов. (Я предполагаю, что Собчака и его парламентскую делегацию возили в Башни. Я не сомневаюсь, что он мечтает воздвигнуть такие в Ленинграде.) Вот что говорит викарий Нижнего Ист-Сайда отец Жоаким Бомонт об этом соседстве:
«Мы слишком близки к Башням-близнецам и к финансовому центру (то есть к району Уолл-стрит.— Э.Л.). Оба находятся на пешеходном расстоянии отсюда. Там работает так много людей. Я уверен, что они очень желали бы жить ближе, вместо того чтобы приезжать из пригородов ежедневно. Я думаю, что есть план поселения миддл-класса и высшего класса в Манхэттене. Это процесс «джентрификэйшен» («облагораживания», то есть заселения «благородными» слоями общества.— Э.Л.). Это очень и очень несправедливо. Те, у кого кучи денег, играют с жизнями и будущим людей, которые имеют так мало надежды». (Процитировано по той же статье Дойтче и Райан в «Октябрь 31».)
Замечу, что у профессоров (финских или ленинградских) никогда не было и не будет серьезных проблем с жильем, и обращусь к фразе Собчака: «Дешевое муниципальное жилье существует во всех странах мира». Верно. Есть оно и во Франции. Дешевые (относительно) муниципальные жилища «ШЛМ» (переводится как «жилища умеренной оплаты».— Э.Л.) все строятся в городах-гетто вне Парижа. В парижской префектуре полиции зарегистрировано 150.000 человек, живущих в плохих жилищных условиях (10.000 парижских квартир не имеют воды), потому очередь на получение «дешевого муниципального жилья» так велика, что сегодня получают квартиры люди, сдавшие документы в 70-х годах. Со 2 мая 1990 г. все лето жили в палатках на площади Реюньон выселенные на улицу жители одного из проданных спекулянтам домов. Ибо Париж, как и Нью-Йорк, подвергся «джентрификэйшен». Передо мной на столе листовка — приглашение на демонстрацию в защиту прав выселенных площади Реюньон. (Им повезло, их история получила огласку, за них вступился знаменитый аббат Пьер и множество социальных и профсоюзных организаций. Иначе полиция вышибла бы их из палаток и с площади в первый же день. Летом французская полиция проводит сотни выселений.) Я позволю себе перевести для советского читателя часть листовки-обращения, озаглавленной «Достойные жилища для всех!»:
«…хуже того и верх цинизма — выселения не только не остановлены, но умножаются изо дня в день, и многочисленные здания под угрозой, прежде всего в «популярных» (то есть народных.— Э.Л.) районах. Для многих из нас трудность найти и сохранить жилище в Париже становится все более и более кричащей. И дороговизна жилищ, и угроза выселения, и нездоровость отдельных зданий — все преследует цель изгнать менее богатых в пригороды, все более удаленные. Уже долгое время цена жилищ возрастает со скоростью стрелы без того, однако, чтобы наши зарплаты и наши пенсии следовали этой прогрессии. И эта тенденция будет только обостряться…»
Обращение подписано Комитетом «плохопоселенных» и коллективом поддержки: более полусотни организаций, социальных и религиозных, влиятельные профсоюзы, партия зеленых, «доктора мира», аббат Пьер среди других. Но во всякое время в Париже находятся в продаже 7 тыс. квартир ценою более 10 млн франков. В 1988 г. была продана тысяча таких квартир.
В «Литературной газете» за 18 июля 1990 г. напечатано интервью-разговор с Николаем Шмелевым. Шмелев — популярный экономист, народный депутат, писатель.
Шмелев — о сельском хозяйстве Соединенных Штатов Америки:
«В Америке 2 миллиона фермеров всего, а у нас только начальников профессиональных в деревне в полтора раза больше».
Шмелев — о социальных сдвигах, которые, по его мнению, вызовет введение рынка (хотя в нижеследующей цитате нет прямой ссылки на Запад, я позволил себе процитировать и прокомментировать ее, ибо Шмелев «прописывает» советской экономике лекарство западного происхождения — образование «маленьких работ»):
«Рынок через несколько лет каждого четвертого лишнего высвободит. Это от 30 до 40 миллионов потенциальных безработных. Их надо занять. И в этой ситуации нельзя пренебрегать любой возможностью. Человек открывает свой газетный киоск, магазин, мастерскую — ничто не должно отвергаться, что может рассосать эту чудовищную социальную проблему, чреватую взрывом. Если эти люди будут заняты хотя бы у Ивана Ивановича на предприятии, они на улицу громить не пойдут. Это аргумент самой циничной целесообразности, никакой идеологии, только целесообразность».
В Соединенных Штатах Америки, да будет известно экономисту Шмелеву, ТРИ МИЛЛИОНА ФЕРМЕРСКИХ ХОЗЯЙСТВ. Два миллиона крупных хозяйств и миллион средних и мелких фермерских хозяйств. Цифра не велика, спору нет, но в каждом хозяйстве, разумеется, не одна пара рабочих рук. В крупных, я предполагаю, пять-десять пар рук в каждом, в средних и мелких — три-пять пар рабочих рук. Сосчитайте, сколько это будет в общей сложности миллионов занятых в американском сельском хозяйстве. Кроме того, существует целая армия наемных сезонных рабочих, и профсоюз Цезаря Шавеса нашумел в свое время в Калифорнии немало. Не учитывать труд сезонных рабочих было бы несправедливо. Парадоксальным образом отдельные отрасли сельского хозяйства Соединенных Штатов субсидируются государством, в частности, получают субсидии производители зерновых, пшеницы, продаваемой в Советский Союз. Никогда не кончающаяся ссора между США и Европейским экономическим сообществом происходит именно по поводу субсидий. Европейцы указывают на то, что американские фермеры, пользуясь государственными субсидиями, нарушают равновесие свободной мировой сельскохозяйственной конкуренции… Для того чтобы знать все это, не нужно быть экономистом. Но с удивительной постоянностью цифра два (или вариация: три) миллиона ФЕРМЕРОВ слетает с губ советских лидеров, бездумно брошенная в обращение некомпетентными и неосведомленными (или нечестными) людьми. И советские люди диву даются, вот американец какой работник, ТРИ миллиона кормят всю Америку! Не три, а все пятнадцать или больше. Однако экономисту стыдно пользоваться непроверенными цифрами. К тому же чтобы узнать истину, достаточно заглянуть в хороший энциклопедический словарь, французский или английский. Смотреть: СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, сельское хозяйство.
О шмелевском способе лечения ожидающейся в СССР безработицы. В течение многих десятков лет уже (с перерывом на войну) безработица является неотъемлемым (и необходимым) злом капиталистических стран. Избавиться хотя бы от части безработных — мечта политических деятелей всех окрасок. Во Франции радостными криками встречаются снижения безработицы даже на десятые и сотые доли процента (таковые случаются чаще всего в результате сезонных колебаний). Даже если вдруг в стране оказалось на 20 тыс. меньше безработных, политическая партия у власти ликует, а оппозиция грустнеет. Однако около 3 млн зарегистрированных безработных (существуют различные способы их подсчета, потому «около») есть постоянная цифра. То есть около 10% работоспособного населения. Ибо содержание десяти процентов трудоспособного населения на диете пособия по безработице есть необходимое условие процветания для остальных 90%. Во Францию занесена была в середине 80-х годов из США мода на «маленькие работы». В эту категорию как раз и могут быть помещены «газетный киоск, ремонтная мастерская, магазин (небольшой)», прописанные Шмелевым как лекарства против «чудовищной социальной проблемы, чреватой взрывом». Но сторонники «маленьких работ» во Франции, немногочисленные, кстати сказать, не возлагали на это лекарство никаких чудодейственных задач. Речь шла о том, чтобы трудоустроить небольшое количество, сколько удастся, безработных. И трудоустроить их внутри мощной экономики. Здоровой экономики. Но даже эта попытка не удалась, и «маленькие работы» исчезли из обихода политиков и экономистов. Предлагать же трудоустроить на «маленькие работы» 30–40 млн (!), не имеющих ни опыта, ни привычки к проявлению частной инициативы, вернее, предлагать им самим трудоустроиться в развалинах советской экономики есть детский лепет, бредни ребенка, а не слова экономиста. (Даже если Шмелев не придает своим интервью никакого значения.)
Если «каждого четвертого… рынок выбросит… лишнего», то «они на улицу громить» пойдут и будут правы. Ибо человеку свойственно защищать благосостояние своей семьи, хлеб для своих детей. Проектируя антиколлективизацию, логически следовало предположить, что она окажется не менее болезненной для организма народа, чем коллективизация. Ведь речь идет о смене психологии, поведения, образа жизни многих десятков миллионов людей. Вызвавшись быть поводырями народными, новым лидерам разумно предвидеть риск быть побитыми. Кажется, они его предчувствуют и боятся.
Новых лидеров много. Сотни министров, многие тысячи депутатов всяких рангов. Многие высказываются о Западе, приводя его примером для подражания. Шумно известен глазной хирург, удачливый советский капиталист Святослав Федоров. Посмотрим, что говорит он. Интервью в газете-дайджест «24 Часа» (август 1990. №32) перепечатано из брестской газеты «Заря». Интервью чрезвычайно интересно для исследователя психологии советского капиталиста. Федоров недоволен своими соотечественниками:
«Очень многие из нас совершенно не хотят работать. Таких людей у нас не менее 40–50 миллионов… Государство наше готово прокормить 40 миллионов лентяев…»
Соблазнительно для меня поговорить об этих «лентяях», но я вынужден ограничиться заданной темой — ЗАПАД глазами советских обожателей. Федоров противопоставляет советскому народу с 40–50 млн «лентяев» даже и не Запад, но озападненный Ближний Восток.
Федоров:
«Вот я вернулся из Объединенных Арабских Эмиратов. Из тех самых, которые еще двадцать лет назад все жили в глинобитных домах, где не было электрической лампочки, и которые были известны своими овцами и верблюдами. У них нет ни нефти, ни газа — ничего по сравнению с нашими богатствами… (запомни эту фразу, читатель!— Э.Л.). И вот сегодня в этих эмиратах на душу населения приходится 30 тысяч долларов в год, что выше уровня самой Америки. Рецепт прост. Оказывается, шейх поставил простое условие: 4 процента доходов мне, остальное — делайте что хотите. При этом снял все ограничения — всевозможные пошлины и налоги. В итоге в стране произошел всплеск инициативы, пышным цветом расцвела торговля, и страна преобразовалась за каких-то два десятилетия. Иными словами, шейх поверил в своих людей».
«Какой хороший шейх! Какая хорошая сказка! В этой сказке не хватает только джинна!» — воскликнул я и обратился к энциклопедическому словарю «Роберт», дабы убедиться, что Святославу Федорову либо плохо перевели с какого-то языка на русский, либо он сам что-то напутал, потому что я твердо знаю, что Объединенные Эмираты входят в Организацию нефтеэкспортирующих стран.
«Эмираты Арабские Объединенные,— сказал мне спокойно словарь на с.583,— федеральное государство, объединяющее семь принципатов Персидского залива, провозглашено в 1971 г. Население — 1.621.000 (на 1985 г.). Это одна из богатейших зон мира. Экономика ее покоится ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА НЕФТИ (резерв — 13.385.000.000 тонн, то есть около 10% мировых резервов). Производство нефти в 1987 г.— 73.000.000 тонн, доход на душу населения — 15.680 американских долларов».
В таких случаях приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Однако я сказал себе, что у каждой сказки должен быть прототип, и попытался дедуктивным методом Шерлока Холмса вычислить шейха. Шейхов в Объединенных Эмиратах семеро. Верховным шейхом обыкновенно избирается шейх Абу-Даби. В числе моей справочной литературы есть книга Питера Мэнсфилда «Арабы». Я углубился в статью об Арабских Эмиратах и не мог оторваться, так интересно. Оказалось, на протяжении многих столетий и вплоть до недавнего времени ИХ часть Персидского залива называли Пиратским берегом (что безошибочно свидетельствует о нравах населения). До того как в Абу-Даби (в 1960 г.) и затем в Дубай (в 1966 г.) была обнаружена нефть, эмиры Пиратского берега добывали себе экономическое процветание… контролируя организованную контрабанду. На небольших парусных судах переправляли (в основном) золото и слоновую кость в Индию и Восточную Азию. Избегая, разумеется, патрулирующих берега когда-то английских, а позднее (после независимости) индийских и пакистанских таможенников. Переправка золота из Европы в Азию и сейчас остается важной статьей дохода, в частности, принципата Дубай благодаря его географическому положению (взгляните на карту). И контрабандная переправка золота осталась по-прежнему в моде. Большая часть денег многочисленных индийских эмигрантов в Британии, отправляемая семьям в Индию, пересекает границы в виде золота нелегально непременно через Дубай. (Индия — самый крупный экспортер золота в мире. Традиция заставляет даже самых бедных иметь хотя бы одно ювелирное изделие из золота.)
Получается, сказочных глупостей наговорил Святослав Федоров. Что касается энергичного шейха, то, сверившись с еще парой источников, я позволю себе предположить, что Федорову кто-то рассказал об эмире Дубая — Рашиде (стал регентом Дубая в 1939 г.). Старый Рашид (по всей вероятности, он уже умер, мир его праху. Последний источник отмечает его живым в 1976 г.) был действительно выдающимся шейхом, но несколько иного рода, чем федоровский «шейх, поверивший в своих людей». Он был выдающимся спекулянтом и своего рода гением купли-продажи. Рашид спекулировал всем, от швейцарских часов (крошечный Дубай был при нем вторым по значению экспортером швейцарских часов в мире!) до бетонных блоков для строительства мостов. Рашид же построил первый в эмиратах аэропорт и нажился на этом. Все это интересно, но без обнаружения 10% мировых резервов нефти скучные пески эти так бы и оставались Пиратским берегом.
Вот так ездят за границу советские капиталисты. И говорят о ней сказочные глупости. Но не отлучающиеся за границу советские простые граждане также говорят глупости о загранице. И чудовищные.
Анатолий Григорьев (Павлоград). Шахтер-проходчик. («Московские новости», 1990, №29, 22 июля):
«Наши требования — политические, в первую очередь отставка союзного правительства. В цивилизованных странах в таких случаях правительство, не задерживаясь, выходит в отставку».
Чепуха, Анатолий Григорьев. Приведу в пример самую знаменитую, самую массовую (500.000 бастующих), самую длительную (около года) забастовку английских шахтеров во главе с А.Скаргиллом в 1984–1985 гг. Правительство, пресса и даже общественное мнение были настроены к шахтерам враждебно. Самого Скаргилла сравнивали то со Сталиным, то с Гитлером. «Медия» изображала шахтеров едва ли не агентами мирового коммунизма (что заставило А.Скаргилла сказать на телевидении: «Или вы репортируете то, что действительно происходит, или принимаете на себя неизбежность продолжать вызывать у шахтеров ненависть и недоверие»). Причиной забастовки явилась объявленная правительством предполагавшаяся реструктаризация угольной промышленности — закрытие множества шахт, то есть прямая потеря работы десятков тысяч шахтеров. За год неравной борьбы шахтеры были буквально заморены голодом и доведены до состояния, когда они уже не могли сопротивляться (цивилизованное правительство мадам Тэтчер сумело путем юридических маневров наложить арест на финансовые фонды шахтерского профсоюза). Мстительное правительство «цивилизованной страны» не только не подумало уйти в отставку, но потребовало от шахтеров дополнительных унижений, когда они, обессилев, стали искать пути к окончанию забастовки. Цитирую журнал «Нью Стэйтсмэн» за 15 февраля 1985 г., колонка редактора. Подчеркнув «автократические манеры правительства Тэтчер», редактор продолжает:
«…это подкрепляет чувство, начинающее находить отражение и в публичных опросах мнения, что настаивание мадам Тэтчер на безоговорочной и унизительной капитуляции в письменном виде от Национального юниона шахтеров до того, как она позволит «Совету Угля» вступить в переговоры без условий о прекращении забастовки шахтеров, продиктовано исключительно местью».
Анатолию Григорьеву будет интересно узнать мнение Совета Церквей Уэллса (шахтеров Уэллса называют «шоковыми войсками» английского пролетариата) о важных причинах, по которым правительство решило уничтожить часть угольной промышленности. Это (цитирую «Коммюнике Совета Церквей Уэллса» за январь 1985 г.)
«капризы и прихоти недисциплинированной системы свободного рынка».
После разгрома, нанесенного мадам Тэтчер профсоюзу шахтеров, рабочее движение Великобритании находится в состоянии квазисредневековом. Что касается политических требований, то ни один профсоюз Европы или Америки и не заикается о политических требованиях со времен предвоенных (второй мировой) или в лучшем случае, как во Франции, послевоенных.
Шахтер-проходчик Григорьев вряд ли бывал за границей. Но, по всей вероятности, он не избег радио-, теле- и пресс-интервью Собчака, Шмелева, Федорова и сотен других боссов перестройки. Запад-сказка, Запад, где текут молочные реки с кисельными берегами… Таким он безусловно видится из окон дорогих отелей, где обыкновенно помещают радушные гости парламентские советские делегации. Я, живущий на Западе 16 лет, прошедший через безработицу, сменивший тринадцать профессий, не узнаю СВОЙ ЗАПАД в советских сказках о нем.
Вместо того чтобы тратить валюту и бумагу на публикацию многотомной антологии русской литературы эмигранта Эткинда (куплена издательством «Прогресс» у французского издательства «Файард»), вместо того чтобы издавать, отряхивая от пыли ветхого и второсортного Бердяева, советские издатели попытались бы хоть чуть-чуть развеять сказки о развесистых клюквах Запада. Следует срочно напечатать хотя бы несколько десятков современных книг, дабы включить советского человека в современность. Вот на моем столе лежат несколько. Рекомендую. Боб Вудвард (тот самый, журналист «Уотэргейта») — «Вуаль — секретные войны ЦРУ». Прекрасное пособие для тех, кто хочет понять, кем и как управляются США. Ги Деборд — «Общество Спектакля» и его же «Комментарии к обществу спектакля» — великолепный анализ современного западного общества. Барбара Гарсон — «Электронный потогонный цех» (как компьютеры трансформируют кабинет будущего в фабрику прошлого). Дабы советские люди знали хотя бы, в какое будущее зовут их Собчак, Шмелев, Федоров и другие.
№252(10403), 2 ноября 1990 года
Что вы сделали с моей страной?
Интервью с самим собой №2
— Многие советские газеты опубликовали в последние месяцы отклики читателей (письма и статьи) на твои статьи в «Известиях» и в «Собеседнике». Частый лейтмотив этих откликов — попытка дисквалифицировать тебя, твои мысли и идеи только на том основании, что ты живешь за рубежом, в Париже. Не стоит, мол, нам прислушиваться к голосу из-за рубежа. Например, антилимоновская статья в «Советской культуре» так и озаглавлена: «Может быть, обойдемся?» Что ты об этом думаешь?
— В моем праве учить и давать советы я не сомневаюсь. Право высказывать свое мнение по вопросам советской внутренней и внешней политики у меня естественное. Его дает мне принадлежность к украинской нации по отцу и к русской по матери. Это право я имею потому, что бесчисленные поколения моих крестьянских предков кормили Россию хлебом и умирали с оружием в руках, защищая ее в снежных полях. В Великой Отечественной войне погибли все мои родственники мужского пола, кроме отца. Несомненное право высказываться о том, что происходит на земле, где я родился (и жил до тридцати лет), я имею и как писатель, пишущий на русском языке. И как единственный сын престарелых родителей-пенсионеров, живущих в СССР и разделяющих вместе со всем народом тяготы перехода от недостроенного социализма к невразумительному и, по-видимому, страшному будущему. Поэтому я вправе спрашивать радикалов перестройки: «Что вы сделали с моей страной?»
Дисквалификация же по принципу географическому ничуть не более благородна, чем, скажем, дисквалификация по принципу расовому. Цель дисквалификации — избавиться от сильных противников. «Лимонов из Парижа» — звучит одновременно завистливо и презрительно. Можно подумать, что речь идет о купце или принце крови,— привилегированный и избалованный, живет он в Париже из прихоти. Между тем я родился в семье солдата сверхсрочной службы, в рабочем поселке. Двадцать лет я работал и в СССР, и в США простым рабочим. Писателем мне удалось стать только в возрасте 37 лет. У ребят из цеха точного литья харьковского завода «Серп и молот», где я работал обрубщиком и шихтовщиком в 1963–1964 гг., было столько же шансов оказаться в Нью-Йорке и Париже, как и у меня. То есть никаких. Всем, что я имею, я обязан себе. Своему таланту… Кстати сказать, перестроившаяся Родина так и не удосужилась вернуть мне отнятое у меня в 1974 г. гражданство. Так что прежде чем упрекать меня в том, что я даю советы «из Парижа» (для детского сознания моих советских критиков Париж представляется бесспорным раем земным, между тем это жестокий и дорогой город), справедливо было бы предоставить мне возможность жить в Москве.
— Какова твоя личная позиция, где ты помещаешь себя в советской политике? В каком месте шкалы? Слева? Справа? В центре?
— Я не левый, я не правый и не в центре. Я естественным образом люблю мой народ, которого я верный, пусть и блудный, сын. Я защищаю мой советский (заметь, не русский, но советский) народ, людей этого народа, многие из них совсем простые люди, мало чего добившиеся в жизни. Сам я долгие годы был неудачником и в СССР, и в Соединенных Штатах и книгу «Дневник Неудачника» написал. В ней я пытался интерпретировать чувства и желания каждодневного пролетария, человека, вынужденного выполнять скучную и монотонную работу. Прототипом книги послужил я сам и моя собственная судьба — разнорабочего в Нью-Йорке. Я и остался в известном смысле неудачником, сохранил психологию такового, так как пришел в литературу довольно поздно, моя первая книга была опубликована во Франции, когда мне было уже 37 лет. Я пытаюсь защитить мой советский народ от обманов, от ложной информации, от новых красивых иллюзий, которыми его кормят энергичные супермены — новые лидеры, вооруженные подозрительно энергичными лозунгами… Честные и трудолюбивые, советские люди не понимают технических деталей высоких проектов экономики и политики. Как всегда, они лишь хотят верить в лучшее будущее, несмотря на то что их много раз и самым жестоким образом обманывали. В 1979 г. страна послала свою молодежь на войну. Они отправились воевать, доверяя своей стране. Сегодня советским людям говорят, что, для того чтобы завтра жить лучше в рыночной экономике, сегодня они ДОЛЖНЫ жить очень плохо. Скрипя зубами, они сомневаются (ради построения коммунизма их также заставляли пожертвовать сегодняшним благополучием), но стараются верить и терпят. Пользуясь их долготерпением и доверчивостью, их вовлекают во все новые эксперименты.
Сегодня новые демократические политиканы, уже куда более зубастые и профессиональные, чем старые лидеры, оскорбляют советских людей, называя их ЛЕНТЯЯМИ (миллионер Святослав Федоров: «В стране… 40–50 миллионов лентяев»), народом алкоголиков, пинают мой народ и оскорбляют его историю. Я пытаюсь сказать советскому народу в моих статьях, что он не хуже других народов, что нам нечего стесняться нашей истории. Что мы должны гордиться ею. Я говорю советскому народу, что он честный, трудолюбивый, и сильный, и талантливый народ. Я пытаюсь поднять его мораль в момент, когда его совсем затюкали…
Мне оказывают сопротивление. Например, «Литературная газета» в лице ее редактора Федора Бурлацкого отказалась печатать мои статьи. Бурлацкий передал мне, что «не хочет ставить газету под удар». На самом деле он не хочет ставить под удар своих сообщников и союзников — партию советской буржуазии — Межрегиональную депутатскую группу и людей вокруг нее. Однако в 1980 г. «Литературная газета» практически с той же, что и сегодня, редколлегией не постеснялась напечатать оскорбительную для меня статью «Человек на дне», а в номере 51 за 1990 г. напечатано враждебное письмо профессора Эткинда против меня.
— Каким образом писатель Лимонов вдруг превратился в журналиста и публициста Лимонова?
— Я всегда хотел стать журналистом. Ясно, что в СССР 60-х и в начале 70-х годов мне, сыну простых родителей, провинциалу, нечего было и мечтать о журналистике. Эта профессия была облюбована детьми партийной аристократии и отпрысками советской буржуазии. К тому же я не хотел становиться советским журналистом, я хотел быть ЖУРНАЛИСТОМ. Первой моей литературной активностью за границей была, кстати говоря, журналистская деятельность. Уже в Вене, едва сойдя с самолета, я написал серию статей о московской контркультуре. Оказавшись летом 1975 г. в Нью-Йорке на должности корректора в эмигрантской газете «Новое Русское Слово», я воспользовался возможностью и стал предлагать главному редактору свои статьи. Многие были отвергнуты, но кое-какие прошли. В октябре 1975 г. «НРС» опубликовало мою статью «Разочарование» — о положении бывших советских граждан в Соединенных Штатах. Это была первая «антизападная» статья, написанная советским эмигрантом, и мне пришлось дорого за нее заплатить. Приложение к «Известиям» — «Неделя» напечатала пересказ моей статьи, к редактору «НРС» явились типы из ФБР, и Андрей Седых объявил мне, что «ваша помощь газете больше не нужна». Излишне объяснять, что я оказался без средств к существованию. Осенью же 1975 г. я пытался поместить мои статьи в нью-йоркские газеты: «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк пост», «Дейли ньюс», «Вилледж Войс». Порой я работал в соавторстве с другим «диссидентом среди диссидентов» Валентином Пруссаковым. Нас отовсюду гнали. Между тем мысли и идеи, высказываемые нами, были далеко не глупыми. Мы отстаивали взгляд на СССР, как на дряхлое, застойное государство, в Соединенных же Штатах тогда и общественное мнение, и пресса сохраняли устарелый имидж СССР как тоталитарно-кровавого сталинского государства. О «кровавом советском режиме» разглагольствовали и диссиденты, В ноябре 1975 г. нам с большим трудом удалось убедить корреспондента «Лондон таймс» в Нью-Йорке Питера Стаффорда напечатать в «Лондон таймс» пересказ «Открытого письма А.Сахарову», подписанного Пруссаковым, Бахчаняном и мной. Речь шла о брошюре Сахарова «О стране и мире», за которую он тогда получил Нобелевскую премию мира. Отнесшись к взглядам Сахарова с уважением, мы, однако, указывали на его опасную идеализацию Запада, написали, что мы не узнаем наш Запад в сахаровской интерпретации, указали также на опасный альтруизм Сахарова. (Я горжусь тем, что первым, пятнадцать лет назад, указал на опасность экстремистского альтруизма Сахарова. Считаю, что именно альтруизм и идеализм сахаровского типа привели сегодня СССР на грань катастрофы.) Наша неравная борьба с западной прессой закончилась 26 мая 1976 г. демонстрацией и пикетированием здания «Нью-Йорк таймс» в знак протеста против игнорирования нашей информации. Интересно, что ни один советский журналист не явился на демонстрацию, хотя всем им, аккредитованным в Нью-Йорке, мы послали приглашения. Зато на демонстрации присутствовал агент ФБР. Подошел к нам и показал свой «бэдж» (бляху). Чтобы боялись.
После демонстрации я понял, что стену лбом не прошибешь. Думаю, что в значительной степени из-за невозможности выразить мои идеи, мысли и чувства в прессе я и написал свой первый роман. В нем, помимо «лирической» личной ноты, звучит протест и негодование американской социальной системой, оказавшейся такой же агрессивной к «инакомыслящим», как и советская. На долгие годы я ушел в писательство и, только заработав литературное имя в середине 80-х, стал писать для французских газет и журналов. Теперь я пишу уже на трех языках. (Для немцев и голландцев я пишу по-английски.) Так что я старый волк журналистики. Мне посчастливилось встретить на моем жизненном пути таких известных «аутсайдеров» западной журналистики, как Александр Кобёрн (работал в нью-йоркской «Вилледж Войс») и позднее Патрик Кэмпбелл из английского «Нью стейтсмен». (Это Кэмпбелл был источником скандала с английским сателлитом-шпионом.) Так что у меня позади хорошая школа. В настоящее время я член редакционного совета оппозиционного сатирического французского еженедельника «Идиот Интернасьональ». Предпочтение я отдаю журналистике политической. Интересно распознавать фальшивых людей и фальшивые проблемы.
— Какие фальшивые проблемы ты видишь у нас, в нашей социально-политической жизни?
— Пожалуйста, вот приходит на ум сразу — сведение счетов с Историей. Пять лет нездорово тратит свои силы общество на борьбу с призраками прошлого. Сведение счетов с Историей — занятие неблагородное, как всякое сведение счетов с отсутствующим, мертвым врагом, которому к тому же вы позволили умереть своей смертью. И сталинизм, и застой умерли сами от дряхлости еще до 1985 г., поэтому трусостью можно квалифицировать все возбужденные «разговоры на лестнице» (французское выражение) — обличения, бичевания, осуждения мертвых врагов. В прессе, на радио и телевидении, на заседаниях и уличных митингах. Обличать в тысячный раз Сталина или Троцкого, славословить кого там… Бухарина или даже Деникина, ловко оперируя «если бы» да «кабы», есть современный вид конформизма. Пора всем это понять. Благороднее, тяжелее обратиться лицом к энергичным и сильным сегодняшним противникам: к разрухе, к нехватке продовольствия, к преступному миру, к бессмысленным страшным национальным бунтам. Достаточно утешать себя тем, что при Сталине «страдали», и указывать ленивым перстом на его «преступления». Сталина уже нет в живых целых 39 лет. Критика прошлого более не нужна сегодня, ее было столько, что достаточно. Сегодня радио- и телеминуты, и часы, и квадратные сантиметры площади в газетах, потраченные на критицизм прошлого, отнимают живое место у тяжелых насущных проблем.
— А каково твое мнение о «сведении счетов» с КПСС?
— Только отойдя на значительное временное расстояние, можно будет определить ее роль в Истории. КПСС сегодня защищать рискованно. Однако, не имея с ней никаких связей (меня даже в комсомол в свое время не взяли), я могу попытаться взглянуть на проблему спокойно. В сегодняшние горячие времена обывательское мнение утверждает, что эта группа населения (КПСС) виновна во всем. На мой взгляд, члены КПСС, около 18–20 миллионов мужчин и женщин страны (и все нынешние лидеры перестройки среди них), не могут быть безболезненно отделены от тела страны, от народа. Они не были чужеземной группой захватчиков (и сегодняшние члены КПСС, и те, первых годов Советской власти), они связаны с советским народом родственными, производственными, дружескими узами. Они — неотъемлемая часть народа, его братья, отцы, деды, сестры. Подозревать их в злоумышлении против страны — бездарная попытка свалить ответственность со всего народного коллектива на группу, сделать их козлами отпущения за молчание и соучастие ВСЕХ. Вершину пирамиды КПСС (но и всего советского народа) составляла коммунистическая аристократия. Если уж распределять вину, то вина партаристократии много больше, чем вина рядовых миллионов членов.
В чем действительно виновата КПСС? В том, что начиная со своего основания и вплоть до смерти Сталина и даже позднее КПСС ошибалась вместе со всем человечеством, веря в утопическое коммунистическое общество и в то, что его должно установить насильственно. Сегодня легко утверждать, что наши деды были неправы, но чтобы убедиться в этом, понадобилось две трети века. Самая последняя по времени «вина» КПСС периода застоя в ее неэффективности как руководящей группы страны. Измениться ей мешали догмы, унаследованные от героического ее прошлого. Вина КПСС в том, что она позволила себе устареть. Озлобившись сегодня (и осмелев по разрешению Генерального секретаря КПСС, вот парадокс!), обыватель склонен мстить КПСС за ВСЕ. Это ВСЕ сам обыватель не в силах сформулировать. За удержание очень большой власти очень долгое время? За коррупцию ее лидеров? Но «коррумпирование» (так у вас говорят?) не есть специфический порок лидеров КПСС.
Коррупция не связана с идеологией. Обвинения в коррупции предъявляются во всем мире ежедневно властям всех политических направлений и ориентации. КПСС виновна в «преступлениях» Сталина? Но КПСС пострадала от его «преступлений» больше, чем непартийный народ…
Куда легче начать с конца и ответить на вопрос, в чем КПСС не виновата. Имею смелость заявить, что в несчастьях, и трагедиях, и крови последних пяти лет она не виновата. Если она и участвовала составным элементом в социальных волнениях 1985–1990 гг., то вину следует возложить на другие, уже «демократические», но экстремистские силы, бездумно столкнувшие советское общество в нигилизм. Как бы там ни было, самое умное сегодня — забыть о вине КПСС и срочно спасать Советское государство, разрушением которого все советское общество, все социальные слои исступленно занимались последние пять лет. Не соображая, что делают. Думая, что убивают идеологию, убивали государственность. К сожалению, структура КПСС во многом служила и структурой государства. «Сведение счетов» вообще занятие разрушающее, нездоровое, оборачивающееся и против тех, кто нападает, мстит, и против тех, кто защищается. Теряют в конечном счете все.
— Тебе не кажется, что ты играешь на руку компартии?
— До компартии мне дела нет. Я с ней никак не связан. Единственным настоящим советским коммунистом, встреченным мною в жизни, был мой отец. Выслужившись из солдат до старшего лейтенанта, он был маленьким коммунистом, одним из миллионов, и если считать привилегией комнату в 20 квадратных метров в коммунальной квартире в рабочем поселке, то наша семья была привилегированной. Компартию пусть защищают другие. Однако не для того советский народ по инициативе честного Горбачева начал сваливать с плеч партийную аристократию, чтобы немедленно вскочила к нему на плечи компания университетских профессоров, писателей, журналистов-депутатов (в одной только редколлегии «Огонька» — пятеро народных депутатов СССР!), член-корреспондентов и академиков (пятеро в Государственном совете!). Нет, я не защищаю компартию, но предостерегаю мой народ от новой опасности, от опасности полного захвата власти буржуазией знания. Эти люди готовят моему народу небывалое после революции 1917 г. перераспределение богатств в стране. И намерены лишить «40–50 миллионов лентяев» даже того скудного прожиточного минимума, который поддерживал их существование при застое.
Завлекая мой народ блестящим призраком будущего капитализма, компания доцентов, журналистов, срочно вышедших из партии авантюристов, размахивает магической формулой рынка. Не желая сказать моему народу, что богатства и уровень жизни западных стран достигнуты ими не при помощи магической формулы рынка, не единожды, но ПОСТЕПЕННО — НАКОПЛЕНИЕМ, СОБИРАНИЕМ, НАСЛОЕНИЕМ БЛАГОСОСТОЯНИЯ. Что у нынешнего поколения советских людей благосостояния не будет — они народу об этом не говорят. Не хотят они заявить во всеуслышание (но проговариваются) и о том, что непременным условием рыночного процветания будет узаконенное отстранение от участия в процветании значительной части населения. Так обстоит дело на Западе, так это будет и в СССР. И даже будет много хуже. Ибо если процветание западных обществ достигнуто за счет нескольких факторов: 1. Эксплуатации стран «третьего мира» (Запад скупает у них сырье за бесценок). 2. Эксплуатации планеты с помощью современных технологий. 3. Несправедливой эксплуатации части своего собственного населения (содержание около 10% трудоспособных на режиме безработицы, недоплата старым, слабым, малоквалифицированным, молодежи). В СССР же, где отсутствуют технологии для эксплуатации планеты, а природные ресурсы — свои, единственным объектом эксплуатации окажутся эти самые, заклейменные Федоровым «40–50 миллионов лентяев». И советские бедные будут много беднее западных бедных. Советские же безработные будут нищими.
Моему народу за всю его историю не пришлось еще познакомиться с буржуазными политиканами и их нравами и методами. КПСС и партократия были авторитарными администраторами. Советского человека ждет множество обманов и разочарований, ибо завлечения, соблазны, обман есть операционные методы демократической системы. И эти методы немногим благороднее принуждения. Советский народ должен понять, что партократия — его вчерашний враг, новая буржуазия — враг сегодняшний.
— Какой выход ты предлагаешь?
— Советское государство умирает. Беззаконие и безвластие достигли катастрофических размеров. Уже в статье от 20 октября 1990 г. в «Комсомольской правде» (увы, варварски сокращенной редакцией) я говорил о необходимости отказаться от «борьбы за власть в падающем лифте». Наша Родина в смертельной опасности. Поверх классовых, национальных и политических различий следует обратиться ко всем, кому дороги наш уклад жизни, наша история, прах наших предков в нашей земле: прекратите безумное саморазрушение! Советский народ переживает период малодушия и неверия в себя. В эпоху мазохизма ввергла его неопытная и жадная до власти советская буржуазия, стремящаяся оттягать власть у уходящей с политической сцены коммунистической аристократии. Бездумно и бездарно взявшись разрушать все структуры советской жизни одновременно — историческую, политическую, социальную, экономическую и психологическую,— советская радикальная буржуазия привела нашу Родину к краю пропасти. Необходимо остановить страшную болезнь малодушия. Она грозит гибелью Советскому государству и неисчислимыми бедами советским людям. Все здоровые силы советского народа обязаны объединиться для спасения Народа, Родины и Государства. Политические партии, объединения и группировки должны временно прекратить всякую политическую борьбу. Опасно существующее в стране многовластие должно быть немедленно устранено. В частности, прежде всего должно быть устранено двоевластие в самой Москве. Самозваное правительство Российской Федерации, находящееся в состоянии фактического мятежа против правительства СССР, должно немедленно самораспуститься. В противном случае Президент СССР властью ему данной обязан арестовать самозваное правительство. В том случае, если Президент СССР окажется не способен устранить многовластие, здоровые силы советского общества обязаны образовать комитет общественного спасения. К.О.С. должен быть образован представителями общественности, пользующихся доверием и авторитетом различных территориальных, национальных и профессиональных групп СССР. В него должны войти в обязательном порядке высшие религиозные лидеры мусульманских республик, католические, протестантские и ортодоксальные священники, представители армии, представители профессиональных групп (в частности, тяжелых профессий — шахтеры, сталевары, железнодорожники), так же как ветераны войны, отцы и матери многодетных семейств, и, разумеется, крестьяне. То есть в Комитете должен быть впрямую представлен советский народ, а не боссы буржуазии, не замы, профессора и академики. Такой способ представительства называется прямой демократией.
Под лозунгом «Одна страна! Одна Родина! Один народ — советский!» комитет общественного спасения обязан прежде всего установить порядок в стране. Для этого он должен от имени народа обратиться к армии с просьбой выполнить ее священнейшую обязанность — защитить советский народ в эти смутные времена, защитить Советское государство от распада.
— Все это звучит как подстрекательство к сильному режиму.
— Именно так.
№21(10472), 30 января 1991 года
Душа Иванова при переходе от социализма
Пока группы столичной буржуазии, вооруженные каждая своим рецептом перестройки экономики, борются за власть… Пока два Совета Министров на одну Москву и несколько команд экспертов апеллируют к народным депутатам: «Мой, мой рецепт самый действенный!», «Нет, от вашего больной рискует умереть, он слишком радикален. Рецепт моей команды — самый лучший!» — население — русский народ и народы республик переживают, предоставленные сами себе, свои процессы. Новые лидеры уверили их в том, что, позволив свершиться «сталинизму», они — самые виновные народы на планете, внушили им комплекс вины и комплекс неполноценности. Коллективная психика населения СССР переживает страшнейший стресс. Советский народ психически болен сегодня.
Наверняка боссы перестройки относят «коллективную психику народа» к той же области, что и гадание по руке, астрология, психоанализ и прочее другое «шарлатанство». Их, воспитанных в системе вульгарного советского марксизма, заботят исключительно проблемы кормления и работоспособности масс, то есть они относятся к человеку как к машине. Отсюда проистекает их бесстрастная безжалостность… Ну да, они подозревают, что у советского Ивана Иванова есть ДУША, но игнорируют это предположение в своей ежедневной деятельности. И это было бы не так уж страшно, если бы новые лидеры являлись продолжателями старого режима, шли бы по той же широкой протоптанной дороге, на которой массы, следующие за ними, особые шоковые сюрпризы не ожидают. Но лидеры перестройки — радикалы, и изменения, произведенные ими в советском обществе,— революционные изменения. И каждое из этих революционных изменений уже смутило, перепутало, сконфузило, возбудило и депрессировало коллективную психику советских людей — Иванов Ивановых. Революционеры-перестройкисты ликвидировали первым делом уже мертвого врага — СОВЕТСКУЮ ИСТОРИЮ. Выкопав труп, пустили его в расход как политического врага, даже не задумавшись в спешке, что с Историей с большой буквы, с Большой Историей каждого советского человека соединяет невидимыми нитями его собственная маленькая личная история. Могильные холмики нескольких поколений, фотографии, воспоминания, унаследованные верования советских лет, пословицы, песни и поговорки советских лет, дружбы родителей, семейные мифы, лица, облики, образы соседей — все, что на склоне лет, оглядываясь назад, человек и называет жизнью. Все это вынужденно переосмысливается сегодня миллионами советских людей. Переосмысливаются образы и ситуации. Поневоле советские люди заняты работой перестановки, переоценки, создания нового варианта каждой личной истории. «Лейтенант Сидоров с третьего этажа, следовательно, был палач уже тем самым фактом, что служил в войсках МВД… между тем какой хороший был дядька, а хромоногая угрюмая реабилитированная писательница с первого этажа, заносчивая и отдельная, никому не нравилась в доме, но согласно сегодняшней морали она-то и была самым «хорошим», то есть положительным, человеком того времени…» — так вот должен рассуждать 40–50-летний мужик Иван Иванов, перебирая детские воспоминания. Конфузясь и против своей воли он вынужден психологически предать многих друзей того времени и взять в «хорошие люди» многих неприятных типов. Если он не сделает этого, то будет жить в разладе со своей эпохой. «Мы выходим из КПСС, и вот почему»,— объясняют в газетах звезды перестройки первой величины и звезды помельче, а в памяти миллионов Ивановых возникает теплая атмосфера первомайских демонстраций, шутки и смех, и дядьки и тетки этой самой КПСС, кто-то из них был плохой, кто-то — хороший. «Посмотрим еще, до чего вы доведете страну, беспорочные!» — бурчит упорный Иван Иванов, несогласный отдать свое детство и юность и их ценности. А газеты кричат: «Погромы в Киргизии!», «Погромы в Баку!», «Взрыв автобуса в Азербайджане!» Может быть, и готовый уже поступиться своей личной памятью, Иванов не может этого сделать в таком настоящем. Результат: потеря критериев для оценки, постоянное сравнение прошлого и настоящего, РАСТЕРЯННОСТЬ, смятенность души.
Покончив с Историей, революционеры-перестройкисты разрушили понятие советского человека о справедливости внутри советского общества. По различным историческим причинам советский человек всегда принимал за справедливость прежде всего равенство. Нет, советский вариант равенства не исключал привилегий для партийных бояр и дворян, да, Иван Иванов зло иронизировал вслед черным «Волгам», проезжающим через город: «Слуги народа поехали!» Да, Иван Иванов знал, кто из местных властей берет взятки, пессимистически подозревал всегда, что самая суть системы торговли предполагает мошенничество, но по большому счету он был уверен, что советское общество есть общество равенства, то есть оно справедливое, то есть в нем значительное большинство живет в более или менее равных условиях. И если Ивановы шли в университеты, то не для того, чтобы, выучившись, зарабатывать больше,— напротив, инженер зарабатывал часто меньше рабочих,— но чтобы приобрести знания и заниматься чистой работой, а не физическим трудом. (Двадцатилетним парнем автор этой статьи зарабатывал в литейном цехе в 1963–1965 гг. от 180 до 320 рублей в месяц. Советский академик имел право на 500 рублей.)
Глядя сегодня на разгул удалых кооператоров (а первые кооперативы возникли, к сожалению, не в сфере производства, но в сфере спекуляции и обслуживания), не создающих новые ценности, но успешно перепродающих втридорога плоды его же рабочих трудов, Иван Иванов (Иванченко, Ованесяны, Иванидзе, Иванидовы и прочие мужики республик) зол и грустен (злы и грустны). Ранее, до 1985 г., шустрить и устраиваться считалось нечестным, НЕМОРАЛЬНЫМ способом существования. Ворующим работникам торговли, да, зачастую завидовали, одновременно презирая их и гордясь своей моральностью. Сегодня оказалось, что вчера презираемые качества эти — шустрить и устраиваться — есть поощряемые доблести нового общества. (Новые лидеры поощряют в гражданах именно эти качества. В печати раздаются голоса в пользу выпуска из тюрем преступников, осужденных до 1985 г. за «экономические преступления».) Растерянный Иван Иванов и все советские Иваны испытывают психологические трудности в удостоверении (идентификации) личностей ДОБРА и ЗЛА. Кто есть кто? Что есть морально, какое поведение, а что аморально? Ранее Ивановым было известно твердо, где Добро, где Зло. Сегодня — неизвестно. Президентским же декретом народную мораль не изменить.
Вдобавок советская мораль по происхождению вовсе и не советская, вовсе и не так уж навязанная. В основе советской морали лежит не по приказу Ленина и Сталина вдруг взятая и насильственно насажденная мораль октября 1917 г., но мораль низших классов общества, даже и не рабочая, но крестьянская, ставшая после грандиозной вспашки Российской империи плугом революции (и ликвидации высших классов) всеобщей усредненной моралью. Советская мораль есть адаптированная для всего общества старая крестьянская мораль: привычка к жизни «миром», совместный антагонизм крестьян к помещику, к барам вообще, к ростовщику — ее основные элементы. (Автор считает нужным заявить, что он не идеализирует советскую народную всеобщую мораль. Как и во всякую массовую мораль, в нее входят составными элементами и ханжество, и бесцеремонное подавление индивидуальностей. Но игнорировать существование этого кодекса поведения Иванов Ивановых значит допускать тягчайшую ошибку в любых политико-социальных вычислениях.)
Возбужденные толпы, состоящие из Ивановых всех национальностей, сегодня растеряны так же, как и психика отдельного Ивана Иванова. Чего придерживаться, во что верить, как себя вести? Как себя вести в стране, где черное еще пять лет назад стало белым? Сотни психологических проблем атакуют психику Ивана Иванова. Определить себя по отношению к новым богатым — одна из них, и немаловажная. Честно богатым? «Нечестно богатым»,— подсказывают из глубины десятков поколений крестьянские предки. (Один из корней антисемитизма именно это «нечестное», по мнению народной морали, происхождение еврейского богатства.* Христианская церковь, католическая особенно строго, запрещала христианам заниматься ростовщичеством. Еврейская религия, как известно, не запрещает занимать деньги под проценты. Посему это ненавидимая массами профессия многие сотни лет была еврейской привилегией). Раздробленная на тысячи Советов депутатов (в одной Москве 34 Совета!) по десяткам республик, по сотням министерств, изошедшая в дебатах (часто это сырые эмоции вслух), власть катастрофически ослабла. Здесь не место выяснять причины ее слабости, нас интересует то, как слабость власти сказывается на ежедневной жизни Ивана Иванова и на его психике.
После наступления темноты улицы советских городов пусты. Они разительно похожи на улицы городов из мрачных фильмов о мрачном будущем. Очевиден действительный сильнейший рост преступлений (связанный именно с ослаблением власти), этот рост зафиксирован официальной советской статистикой, о преступности ежедневно сообщают Иванову советские газеты. Иван Иванов переживает, если его дети-подростки задерживаются вне дома после наступления темноты, куда больше, чем обыкновенно нервничал советский отец. Страх вызывает в нем неврастению, ложится еще большим грузом на его психику. Сам он также не уверен в своей личной безопасности. Слухи об убийствах и действительные происшествия, о которых его информируют газеты (последнее — ужасающее убийство протоиерея А.Меня топором), столкновения с преступностью его соседей и коллег по работе не способствуют поднятию настроения Иванова. Живет он, вороша память, высчитывая, бурча, злясь, вздрагивая и боясь. Ему, отцу семейства, унизительно чувствовать себя беспомощным. Любая группа малолетних хулиганов способна сегодня терроризировать, если захочет, его семью, и он ничего не сможет сделать. Иванову страшно появившихся в советской жизни спортивного вида молодчиков рэкетиров и стыдно своих страхов. Постоянно сравнивая «тогда» и «сейчас», он боится этого сейчас и не хочет в то же самое время признать, что тогда было тише, спокойнее, лучше, счастливее, наконец. Вспоминая свои пятилетней давности недовольства бюрократией, застоем, коррупцией, привилегиями партийной аристократии, то, как он ругался вслед черным «Волгам», он вынужден признать, что в сравнении с мрачным «сегодня» за окнами прегрешения застойных бюрократов были детскими шалостями. Проехав с работы домой по грязному, в колдобинах мрачному городу, включив телевизор и поглядев двадцатиминутный показ какого-нибудь Каннского кинофестиваля или черт знает чего другого хорошего там, на Западе, Иванов чуть ободряется. «Вот у них ведь там хорошо, и мы переживем трудности переходного периода, и у нас, наверное, будет хорошо».
Приходит грустная, с пустыми сумками жена Иванова. После работы забежала в магазин. Проблема питания никогда не была легка в СССР. Мария Иванова стояла в очередях до 1985 г., и это было ненормальным нормальным явлением. Но перестройщики стали выдавать Ивановым сахар по карточкам, а с недавних пор появились очереди за хлебом, в последний раз подобный позор случился со страной треть века тому назад. Эта ситуация живо напоминает Иванову фильмы о чудовищной разрухе гражданской войны. Сам Иванов за всю его сорока- или пятидесятилетнюю жизнь в разрухе не жил. СССР никогда не бежала впереди всех в мировом забеге за процветанием, но пятьдесят-шестьдесят стран бежали сзади. В разруху повергали обыкновенно страну революции и войны. «Но ведь в 1985 г. не произошла война»,— говорит себе Иванов. Мария и Иван Ивановы сквозь зубы клянут власть, но им стыдно выглядеть в собственных глазах людьми непередовыми и непрогрессивными. Логично, что они набрасываются на прессу, ищут у умных и опытных людей ответа на свои тревоги. Что будет? Что делать? Будет ли лучше? Почему сегодня так плохо и страшно?
Пресса же устами звезд перестройки не стесняется обвинять в лености (и даже неполноценности!) их, миллионы Ивановых. Святослав Федоров в интервью брестской газете «Заря» (перепечатано в «24 Часа», 1990, №32) называет советское общество «обществом полурабов» и утверждает:
«Очень многие из нас совершенно не хотят работать. Таких людей у нас не менее 40–50 миллионов… мы не хотим по-настоящему работать…»
Однако Федоров говорит, что «должен рисковать весь народ».
Писательница Татьяна Толстая (из рода царских и позднее сталинских бояр) в высшей степени недовольна Ивановыми.
«Верят в крик, но не верят в ум. Вообще, две вещи не всегда пользовались почетом на Руси — ум и труд, что сказывается и в фольклоре, в пословицах, и в жизни. Всегда меня удивляла песня «Дубинушка», которая уже начинается с презрения, словно со скривленными губами поется: «Англичанин мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину, а наш русский мужик, коль работать невмочь, так затянет родную «Дубину». Слушаешь и думаешь, почему же ты, голубчик, сам не изобретаешь за машиной машину?» («Совершенно секретно», 1990, №4.)
И Федоров рекомендует Ивановым заняться изобретательством:
«Сегодня вы изобретаете какой-нибудь самолет, завтра вы строите свой аэропорт, послезавтра вы летите и зарабатываете деньги для себя и людей, которые живут с вами одними стремлениями…»
«А не полетел бы ты, глазной хирург, на … !» — ругается Иванов и отбрасывает газету. Натолкнувшись на подобное безграмотное (слова «Дубинушки» не народные, боярыня Толстая, это не он сам себя называет «наш русский мужик», но ваш брат-барин сочинил) презрение и враждебность, Ивановы остаются со своим смятением одни. Они все чаще ищут убежища в старом, до 1985 г. времени, когда было спокойно, когда была пусть и неэнергичная и не особо экономически показательная жизнь, но души народные не перекручивали в гигантской мясорубке перехода от социализма к… какой-то еще более передовой, но уже страшной ценой достающейся системе.
Еще более травмирована психика советских людей в окраинных республиках. Там льется кровь, стреляют, зверствуют. И кричит в телекамеру, рыдая, армянская бабка, вызволенная из Баку, призывая самого большого начальника Горбачева вмешаться в армяно-азербайджанскую распрю, не понимая высоких материй перестройки и демократии, бормочет что-то жалкое и вышедшее из моды о том, что «столько лет жили все в Баку, и русские, и армяне, и азербайджанцы, душа в душу, друзья и соседи». А в другую телекамеру рыдают азербайджанские родственники погибших во взорванном армянскими боевиками автобусе: «Да что же это такое, да останови же преступления, Горбачев! Ведь жили мы, друзья и соседи…» А Горбачев медлит, и советники его — прогрессисты и прозападники не советуют ему вводить войска на территории, где идут погромы: «Запад скажет, что мы не демократы». И потому что ложно понята советскими неофитами идеология демократии, дети, женщины, старики уже принесены в жертву жестоким новым временам — Молоху Демократии. Хартия демократии, позаимствованная у Запада, глаголет, что право на самоопределение должно быть признано за всеми народами, если они этого самоопределения желают. (Сам Запад ханжески не следует своей же хартии. Баски и северные ирландцы, корсиканцы и аборигены Новой Каледонии, бельгийские фламандцы никогда не получат своей независимости.) На самом же деле Ованесяны, Иванидовы и Иванидзе не участвуют в национальных движениях. Они страдают от национальных движений. Участвует и хочет национальных государств всегда лишь активное крайнее меньшинство. Загублены бабкины дети всего лишь для того, чтобы Тер-Петросян стал президентом, сотни безответственных, но амбициозных музыковедов и писателей стали лидерами нации — министрами и депутатами, а десяток тысяч горячих голов (в нормальные времена они закончили бы свои дни в тюрьме) образовали бы вооруженные группы по типу бейрутских банд. В самом удачном случае они сольются в конце концов в национальные войска. Национальные войска, как показывает опыт — история деколонизировавшихся стран (Европы в 1918–1945 гг., Азии, в частности Индии и Пакистана, в 1947–1950 гг., Африки в 60-е годы),— рано или поздно всегда затевают войны с соседями. Рано или поздно. Национальным боссам, может быть, и кажется, что они несут своим народам какое-то небывалое освобождение. На деле они несут ему кровь и слезы. Сегодня прекрасное национальное будущее обещается ими, невозможно, однако, проверить, правдоподобны ли обещания. Но неприглядное настоящее зияет в окне Иванова. Если в эпоху перестройки граждан убивает не государство, но частные преступники и националисты (они первые приватизировали бизнес убийства), то почему Иванов обязан считать перестроечный режим лучше тоталитарного, предшествующего ему? Изуродованные трупы Оша, что, менее мертвы, чем были трупы Гулага?
Рабочий мужик Иванидов — Иванидзе — Ованесян смотрит на бабкино плачущее, в морщинах лицо и скрипит зубами. У него нет политических амбиций, он, может быть, и чувствует себя теплее в толпе людей, говорящих с ним на одном языке, но и только. На этом его национализм кончается. И он не может понять, зачем все это затеяно? Зачем все это происходит? И почему сегодня?! Почему не досталось подобное несчастное испытание другим поколениям? Ему обещают (опять, второй раз в этом веке) счастливое будущее и, не спрашивая его согласия, заставляют жить в кровавом настоящем.
По всем республикам мечутся группы мужиков с кровавыми руками, и по всем советским окраинам плачут слабые старухи, и скрипят зубами Ивановы: «На х… нам ваша перестройка, если нужно пройти через кровь и слезы!..»
И вот в этой-то ситуации, очень смахивающей на времена, когда малая орда кочевников только что прошлась по стране и в ужасе ожидается нашествие Великой Орды, столичные начальники, денно и нощно заседая, готовят Ивановым программу бессмертного подвига, по размаху могущую соперничать только со строительством коммунизма,— программу перехода страны к капитализму. Это миллионам-то людей с развороченными душами вы такой подвиг навязываете? «Должен рисковать весь народ»? Но когда душа народная больна, то у Ивановых руки опускаются. А вы их строить зовете. Да еще энергично строить. Иван Иванов не может участвовать в интеллектуальных играх советской буржуазии. Так же как Иванченко, Ованесян, Иванидов не могут участвовать в играх своих национальных буржуазии. Интересы и цели Ивановых и буржуазии (Святослава Федорова, академиков, писателей) различны. Ее интересы — социальное изобретательство, социальные амбиции, власть. Интересы Ивановых в том, чтобы жить прежде всего в социально стабильном обществе и уже затем — в обществе довольства и процветания.
Иван Иванов и все 300 миллионов Ивановых психически больны. Пять лет надежд, кризисов, все больше неудач и потерь его страны истощили душу Иванова, издергали ее, принесли ему растерянность, неуверенность, внушили пессимизм и ужас. Определенный маразм перестроечной мысли проявляется в том, что экономическая «рыночная» реформа сделалась для боссов перестройки идеей фикс, проблемой номер один и затмила чуму, свирепствующую в стране. Они одержимы экономикой, и обязательно рыночной. «Рынок! Рынок! Рынок!» — кричат газеты. В то время как даже деревенскому психиатру давно уже ясно, что в социально нестабильной стране с больной душой любая самая гениальная реформа провалится. Ибо Иван Иванов не в состоянии работать. Его надо вылечить вначале. Покоем, восстановлением порядка в стране. Стабилизацией страны. Поднять его мораль, а уж потом взваливать на него реформы. Хоть вся КПСС выйдет из КПСС и войдет во что-нибудь другое, без участия Ивановых, как вы их ни презирайте, вы останетесь опасными болтунами, и только, тт. Шаталины, Свят. Федоровы, Ельцины, Бочаровы и Аганбегяны… Во время чумы пирующие за столом, склоненные над писчебумажными яствами рецептов самого нового капитализма.
№32(10483), 14 февраля 1991 года
* Нет нужды напоминать о том (надеюсь), что всеобщее еврейское богатство — сказка.
Ждут живые и павшие
Интерпретируя СССР как последнюю колониальную империю, либеральные зарубежные (например, Элен Каррэр Д'Анкосс) и советские историки намеренно совершают вульгарную ошибку. Тем более опасную, что интерпретация историков на наших глазах превращается в идеологию, удобную для сепаратистов всех мастей. СССР не есть последняя колониальная империя, но многонациональное государство-цивилизация.
Наследуя в той или иной степени Римской империи, оказавшиеся на территории Европы варвары создали шесть соперничающих между собой основных цивилизаций. Это: англосаксонская, французская, иберийская, итальянская, германская и российская (последняя наследовала Восточной Римской империи). Из них три — англосаксонская, иберийская (то есть испано-португальская) и российская — в поисках жизненного пространства смогли успешно распространиться за пределы Европы и остаться там, закрепив за собой территории. Англосаксонская успешно колонизировала Северную Америку, Австралию и Новую Зеландию, иберийская завоевала Южную Америку и колонизировала ее еще прочнее, смешавшись с местными жителями, навязала свой язык и культуру. Российская цивилизация залила собой вакуум Сибири и пограничные ей территории Кавказа и Азии.
Чтобы понять сущность российской цивилизации, присмотримся поближе к соседям — к германской и французской цивилизациям. Если основополагающим принципом германской цивилизации является древнеримский принцип «право крови» (jus sanquinis), то есть там, где живут люди германской крови, там есть германская земля, то французская цивилизация основана на другом, прямо противоположном принципе римского права, на «праве почвы» (jus soli). To есть там, где французская земля,— там французская нация. Принцип «права почвы» был адаптирован французской цивилизацией вынужденно, потому что соответствовал реальности уже существующей, ибо на земле Франции сливались и смешивались в разные времена десятки кровей. Кельтская, латинская, галло-романская и германская, баскская и фламандская, бретонская, овернская и шампанская. Позднее, уже в новое время,— арабская, польская, итальянская… История Франции есть ИСТОРИЯ УДЕРЖАНИЯ ПОЧВЫ, вне зависимости от этнического состава племен, находящихся на этой земле. Племенам этим был дан сконструированный язык (для множества из них заимствованный) — французский язык: великолепный инструмент объединения и цивилизации. Российская цивилизация принадлежит к тому же типу, что и французская, кровь для нее не важна, ее основополагающий принцип — «право почвы» (однако благодаря нашему географическому положению мы оказались одновременно и успешной экспансионистской цивилизацией, подобно англосаксонской и иберийской). По земле нашей прошли, взаимно сливаясь, столько наций и племен, что говорить о «славянской крови» как таковой можно лишь условно. РОССИЯ — это не кровь, не этнос — это ИДЕЯ. У истоков нашей государственности стоят варяги-скандинавы, мы смешивались с половцами, бурятами, поляками, монголами и многими другими нациями на протяжении тысячелетия. Уже в XVII в. русское общество было подлинно интернациональным. Шантай Лемерсьер-Кэлькэжэй пишет в своей книге «Монгольский мир»:
«…в XVII веке русская аристократия насчитывала 156 семейств татарского происхождения, 168 семейств Рюриковичей и 223 семейства польско-литовского происхождения»
(я приводил уже эту интересную статистику в одной из моих статей, но позволю себе процитировать ее еще раз, настолько она показательна). Позднее к этому интернационалу присоединились немецкие и голландские семейства, приглашенные Петром и Екатериной, грузинские и азиатские роды, бежавшие от Наполеона французы… Российская цивилизация принимала охотно всех, кто имел желание служить ей и овладевал русским языком. (Парадоксально, что самый на сегодняшний день экстремистский сепаратизм — литовский — возглавляется Ландсбергисом, чей немецкий предок получил землю в Литве из рук немки Екатерины за службу в русской армии!) Русский язык послужил инструментом объединения и цивилизации для ста двадцати или более наций и племен. Российской цивилизации верой и правдой служили поляки, немцы, грузины, кто угодно. Вспомним, что немка Екатерина была самой экспансионистской из русских самодержцев. История российской цивилизации есть история коллективной гениальности многих народов и многих кровей. Там, где русская земля, там «русский (в широком смысле этого слова) человек», а кровь у него может быть калмыцкая, монгольская, немецкая — какую Бог дал. Вот таким был (и оставался в годы Советской власти, лишь человек стал называться «советским») основополагающий принцип российской цивилизации. Всякий, кто старается сузить российскую цивилизацию до размеров славянской крови (ее, пожалуй, не найдешь, чистой славянской и в далеких северных деревнях), служит ей плохую службу.
У КАЖДОЙ из европейских цивилизаций за долгие века конфликтов (достаточно лишь вспомнить, сколько раз сталкивались в войнах французская и германская цивилизации) образовались в конце концов естественные границы. Они нигде не бесспорны, ибо проходят по телу живых народов, их разделяя и рассекая. Эльзасский диалект германского языка чаще слышится на улицах Страсбурга, чем французский язык, эльзасские блюда германской кухни, архитектура старого Страсбурга — германская архитектура, но Эльзас-Лотарингия — французскаая территория. (Шесть раз переходила Эльзас-Лотарингия из рук в руки за последние сто лет, прежде чем граница застыла.) Ницца, без сомнения, куда более итальянский город, нежели французский, однако только крушение Франции как государства сможет вызвать пересмотр границы между двумя цивилизациями.
В чем различие между пограничными территориями, подобными Эльзас-Лотарингии или Ницце, и колониями? Колонии обыкновенно суть территории, совсем чуждые колонизаторам по традициям и культуре и расположенные за морем или лежащие за множеством чужих границ. (Нам говорят, что колониализм предосудителен и он обречен. Однако существует столько же примеров удачливого, успешного колониализма, сколько примеров неуспешного. Полная колонизация англосаксонской цивилизацией Северной Америки, Австралии, Новой Зеландии и иберийской цивилизацией — Южной Америки опровергает якобы непреложный тезис «прогрессизма» — неминуемое «освобождение» всех колонизированных наций…) Пограничные же территории между цивилизациями всегда отчасти «наши», но уже и не наши. Таковы прибалтийские территории, контролируемые российской цивилизацией с темнейших времен. Российская цивилизация вовсе не пришла в Прибалтику с Петром. Российские города-государства Новгород, Полоцк, Псков древнее соседних с ними городов прибалтийских наций. Если Новгород основан в 862 г., Вильнюс только в 10 в., Рига — в 1201 г. (германскими рыцарями!). В 1239 г. (тогда еще языческие) литовские племена сожгли Полоцк. 15 июля 1240 г. Александр Невский разбил шведов на Неве. В 1242 г. он же бился с германскими рыцарями на льду Чудского озера, по озеру этому и сегодня проходит «граница» между РСФСР и Эстонской ССР. Так что земли эти и «наши» одновременно, и не наши, как и полагается пограничным переходным территориям. Удержать их сегодня или отдать крошечным самолюбивым агрессивным национализмам зависит только исключительно от того, тонка ли стала кишка у российской цивилизации. Только от этого. Ибо никакого высшего, от Бога, принципа по поводу отношений между нациями не существует. Ни Яхве, ни Иисус, ни Аллах не завещали человечеству фундаментальной заповеди по этому поводу. Молчит об этом предмете и идеология либерального капитализма. (Марксистская идеология склоняется, как мы знаем, в идеале к отмиранию государственных границ.) История же свидетельствует, что все государства сформировались исключительно насилием, только им. Вплоть до самых юных: Израиля, 1948 г. рождения, и Бангладеш, рождения 1971 г. (последняя выделилась из Пакистана в результате междоусобной войны и сотни тысяч жертв). И удерживаются государства от распада, видоизменения исключительно угрозой насилия.
Кстати, о нем, о насилии. Убеждение в том, что насилие отрицательно и его применение в решении конфликтов незаконно или предосудительно, есть заблуждение. Начиная от Макиавелли, политические аналитики признают силу как первейшего и главнейшего агента исторических процессов. Всякий, кто в наши дни и в нашу эпоху верит в то, что насилие есть метод, к которому прибегают только «плохие» люди и «плохие» режимы, или не понимает Историю (как новорожденные советские либералы), или не обладает интеллектуальной честностью. Наблюдая за непостоянной, нетвердой политикой Президента СССР, можно предположить, что его время от времени одергивают именно такие люди.
Должна ли российская цивилизация отказаться от прибалтийских республик во имя соблюдения морального принципа? Вопрос, о какой морали речь? О христианской? Она оставляла заботу о нациях и государствах кесарям, лимитируя себя душой человеческой. Или речь идет о морали, заключенной в Декларации прав человека? В преамбуле к универсальной Декларации прав человека лишь сказано вскользь: «Считаем существенным поощрение развитии дружеских отношений между нациями». Вполне «моральным» поступком будет просьба Германии о том, чтобы Польша отдала ей «исконные германские территории по Одеру и Нейсе». И, стремясь к развитию дружеских отношений, Польша должна бы отдать Германии добытые, кстати сказать, нашей, советской кровью территории. Ведь сегодняшняя Германия живет по иным моральным принципам, нежели потерявшая эти области побежденная гитлеровская Германия. Почему бы не отдать? Но скажите об этом Леху Валенсе… Никто ему об этом и не говорит. Напротив, лидеры Германии и Соединенных Штатов многократно заверили Польшу в неприкосновенности границы по Одеру — Нейсе. В неприкосновенности наших, советских границ нас никто не заверил и не заверяет. В отношении Запада к Восточной Европе явно просматриваются две логики. Одна для «своих», для «друзей», другая, недружелюбная, применяется по отношению к сильному сопернику — российской цивилизации.
Польшу успокоили… Однако вполне возможно представить лет, скажем, через десять (в случае, если российская государственность ослабнет), организованные США, Великобританией, Францией переговоры о переделе границ в Восточной Европе. Вспомним прецеденты: Венский конгресс, Версальский договор, Ялту. Нехотя, под нажимом уступив могучей Германии территории по Одеру и Нейсе, Польша, можно предположить, получит как компенсацию Калининградскую область и… часть Литвы. Почему нет? Ведь уже кроили как хотели. Посчитайте, сколько государств выкроили из одной только Австро-Венгерской монархии… Западу интересна сегодня Литва как аргумент и средство расчленения сильного противника — русской государственности. Однако самый близкий друг Запада (и сама — Запад) — восьмидесятимиллионная Германия, а уж следующий по значению друг — тридцативосьмимиллионная Польша. Литвой же, с тремя с половиной миллионами населения (из них 700 тысяч русских и поляков), можно будет и пренебречь. И к тому же Польша имеет не меньше исторических прав на Вильнюс, чем Литва…
«Передовые» и «прогрессивные» жители Ленинграда и Москвы (относящие сами себя к интеллигенции) склонны думать, что если СССР обрежется до границ РСФСР, то, освободившись от назойливых республиканских национализмов, они смогут спокойно наслаждаться плодами рынка и предметами западного импорта. О нет, Чаадаевы, вас не оставят в покое! Это будет не концом процесса, а только его началом. Покажет клыки дружественная Финляндия, татарская республика станет точить свои пики на востоке от Москвы. Проснутся или уже проснулись марийские, чувашские и еще десятки расписных национализмов. Окрепнув и заручившись международной поддержкой (особенно северных стран), эстонские националисты предъявят свои права и на город Петра. Дождетесь! И если сегодня это кажется немыслимым, но разве еще несколько лет тому назад казалось мыслимым воссоединение Германии? На юге и востоке РСФСР тысячами километров граничит с агрессивной сегодня исламской цивилизацией и с мощной китайской. Вы думаете, они будут наблюдать безучастно все ваши отказы и отдачи и не воспользуются моментом, дабы урвать куски насущно необходимого им жизненного пространства? Покоя не будет. Как минимум, вы будете вынуждены вести оборонительные войны следующие полстолетия.
Советские люди не должны позволить одурманить себя опиумом «демократии». На Западе это расхожее слово употребляется демагогами от политики в тех же обстоятельствах, в каких советские демагоги более полувека употребляли слово «коммунизм». Мир живет и существует по законам силы, и горе тому в этом мире, кто слаб. Слабому человеку, слабому государству, слабой цивилизации. Никакие международные права, никакие «демократические принципы» не оградят многонациональную российскую цивилизацию от полного распада и пожирания соседями, если народы ее потеряют волю к сохранению ее. Советские люди должны извлечь урок из того, что происходит в Ираке. Такое давно произошло бы с СССР, не будь у нас ядерного вооружения и мощной армии. (Разве не называли нас «кровавым советским тоталитаризмом», «зловещей империей», как сегодня называют иракский режим «фашистским»?) Нужно быть сильными. Это в интересах нас всех. От того, что РСФСР станет называть себя «демократией», отношение к нам соседей не изменится, ибо оно диктуется геополитикой, а не эмоциями.
Не следует стремиться к моральной правоте, всем угождать. Государство — не церковь. Специальностью той является мораль граждан и контроль над соблюдением заповедей. Демократическое государство (именно потому оно и демократическое) в идеальном его виде должно служить инструментом насилия широкого большинства над интересами индивидуумов и групп. Все существующие законы всех государств именно эту цель и преследуют.
Президент СССР обязан сказать четкое НЕТ экстремистам прибалтийских и кавказских национализмов и тем самым решительно остановить дезинтеграцию нашей цивилизации. Объявить военное положение в Прибалтике и убрать от власти экстремистов. Взять на себя полную ответственность за действия Советской Армии. Миллионы россиян многих наций и народностей, павшие на Чудском озере, на Куликовом поле, в сражении под Полтавой, на Бородинском поле, в битве за Берлин, в тысячах битв за нашу общую российскую цивилизацию, смотрят на Вас, Президент. И ждут. И ждут живые; ждут друзья, ждут сомневающиеся, потерявшие веру, ждут ненавистники и враги. Не следует забывать к тому же, что мы не только окружены соперничающими цивилизациями, но и структурно объединяем в трагическом разбросе 120 народов. И все они смотрят на то, что происходит в Литве, и ждут.
Останемся ли мы российской цивилизацией или выродимся в опереточную Московскую Демократическую Республику, зависит только от нас самих. От нашей коллективной силы воли. Нам не на кого надеяться. Запад нам не друг, так же как и Восток. У государств нет друзей — есть временные союзники, меньшие или равные по силе. «Холодная война» в известном смысле была идеальной дружбой-враждой равных. Сегодня Запад презирает СССР за его слабость. Нужно быть сильными. Иначе погибнем.
№53(10504), 15 марта 1991 года
Чаадаевщина
1. Не наши «наши»
Все первые страницы январских и февральских номеров «демократической» прессы заполнены были протестами либеральных интеллигентов против «насилия» в Вильнюсе. В качестве примера приведу лишь заявление советского Пен-центра. Советский Пен
«решительно осуждает насилие, примененное против суверенной Литвы, и глубоко скорбит о жертвах карательной акции… К демократии нельзя прийти через кровь и репрессии…».
Под заявлением пятьдесят подписей. Среди прочих — Ахмадулина, Битов, Евтушенко, Рыбаков, Шмелев (Литературная газета, 1991, №3).
Осудили тотчас, еще до расследования происшедшего. И это при наличии различных свидетельств (журналиста Невзорова в том числе, до сих пор считавшегося у либералов «своим»), что трагедия в Вильнюсе — провокация экстремистов-националистов доктора Ландсбергиса. Не разобравшись, заранее уже уверены, что это армия виновата, центральное правительство, «наши». И без промедления выступили плотным строем не за наших солдат, но за «тех», за их сторону. (Я отказываюсь говорить о «литовской стороне», ибо литовский национализм, как и всякий другой,— движение доминантного меньшинства.) Чем объяснить эту аберрацию природы? Групповым безумием? Ложными принципами? Ведь это ненормально — быть против своих… Разве нормально?
В стране, где я живу, во Франции, невозможно найти ни единого политического деятеля или сколько-нибудь известного интеллектуала, поддерживающего независимость Корсики или островов Новой Каледонии, отделение их от Франции. Даже компартия не подвергает сомнению принадлежность Корсики Франции (отошла к Франции в 1795 г., в тот же год Литва стала частью России). А у корсиканцев свой язык, все как следует нации. «Успокаивая» Новую Каледонию несколько лет назад, французские жандармы не церемонились: застрелили вначале десяток канаков-экстремистов во главе с лидером их Машеро. Позднее были застрелены еще 19 человек (многие со связанными руками), а в 1989 г. при запутанных обстоятельствах был застрелен совсем уж умеренный (типа Прунскене) лидер Жан-Мари Джибао. Убийства, разумеется, предосудительны, однако интересно другое: никаких протестов со стороны французской интеллигенции не прозвучало. Обстоятельства всех этих убийств профессионально заинтересовали журналистов. И все. Почему же «наша» интеллигенция такая не наша? Разберемся.
Начнем с анализа поведения класса, авангардом которого она является.
2. Революция замов и экспертов
Расхожее объяснение происходящего в СССР: конфликт между радикалами-демократами (разумеется, «передовыми» и «прогрессивными») и консерваторами (разумеется, «отсталыми» и «защищающими свои привилегии»). Я предлагаю мое объяснение. В СССР происходит «холодная» буржуазная революция, восстание класса Новой Буржуазии. Кто такая НБ? В СССР не существует традиционной классической буржуазии, старого денежного класса, ни земледельческой, ни индустриальной, уничтоженных тотчас после 1917 г. Но зато есть, прочно стоит на ногах насчитывающий десятки миллионов класс служащей буржуазии знания. Это всевозможных рангов ученые, квалифицированные техники и инженеры, это учителя, это доктора и адвокаты, это журналисты, это люди свободных профессий: актеры, певцы, музыканты, писатели; это и служители религии, и определенная часть профессионального советского офицерства, и даже профессиональная часть партийной номенклатуры. Почему я называю их буржуазией? Потому что в их случае культура, то есть знания и специальные умения, выполняет функции капитала. Образование служит Новой Буржуазии таким же капиталом, как деньги, машинные корпуса и оборудование классической буржуазии. Новая Буржуазия существует во всех развитых странах мира, но в СССР этот класс необыкновенно многочислен, ибо его появление связано с уникальным в истории явлением — системой бесплатного массового общественного образования, необыкновенно развитой именно в СССР. Вначале Новая Буржуазия не отделялась от старых классов. Это были главным образом дети, сестры и братья представителей старых классов: коммунистических бояр и дворян (партийной аристократии) и рабочих и крестьян. Сегодня это могучий новый класс. Называть его интеллигенцией или интеллектуалами — ошибочно, интеллектуалы являются лишь частью этого класса. Его меньшей частью.
Сознают ли они себя сами буржуазией? Лидеры «демократов» — да, сознают. Александр Яковлев, народный депутат, юрист, участвуя в круглом столе «Московских новостей», сказал (1990, 29 июля):
«Великие реформаторы прошлого опирались на средний класс… О ком речь? Прежде всего о профессионалах в любой сфере: квалифицированных рабочих, инженерах, медиках, людях искусства, юристах… Вот где социальный слой, способный двинуть Россию вперед… надо помогать ему идентифицировать себя, осознать себя общностью…»
«Народный» депутат Николай Шмелев, экономист, писатель, выступивший вслед за Яковлевым, уточнил:
«Яковлев сказал «средний класс». Но я люблю старое русское слово «обыватель», еще больше — «мещанин»».
И «мещанин», и «обыватель», и «средний класс» переводятся на французский да и на английский лишь словом «буржуа». Так что они себя ощущают буржуазией. Профессиональной буржуазией.
Революция Новой Буржуазии (пока еще «холодная») направлена против класса большевистских бояр и дворян, против господства коммунистической аристократии. Советские источники называют ее бюрократией, но, скажем, такие ее черты, как непотизм и родовые, передаваемые из поколения в поколение привилегии, изобличают ее аристократический характер. Рожденная еще при жизни Ленина, не ожиревшая при Сталине (он перманентно чистил своих бояр и дворян, держал их в страхе и в хорошей форме), аристократия продержалась у власти после его смерти целых «тридцать лет и три года». Начавшая жиреть при Хрущеве, окончательно одряхлевшая при Брежневе, коммунистическая аристократия все более вынуждена была перекладывать профессиональное руководство страной на служащую ему Новую Буржуазию: на замов и экспертов-технократов. Имевший множество случаев убедиться в некомпетентности большевистских бояр и дворян, класс Новой Буржуазии постепенно стал считать иррациональным тот факт, что над ним стоит некомпетентное руководство коммунистических аристократов: секретарей партии — принцев, инструкторов — дворян. В начале 60-х годов, раздраженная заморозком хрущевской оттепели (новый класс возлагал на нее огромные надежды), часть Новой Буржуазии открыто взбунтовалась и впервые заявила о себе на весь мир. Первые диссиденты — писатели Синявский и Солженицын, ученый Сахаров впервые осмелились зарычать на партийную аристократию. В лице вышеперечисленных и сотен других, менее известных своих представителей Новая Буржуазия призвала к переменам советского общества во имя всех его классов, на деле — для себя. Партийная аристократия нашла в себе силы подавить бунт интеллектуалов в 60-е годы. Однако урока из этого первого бунта нового класса она не извлекла. Вместо того чтобы разумно поделиться с Новой Буржуазией властью, продолжала третировать целый могучий класс как слуг. (Впрочем, раздел власти не спас бы аристократию. НБ стремится ко всей власти.)
Сегодня Новая Буржуазия не желает делить власть, хочет сама быть боссом, править страной единолично. Она в состоянии открытого бунта против аристократии и захватила немало важных позиций. Верховный Совет РСФСР, Ленсовет и Моссовет, где НБ в большинстве, успешно вырывают власть соответственно у Верховного Совета и Правительства СССР и Ленинградского и Московского обкомов. (Результат: хаос и разруха.) В претензиях НБ на власть, разумеется, нет ничего незаконного или зазорного. Этот сильный, творческий класс имеет право на свою долю власти. (Сильнее других не численностью — рабочий класс многочисленнее,— но выполняемыми им в современном обществе важнейшими функциями.) Плохо то, что НБ хочет ВСЮ ВЛАСТЬ. (Она осмелела сегодня и в отличие от периода 60-х годов высказывается все более откровенно антинародно. Западная буржуазия себе такого не позволяет.) Ибо всю власть имеет ее сестра — классическая буржуазия в странах Запада. И НБ считает свои претензии обоснованными.
НБ — не случайность Истории. Бакунин предвидел появление НБ и считал, что новый класс, вооруженный знанием, будет таким же эксплуататорским классом, как и предшествовавшие ему аристократия и классическая буржуазия. С той лишь разницей, что орудием его господства будут не деньги, но образование. К бакунинскому мнению важно добавить предсказание Элвина Гулднера (автор книги «Будущее интеллектуалов и восхождение нового класса», умер в 1980 г.), что новый класс
«непременно вызовет к жизни новую иерархию и новую элиту, базирующуюся на культуре как капитале».
3. Интернационализм буржуазии
Советская буржуазия исключительно и только новая есть буржуазия знания. Западная же буржуазия в основном классическая, и только едва ли треть ее (в лучшем случае) есть буржуазия знания. Между западной и советской буржуазией существует сильнейшая классовая симпатия и солидарность. Кому не приходилось слышать советских инженеров и ученых, восхищающихся американской техникой! И это нормально. Однако при кажущейся похожести двух буржуазии — они разные. Классические буржуазии западных стран все агрессивно-национальны. Ибо их интересы вынужденно укоренены в национальные богатства, в национальные финансы в прямом смысле, в национальную почву, наконец, если речь идет о владельцах лугов и пашен, заводов, фабрик и другого недвижимого имущества. Советская же буржуазия, чей капитал — исключительно знания, космополитична. Ее связь с родной национальной почвой только эмоциональная, не материальная. К тому же вспомним, что знания становятся все более универсальным продуктом, общим для всей западной цивилизации.
Вот в этом-то различии и заключается большая опасность. «Наша» советская буржуазия, рассуждая о Западе, наделяет его господствующий (не забудем об этом) класс своей логикой — космополитической логикой советского буржуа. Тогда как Запад живет и действует как альянс буржуазных государств, преследующих каждое свои национальные (часто очень древние) интересы. Советские новые буржуа в силу своего профессионального интернационализма склонны не замечать государственных границ и работают зачастую против национальных интересов своего государства. Западная же буржуазия, напротив, прочно и гордо патриотична. Отсюда разница реакций на события, вредные для «нашего» государства. Французский буржуа знает, что «отделение» Новой Каледонии и Корсики вредно скажется на здоровье его государства, и потому без колебаний становится на его сторону, подавляя свои гуманитарные или моральные эмоции, если таковые есть. В большинстве случаев их и нет, настолько патриотизм западной буржуазии естествен. Советский новый буржуа чувствует себя гражданином всего мира, поэтому руководствуется в выборе позиции наднациональными, моральными да какими угодно интересами, только не патриотизмом. Гражданин мира (ни кола ни двора, только знания), он никогда и не считал свое государство своим. В известном смысле советский буржуа — извращенец, ибо все живое льнет к своему племени. Советский буржуа — опасный человек, и НБ — опасный класс. Однако советский буржуа придет в себя, я уверен, после длительных унижений. Когда? Может быть, когда увидит компанию двадцати девяти наций во главе с Бушем, высаживающуюся на балтийских берегах.
4. Слишком много Чаадаевых
Интеллигенция есть общественная группа, профессионально оперирующая идеями и их словесным выражением. Это философы, социологи, журналисты-аналитики, русские обязательно причисляют своих писателей к интеллигенции, французы тоже. В Америке мне пришлось встретить нескольких неинтеллигентных писателей. Четкой границы между широкими массами буржуазии знания и интеллектуалами нет. Интеллигенция — это элита буржуазии, ее мозговой трест, ее идеологические парашютно-десантные войска. Среди звезд «новой интеллигенции» мы видим режиссера Марка Захарова (его «интеллектуальная» идея — разрушить мавзолей Ленина), экономиста-писателя Николая Шмелева, философа и журналиста Федора Бурлацкого, журналиста Егора Яковлева, поэта Виталия Коротича, глазного хирурга Святослава Федорова… Проследим в общих чертах карьеру типичного интеллигента-«демократа».
Возьмем любого. БУРЛАЦКИЙ Федор. Возраст: 62 года. Вундеркинд с необыкновенной памятью, юный Бурлацкий взбегал по ступеням знания там, где нормальные люди подымаются, тяжело дыша. Быстро став кандидатом философских наук, был замечен ЦК КПСС (!) и привлечен к работе. Легенда Бурлацкого утверждает, что однажды, сопровождая вместе с другими экспертами, шестерками от науки, Суслова (дело происходило в небе, в самолете), Бурлацкий оказал боссу экстраординарную услугу: выдал несколько нужных Суслову для доклада цитат по памяти. С указанием томов и страниц Ленина и Маркса. Гений был замечен и стал писателем — автором речей Хрущева. Быть бы Бурлацкому большим человеком среди «консерваторов», против которых он борется сегодня, но Хрущева убрали от власти Брежнев и К°. Интеллектуалу пришлось вернуться к карьере философа. Он сочинил книгу о Макиавелли (демократу больше подошел бы Ганди), утверждают, что допустил в книге массу ошибок и неточностей. Занимался китайской философией. В начале 80-х годов устроился в «Литературную газету» подработать — всего-навсего обозревателем. Но тут подоспела буржуазная революция… Человек энергичный, бывший эксперт, сам занялся политикой, дальнейшее вы знаете… Еще одним Чаадаевым Бурлацкий примкнул к толпе Чаадаевых. Почему? С таким прошлым, казалось бы, ему естественнее в другой лагерь… Я полагаю, он ИХ ненавидит за прерванную, разрушенную тогда карьеру…
Чаадаевщина, своего рода интеллектуальный мазохизм, вообще пользуется большой популярностью у «демократической» советской интеллигенции (особенно московской и ленинградской). Интеллигент, по их мнению, всегда (то ли в облике Радищева, туберкулезного Чехова или англофила Чаадаева в халате под домашним арестом) ДОЛЖЕН осуждать «порок» и «зло», царящие вокруг. Пятьдесят писателей, поставивших свои подписи под заявлением Пен-центра, и выступили в этой традиции. Но почему именно в этой, хочется понять. Напрашивается единственное объяснение. Писатели, подписавшие обращение Пен-центра, выразили свою классовую солидарность с режимом «демократа» — писателя-музыковеда Ландсбергиса. Точно так же, как до этого они выражали и продолжают выражать свою классовую солидарность с режимом писателя Звиада Гамсахурдиа (сына писателя Константина Гамсахурдиа), с режимом писателя-филолога Тер-Петросяна… Я хочу сказать господам подписантам (язык не поворачивается назвать их товарищами), что мы живем в смутные суровые времена испытаний, когда следует поставить интересы нашего государства выше профессиональных классовых чувств. Во времена иноземных нашествий, смут и хаоса лучшие люди российской цивилизации следовали другой, куда более благородной традиции. Ломоносов, Державин, юный Пушкин с войсками на Кавказе и в Бессарабии, боевой офицер Лермонтов, боевой офицер Лев Толстой в Севастополе, военный врач Константин Леонтьев, вовсе гражданский Достоевский — примеров можно было бы привести немало, все они словом и делом защищали Отечество. Это есть, в отличие от чаадаевщины, наша основная мощная традиция. Ей следовали люди высокого качества таланта. Я присоединяю свою подпись к подписям авторов «Бородино» и «Войны и мира». Обращение же Пен-центра иначе, как предательским, не назовешь. Предательским по отношению к нашим солдатам. Петр и Екатерина, цари и, я уверен, даже декабристы (они выступали против формы правления Русским государством, но защищали его против нашествия Наполеона) прокляли бы подписантов-«демократов». Верно и то, что все они, от Петра и Ломоносова до Толстого и Достоевского, не были профессиональными интеллигентами. Они чувствовали солидарность прежде всего со своим народом, в который уходили глубоко корнями. И не воображайте, пожалуйста, что вы незаменимы. Интеллигенция в нашу эпоху потеряла роль просветителя и идеолога. Указывать неграмотному народу дорогу сегодня не нужно. Мы живем в эпоху всеобщей грамотности и необыкновенного развития средств коммуникаций. Роль просветителя общества давным-давно узурпирована медиями (прессой, радио и телевидением). Одинокие тугодумы с фонариками не освещают больше дорогу массам слепых. Они сами путаются в потемках (и в СССР, и на Западе). Массы сами способны сегодня разобраться что к чему и без интеллигенции. (Закономерно, что безработная интеллигенция все более проявляет свою классовую буржуазную суть.)
И не нужно передергивать, господа! Не существует выдуманной вами борьбы между «консерваторами» («защищающими свои привилегии») и «демократами-прогрессистами» (у которых привилегий было еще больше). Налицо бунт вашего класса с целью захвата всей власти в стране. Вы тянете советское общество не вперед, к более прогрессивному общественному строю, но назад, к диктатуре. К буржуазной диктатуре, пусть она и будет выборной. И ради победы вашего класса вы готовы расчленить страну, разрушить государство, обескровить народ. Сегодня борьба идет между вами — разрушителями-чаадаевцами и традициями патриотизма, выраженными в «Бородино» и в «Войне и мире».
№88(10539), 5 мая 1991 года
Будет ли Запад помогать СССР
8 июня в Вашингтоне, столице Соединенных Штатов, состоялся помпезный военный парад. Героями его являлись: президент Буш, генерал Шварцкопф, ракета «Патриот», танк «Джонсон» с буквой «V» на броне и много тысяч мясистых молодцев в маскировочных пятнистых хаки-униформах. Засученные до локтей рукава, массивный Шварцкопф шел в первой шеренге. Парад — третий по счету триумф генерала на родине. Обильный салют венчал милитаристское, в стиле Нюрнберга, зрелищное мероприятие.
Наблюдая парад по французскому телевидению, я подумал, а не в Вашингтоне ли сейчас господин Явлинский (он был там в конце апреля), и если да, осознает ли он, какого рода удовольствия все более предпочитает официозная Америка. Та самая, которой он желает передать (в обмен на экономическую помощь) фактический контроль над СССР. Нет-нет, я не оговорился, именно контроль над СССР. Сейчас вы все поймете. В «Московских новостях» №20 под заголовком «Сенсация на завтра» опубликовано обширное интервью Е.Яковлева с Г.Явлинским.
Поражает прежде всего неколебимая уверенность обоих собеседников в том, что Явлинский — автор несостоявшегося (по причине его неприменимости на практике) проекта «500 дней» может и должен «думать» и «придумать» еще один проект, план для СССР.
«Мы собирались вместе и думали… Задорнов, Михайлов»,
— сообщает Явлинский. Что же надумали самозваные мыслители? (В самом деле, нужно иметь наглость после провала…)
«Кризис идет везде и по всем направлениям. Выйти из этого путем лишь экономических решений уже невозможно».
Хочется воскликнуть: «Браво, ребята!» Я согласен. Только почему так долго думали («январь, февраль, март — стержневая идея никак не вырисовывается»), ведь достаточно прочесть любой номер любой советской газеты за последние полтора года, чтобы прийти к этому же банальному, но трезвому выводу… Явлинский и К° продолжают думать:
«Ельцин — Горбачев, Армения — Азербайджан, Грузия — Осетия… никто из них не может сейчас победить… Значит, надо искать решения через компромиссы, через коалицию различных сил».
И с этим утверждением можно согласиться, следует всегда вначале пытаться договориться. На этом мое согласие с Явлинским заканчивается, ибо он предлагает как метод решения всех проблем — переговоры:
«…Именно переговоры и ответят, как поступать дальше. Причем, быть может, ответят так, как нам и не снилось».
Чем же, как не переговорами, господин Явлинский, занимается уже много лет огромная страна, вышедшая из-под какого бы то ни было контроля? Пустыми переговорами занимаются многотысячные Советы депутатов всех уровней, от Верховного до районных, переговаривается настоящий Президент Горбачев и фальшивые президенты «республик», новые министерства со старыми, все переговариваются со всеми, а страна разваливается.
Но редактор «МН» Яковлев в восторге от идеи переговоров:
«Это новый, скорее всего единственный случай такого подхода в нашей истории».
Явлинский, игнорируя лесть, продолжает. Оказывается,
«мы разрушили опорные устройства. Как у бегуна — оттолкнулся и побежал. А у нас теперь не от чего оттолкнуться: все теми или иными способами разрушено. Исчерпаны резервы, в том числе и резерв терпения населения».
Все верно, вплоть до того, что это «они» разрушили. Далее Явлинский жертвует десяток фраз на «отмазку», уверяет читателей «МН», что он «тоже в этой стране вырос», что в Вашингтоне, когда его спрашивали, какую политику будет проводить СССР, он отвечал «просвою». «Отмазка» нужна ему, чтобы огласить новость о том, что его план предусматривает
«взаимодействие с западными партнерами»,
которое
«может проходить на основе совместной программы».
Заметьте, как осторожен Явлинский! Какое обтекаемое словечко выбрал — «взаимодействие». Что угодно может скрываться за ним: сильный партнер пожирает слабого или два одинаково сильных бьют друг друга по мордасам, а все — взаимодействие. И опять Явлинский обращается к «отмазке», успокаивает читателя «МН» (Яковлеву успокоения не нужны, он свой и согласен со всем):
«Я анализировал логику зарубежных коллег. Неужели им мало хлопот с присоединением Восточной Германии? Скоро они станут еще большими… мы отключим соседей от наших источников энергии, закроем свой рынок. Хотят иметь еще одного ребенка в пустой комнате, который будет орать и требовать, чтобы его кормили?»
Последнее высказывание Явлинского выдает его понимание расстановки сил на нашей планете: западные страны — сердобольные родители, вечно в хлопотах о детях — бедных странах. Потому вовсе не удивительно, что в тексте родившегося из вышеупомянутых размышлений «Обращения к группе семи» (отрывки приведены в том же номере «МН») я нашел все еще осторожные, но тем не менее красноречивые индикаторы странного будущего, которое готовит для СССР господин Явлинский. Оно предусматривает:
«эффективное взаимодействие реформистского руководства (выделено мной.— Э.Л.) СССР со странами «семерки»», «содействие в доработке программы экспертов «семерки», уполномоченных на то своими правительствами».
То есть иностранные правительства будут непосредственно участвовать через программу Явлинского в управлении СССР:
«в либерализации цен»,
«в осуществлении широкой программы приватизации и демонополизации»,
«в создании предпосылок для формирования в СССР открытой экономической системы и ее интеграции в мировую экономику».
Предполагается также
«четкое разграничение полномочий между центром и республиками… децентрализация власти и федерализация… союзных исполнительных органов»,
«использование экономического содействия «семерки» для стабилизации социально-экономической ситуации и проведения реформ в СССР»,
а также
«научное, законодательное, техническое сотрудничество».
Ты все понял, читатель? Программа Явлинского как две капли воды похожа на акт о капитуляции, обыкновенно такие акты диктуются побежденной в войне стране ее победителями. На сей раз инициатива исходит от самозваного представителя страны, не побежденной в войне. Программа открывает путь к неслыханному в современной истории вмешательству богатых стран во главе с США во внутреннюю политику СССР. Более того, под видом «децентрализации и федерализации» программа санкционирует расчленение СССР на «суверенные республики», если это заблагорассудится «западным партнерам». В обмен на все это благородные дяди «большой семерки» позволят СССР «интегрироваться в мировую экономику».
Можно возмутиться аморальностью проекта Явлинского (а он таки аморален) и аморальностью лиц, его поддержавших (а Явлинский соблазнил своим проектом и Ельцина и Горбачева), однако мораль — вещь неуловимая, к тому же рассуждения о моральности будут звучать неубедительно в полуголодной стране, которой Явлинский якобы предлагает путь к спасению. Поэтому я предпочел подвергнуть сомнению это самое включение в мировую экономику. Правда ли оно будет благом для СССР? Советскому человеку будет, без сомнения, интересно узнать, что думают об этом у нас, на Западе. Не политики у власти, эти всегда вынужденно профессионально нечестны, но что думают специалисты: социологи, историки, политологи.
В только что вышедшей из печати книге Луиса Яновера «Диссиденты западного мира» анализируются перестройка и ее последствия. Согласно Яноверу, включение в мировую экономику не сулит странам Восточной Европы и СССР ничего хорошего.
«Эти страны нашли себя в положении между молотом и наковальней: они не могут развиваться без помощи передовых обществ в области продуктивного оборудования и технических новинок… но, с другой стороны, увеличение торговых обменов и было задумано стратегами «трехсторонности» (то есть США — Англии — Франции) как способ разрушения экономики стран Востока. Интеграция в мировое распределение труда представляет важный успех для капитализма, потому что эта кооперация должна помешать советской экономике образовать автономный и антагонистический полюс накопления. Конкуренция на мировом рынке может быть только фатальной для нее (советской экономики.— Э.Л.), учитывая слабую производительность труда. Опереться же на страны Запада для того, чтобы наверстать значительное опоздание, означает принять риск, ухудшить неравный обмен между двумя системами и таким образом увеличить разрыв между степенями их развития».
Вы поняли приговор: конкуренция на мировом рынке будет фатальной для советской экономики.
Луис Яновер — социолог левого уклона. Предположим, что он необъективен. Поглядим, что думают по этому же поводу специалисты из правого лагеря. В органе новых правых, в журнале «Кризис», №5, опубликовано интервью со специалистом по Восточной Европе Клодом Карноухом «Что нового на Востоке…». Анализ показался мне настолько интересным, что я позволю себе привести обширную выдержку из интервью (перевод везде мой.— Э.Л.).
«…Если национализмы осуществляют сегодня возвращения с такой силой в момент, когда коммунистическая империя саморазваливается, это происходит также и потому, что народы Восточной Европы смутно чувствуют, что им не остается ничего, кроме этого анахронического средства, для того чтобы не глядеть в лицо невыносимой реальности, а именно тому, что они будут главными проигравшимися в третьей индустриальной революции. Параллельно новые элиты (бывшие диссиденты и бюрократы «сталинизма»), приобщившиеся к деликатесам экономического либерализма и культивирующие слепое воспевание его предполагаемых ценностей, темнят по поводу судьбы, которую готовит их народам планетаризация рынка, новое разделение труда, в подобных обстоятельствах, в сущности,— новая форма «тьер-мондизма». Было бы ошибочно верить, что сегодняшнее нищенство, разрушающее социальное обеспечение (даже то посредственное, которое было), созданное путем больших затрат старой коммунистической системой, даст после переходного периода шанс «социализму с человеческим лицом». Баланс переместился на другую сторону, и предсказуемая неудача попытки улучшения общего уровня жизни благодаря либерализму, неудача, уже очевидная в такой стране, как Польша, открывает скорее дорогу радикальным национализмам, и очень трудно увидеть, что их сможет остановить.
Для того чтобы было по-другому, необходимо, чтобы западные страны совершили вложения в Восточную Европу настолько массивные, что они отразятся на уровне жизни их самих. Однако тому, что Западная Германия делает для того, чтобы спасти своих братьев в Восточной Германии, никакая западная страна себя не подвергнет, для того чтобы спасти Польшу, Венгрию, Чехословакию, Румынию или Югославию, по той простой причине, что по последнему счету правовое оправдание демократии масс (более или менее либеральной или более или менее социал-демократической) покоится лишь на ПОТРЕБЛЕНИИ. В 1939 г. мы не умерли за Данциг. В 1990 г. я не вижу ни единого человека во Франции, в Великобритании, в Италии или в других странах Европы, кто расположен пожертвовать своим отпуском, своим зимним спортом и многими другими приятными вещами для того, чтобы поляки, венгры или румыны могли наслаждаться через пятнадцать лет тем же материальным благополучием, что и мы. Народы западных стран не хотят, и их правительства, несмотря на их гуманные речи, также не хотят, так как не желают обнаружить себя лицом к лицу с новыми коммерческими конкурентами в момент, когда западные экономики уже находятся под угрозой конкуренции азиатских экономик… разочарования не замедлят вскоре проявиться. Это будет закон желудка. И тогда место освободится для «глаголов» демагогов, националистов и популистов, каковые будут употребляться для питания самых низменных спасительских иллюзий».
Карноух считает, как видим, что помощь (только Восточной Европе, без СССР!) со стороны западных стран должна быть настолько массивной и длительной (15 лет), что она обязательно повлечет за собой падение жизненного уровня в вызвавшихся помогать странах. Если же западные страны согласятся протянуть руку помощи СССР с населением в 280 миллионов ртов, то, логично предположить, они вынуждены будут снизить уровень жизни своего населения до такой степени, что это будет обеднением их. В компетентности обоих ученых не приходится сомневаться. Карноух — сотрудник Национального Центра научных исследований (CNRS), высшего мыслительного центра Франции, а Яновер — сотрудник Института прикладных математических и экономических наук. Неведение стоит за программой Явлинского, превратившейся к середине мая в документ под названием «О реализации политики общественного согласия на основе сотрудничества с развитыми странами», переданный им лично Горбачеву? Неведение или сознательный обман советского общественного мнения? Предлагая, чтобы отныне фактическими со-вождями перестройки стали лидеры стран «семерки», Явлинский в обмен обещает включение страны в мировую экономику, каковое, с этим согласны и «левый» и «правый» ученые, и Яновер и Карнаух, узаконит и упорядочит для СССР статус державы «третьего мира». Вероятнее всего, Запад будет покупать у СССР задешево сырье и компенсировать страну продуктами широкого потребления (вначале они будут ввозиться с Запада, позднее Запад «научит» производить их на месте). За эти продукты Запад будет диктовать (вспомните предусмотренные «законодательное сотрудничество» и «децентрализацию власти») Москве ее внутреннюю политику. (Внешней уже просто не существует.) Вероятнее всего, в первые два года «взаимодействия» Запад потребует формального отказа от Прибалтийских республик и, может быть, Грузии и Армении, а впоследствии, без сомнения, территориальных уступок Японии… Мечты технократа Явлинского оформились в беспрецедентный в истории международных отношений проект акта капитуляции, акта унизительного и взрывчатого, как Версальский договор. Явлинский считает западные страны сердобольными родителями, пекущимися о благе «недоразвитых» и «слаборазвитых» стран, но пусть он обратится за опытом к представителям азиатских, африканских и латиноамериканских стран, которые на своей шкуре испытывают уже несколько столетий доброту западных «родителей», в особенности «дяди Сэма».
— А план Маршалла?— предвижу я популярный сегодня в СССР аргумент, основанный, увы, на недостатке информации. План Маршалла задуман был вынужденно, как мера политическая. Вот что пишет по этому поводу историк Ирвин Уолл в книге «Американское влияние»:
«Несомненно то, что, обдумывая план Маршалла, его авторы честно верили, что воздвигают твердыню против коммунизма, и, представив свой план в этом свете, они сумели сделать так, что конгресс нехотя принял его».
Замечу от себя, что этот горький опыт неплатежа европейцами долгов, набранных у Америки в первую мировую войну, сделал конгресс таким несговорчивым. А опасность коммунистических революций в Западной Европе была реальной. В мае 1947 г. Вильям Клайтон, заместитель секретаря США по экономике, определил, что из первых пяти миллиардов долларов помощи Франции необходимо выделить 1,7 миллиарда немедленно для поддержания во Франции минимального уровня жизни.
«Если уровень снизится — будет революция»,—
констатировал Клайтон. В то же самое время и американский посол в Лондоне Льюис Дуглас писал в госдепартамент США, что
«Франция нуждается в экстренной помощи для того, чтобы обеспечить свою политическую стабильность. Если она не получит этой помощи, она будет потеряна, и Европа вместе с нею».
Сам Маршалл ответил послу следующей телеграммой:
«Разделяем озабоченность французской ситуацией — мы согласны, что важна стабильность Франции».
Италия вызывала у Маршалла те же самые опасения.
СССР виноват во всем этом? Ирвин Уолл исчерпывающе объясняет:
«Очень быстро также другая очевидность навязала себя: для СССР нет места в проекте Вашингтона. Несмотря на красивые декларации Маршалла в его речи от 5 июня 1947 г., американцы не ожидали ответа советских на предложение, которое они им сделали. Пойдем еще дальше: они не желали его. В действительности, это также было замечено британцами, если русские ответили бы на американское предложение, «огромность их нужд абсорбировала бы все имеющиеся кредиты и отобрала бы у предприятия все шансы на успех». В тот же год, но позднее, во время визита вежливости к бывшему государственному секретарю Джеймсу Бирнсу, Жорж Бидо (французский политический деятель, министр), затронув позицию русских, спрашивал… почему они не поймали мяч в полете и не ответили тотчас позитивно на речь Маршалла, это был наилучший способ потопить с первого удара американскую инициативу. Очевидно, потому, что русские не питали иллюзий и знали, что, если они примут план Маршалла, Вашингтон найдет способ исключить их…»
Сорок четыре года спустя заинтересованы ли США и Европа в том, чтобы поднять СССР до своего уровня? В том, что они не могут этого сделать экономически без ущерба для себя, мы уже убедились. Но политически заинтересованы ли страны «семерки» в том, чтобы вытащить СССР из хаоса и разрухи, куда он забрался сам? Коммунистических революций во Франции и Италии сегодня никто не ожидает. Следовательно, мощный побудительный мотив «коммунистической опасности», существовавший в 1947 г., исчез. Какая же другая насущная сильная необходимость толкнет «семерку» помочь СССР? Явлинский расправился с «анализом логики зарубежных коллег» совсем запросто. Согласно ему, папы и дяди «семерки» не захотят иметь орущего и требующего еды ребенка (СССР) в пустой комнате. Но ведь добрая сотня азиатских, латиноамериканских и скелетоподобных африканских стран-детей орут себе, и это особенно не тревожит западных родителей. Бросят несколько сотен тонн риса в Бангладеш, несколько тысяч в Эфиопию… и жируют себе дальше. Явлинский считает, что «своим», то есть белым, почти европейцам, жителям СССР, богатые дяди и папы помогут? Президент Горбачев неумело стращает (шантажирует даже) Запад возможностью тотальной нестабильности внутри СССР, если Запад не протянет руку помощи. Но именно нестабильности в СССР, и желательно тотальной, и добивался Запад во все годы «холодных войн». Наивно полагать, что цели Запада изменились только потому, что в СССР возобладало «новое мышление» перестройки. Факты доказывают, что нет, не изменились. СССР отказался от Восточной Европы (по-видимому, организовал фиктивные народные революции в странах-сателлитах) и распустил Варшавский пакт. Западные страны не только не распустили НАТО, хотя бы из вежливости (ведь все равно эти страны связывают между собой Европейское экономическое сообщество), но, напротив, только что объявили об организации «специальных сил скорого вмешательства». Численностью пока 60 тысяч человек, эти силы предназначены для действий «на территории от Арктики до Турции», согласно другому источнику — «от Норвегии до Турции». Понимай, читатель, вдоль всей западной границы СССР. Какой другой противник, кроме СССР, есть в этом районе? Печать, радио и телевидение, а за ними и общественное мнение западных стран безоговорочно поддерживают не СССР Президента Горбачева, но национальные «суверенные республики», будь то РСФСР Ельцина, Грузия Гамсахурдиа или Литва Ландсбергиса. Президент Буш, подобно Маршаллу, время от времени произносит красивую речь, вовсе не имея в виду следовать на практике тому, что говорит. Одновременно налаживаются прямые (и телефонные тоже) связи с фальшивыми президентами «республик», а американский конгресс поддерживает эти «республики» своими декларациями. Нет, Запад не боится хаоса в СССР и его последствий. Да, возможно, западные страны будут иметь проблемы с человеческими волнами миграций из СССР, но они предпочитают такие малые проблемы, чем огромное вооруженное государство на Востоке. Повторю фразу, сказанную мной же в другой статье:
«Запад обречен на стратегическую нелюбовь к СССР».
Я полагаю, что «семерка» согласится с планом Явлинского, заранее зная, что план нереализуем. Потом откажется от участия — предлог всегда найдется. Только что Соединенные Штаты прекратили экономическую помощь Югославии, в самый опасный момент ее истории. Удар в спину от «родителей».
Но возвратимся ненадолго к американским парадам. Еще режиссер Рональд Рейган поставил в нюрнбергско-милитаристском стиле Олимпийские игры в Лос-Анджелесе. С тех пор тенденции к национальной мегаломании только обострились и усилились в США. Военные парады, шествия, флаги, национальный гимн, исполняемый при всхлипах толп, безошибочно указывают на то, с каким опасным режимом мы имеем дело, пусть он и называет себя демократическим тысячи раз в день. «Новый порядок» — международная политика этого режима — безжалостно продемонстрировала себя в Панаме и Ираке. «Новый порядок» прямо противоположен духу перестройки, ее «новому мышлению». СССР и США опасным образом находятся сегодня в противоположных фазах исторического развития: СССР в фазе мазохистского покаяния и самоотрицания, США в фазе милитаристской мании величия. Именно об этом следовало бы задуматься технократу Явлинскому, прежде чем предлагать установить общественное согласие в СССР с помощью страны, сегодняшний герой которой — мясистый генерал в маскировочном хаки и бутсах. Программа Явлинского — еще одна очень опасная иллюзия времен перестройки… Впрочем, иллюзия ли? Может быть, пора говорить о преступлениях? Ведь речь идет о судьбе 280 миллионов человек.
№117(10568), 14 июня 1991 года
Две капли в море прозрения
«Литературная газета» №14 и «Огонек» №15 дружно посвятили номера семье Шеварднадзе. В «Литературной газете» — интервью с мужем, в «Огоньке» — с женой. Светская хроника меня не привлекает, но чрезвычайно интересуют новые лидеры (пусть даже и в отставке), поэтому я внимательно прочел статьи с карандашом в руках. Мне интересно было понять, кто он — бывший человек номер два режима. Вот что я узнал от Эдуарда Амвросиевича с помощью Федора Бурлацкого. Существуют, оказывается, силы и идеи, каковые условно можно назвать силами Добра. Они носят следующие имена:
«политика нового мышления»,
«достижения перестройки»,
«идеалы перестройки»,
«принцип общечеловеческих ценностей»,
«цивилизованная государственность»,
«цивилизованное общество».
В последнем, ценно объясняет Шеварднадзе,
«есть правящая партия и есть оппозиция».
(Нетрудно заметить, что «цивилизованный» — любимое определение Эдуарда Амвросиевича.) Очень легко узнать, кто есть кто в мире, утверждает Шеварднадзе:
«…права человека. По отношению к ним можно судить, с каким строем вы имеете дело — цивилизованным или нецивилизованным».
Белоснежным силам Добра противостоят, как полагается, силы Зла. Согласно бывшему министру иностранных дел, это:
«прежние стереотипы поведения и сознания»,
некто или нечто, кем или чем
«реанимируется образ внутреннего и внешнего врага».
Это
«реакционные силы, стремящиеся отринуть принцип общечеловеческих ценностей, заменив его постулатами классовой борьбы»,
это
«старые порядки».
Свою деятельность в качестве министра иностранных дел Шеварднадзе оценивает следующим образом:
«…мы работали, скажем так: самоотверженно. И кое-что у нас получалось»,
«Когда мы начинали с Рейганом, он называл нас «империей зла»»,
«Полагаю, что накопленный в международных делах опыт поиска согласия надо брать на вооружение нашим республикам».
Приводится высказывание Горбачева, что
«МИД работает нормально, что он спокоен за состояние дел на этом направлении».
Я узнал, что Шеварднадзе не против «демократической оппозиции»:
«Я уважаю любое демократическое движение».
Экс-министр считает, что
«страна буквально горит».
Невзирая на то что страна горит, он
«категорически против использования армии в карательных целях… Давайте наводить порядок адекватными демократии средствами и методами»,
«Не бросать армию против собственных граждан… Надо освободить ее от этих функций».
Будущее горящей страны, каким оно видится Эдуарду Амвросиевичу?
«Когда в обществе нет самого элементарного порядка, на арену может выйти совершенно неизвестная фигура и, посулив «железный порядок», повести за собой многих».
И экс-министр заключает, что
«нужны способные, деятельные люди прогрессивной ориентации».
Добравшись до «прогрессивной ориентации», я уныло подумал, что не понять мне Эдуарда Амвросиевича, так он и останется для меня таинственной личностью, прочно скрытой за броней нового перестроечного языка — «перестройки-спик». Я уже было собрался свернуть «Литературную газету», но наткнулся в самой последней колонке на следующие, слава Богу, конкретные наконец строки:
«Вспоминаю о встрече с Савимби, лидером ангольской оппозиции. Пропаганда, мягко говоря, не льстила ему, и я не без опаски согласился на разговор с ним. Оказалось, образованнейший человек, врач, умница. Мы очень хорошо тогда поговорили и о многом договорились».
Тут-то я и получил ключ к личности Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе. Остановимся ненадолго на Анголе, на позиции и на личности Савимби, и я вам объясню, кто такой Шеварднадзе.
К моменту революции в Португалии (1974 г.) в ее бывшей колонии Анголе существовало три национально-освободительных движения. MPLA (лидер Аугустиньо Нето, основано в 1956 г.), FNLA (лидер Холден Роберто, основано в 1962 г.) и UNITA (основано в 1966 г., лидер Жонас Савимби, бывший «лейтенант» X.Роберто). Когда 11 ноября 1975 г. португальский губернатор Анголы адмирал Кардозо спустил португальский флаг и быстро погрузился вместе с последним отрядом на ожидающий в гавани Луанды военный транспорт, столица была занята партизанами MPLA. Разбитые накануне 10 ноября в битве под Луандой партизаны FNLA праздновали День независимости в маленьком городке Амбиз, а Савимби со своими партизанами находился в лесах на юге страны. Борьба за власть между национально-освободительными движениями, как видим, началась еще до провозглашения независимости, и в этой борьбе MPLA сразу же показала себя сильнее соперников. Уже в феврале — марте 1976 г. MPLA распространила свою власть на всю Анголу (несмотря на то, что FNLA и UNITA объединились против нее). Тут и могла бы страна начать мирную жизнь независимого государства. FNLA была полностью разбита, столица UNITA — Хуамба пала в феврале 1976 г., и Савимби с несколькими сотнями последних партизан скрылся в пограничной с Намибией саванне.
Но ни Южная Африка, ни тем паче Соединенные Штаты не могли простить MPLA того, что ей помогали СССР (вооружением и инструкторами) и Куба (вначале ограниченный контингент кубинских солдат увеличивался по мере вмешательства южноафриканских войск в войну). С помощью Южной Африки, Заира и Соединенных Штатов UNITA перегруппировалась и начала новые партизанские действия. Такой же черный националист, как и Холден Роберто или Аугустиньо Нето, чем же приглянулся именно Савимби режиму апартеида? Исключительно тем, что логика борьбы за власть сделала его противником MPLA. Чем руководствовались Соединенные Штаты в своей поддержке UNITA? Теми же несложными мотивами. Уже в июле 1975 г.
«доктор Генри Киссинджер уговорил президента Форда отложить (первые) 32 миллиона долларов, дабы безопасно удержать Анголу в руках Запада… В ответ на его пожелание ЦРУ образовало Ангольские Специальные Силы…»
— пишет в своей книге «Новые наемники» английский историк Энтони Моклер. Правда, при умеренном президенте Картере конгресс проголосовал за поправку Кларка, запрещающую интервенцию Соединенных Штатов в Анголе (к тому времени против MPLA уже воевали белые наемники, нанятые на деньги ЦРУ). Воинственный Рейган, придя к власти, разумеется, надавил на конгресс, и поправку Кларка сняли.
«Мир в Анголе, таким образом, никогда не был установлен, без сомнения, потому, что UNITA получала помощь Южной Африки и (с 80-х годов) от администрации Рейгана»,
— заключает канадский историк Т.Е.Ваднэй в книге «Мир после 1945 г.».
Я предлагаю читателю задуматься над тем, что вот уже шестнадцать лет (если отсчитывать с момента провозглашения независимости) подряд ведет Жонас Савимби свою борьбу за власть. Он ответствен за то, что на протяжении жизни целого поколения в стране идет война. Он ответствен за военные вторжения Южной Африки на территорию Анголы. Он ответствен за горы трупов. Теоретические же его изначальные расхождения с режимом Луанды менее серьезны, чем расхождения между Горбачевым и Ельциным.
Да, Жонас Савимби учился в Оксфорде, он отлично говорит по-английски. (Говорит он и по-португальски, не забудем, что Ангола была португальской колонией.) Однако Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе не мог оценить его английского, так как он первый (если не ошибаюсь) из министров иностранных дел СССР не говорит по-английски. Не владеет он и никаким другим иностранным языком. Он и Савимби «поговорили и о многом договорились» через переводчика. Разгадка Шеварднадзе здесь, рядом. Дело в том, что чрезвычайно рано начавший свою партийную карьеру (
«он… тогда учился в Высшей партийной школе. До этого работал секретарем горкома комсомола… в 1951 г. Сталин еще был жив»,
— свидетельствует мадам Шеварднадзе в интервью «Огоньку»), он чувствует себя плохо образованным человеком. Естественно, у него не было времени, ведь в двадцать лет он уже был секретарем горкома комсомола! Посему Эдуард Амвросиевич преклоняется перед образованием. Согласно «пропаганде», которая «не льстила» (советской, что ли, своей? Но тогда не пропаганда, а «источники»…), выходило, что Савимби враг, плохой, то есть необразованный, а Шеварднадзе, встретившись с ним, был поражен: «оказалось, образованнейший человек, врач, умница», то есть, по той же логике,— хороший, свой. На мой взгляд, если враг наших друзей и союзников (а СССР связывает с Анголой договор о дружбе и сотрудничестве от 8 октября 1976 г.) оказался интеллигентным и умным врагом, он еще опаснее для наших союзников. Неужели министр иностранных дел верил в то, что «стереотипы образа врага», «устранение которых зависит исключительно от воли сторон» (он поведал об этом Бурлацкому),— это враг глупый, враг некрасивый, враг горбатый? Жонас Савимби доказал свою политическую гибкость, политический ум, но доказал и свою беспринципность, безжалостность к своему собственному народу, каковому он уже шестнадцать лет навязывает войну и будет навязывать, несмотря на все подписанные МИДом и лично Шеварднадзе бумаги. Уже упоминавшийся английский историк Энтони Моклер не разделяет приязни Эдуарда Амвросиевича к Жонасу Савимби, называя его «нагло-самоуверенным бородачом».
Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе попал в дипломаты из первых секретарей ЦК Грузии. Интересно, как оценивает результаты его работы в Грузии Президент СССР? Горбачев «спокоен за состояние дел в этом направлении»?! Уважение к образованию, стремление к знаниям — похвальные качества. Уважающий образованнейших умниц, Шеварднадзе всего лишь неосторожно выразил восхищение авторитарным лидером с оксфордским образованием (террористом в конечном счете. Именно таких выращивает старательно перестройка уже шесть лет на окраинах страны, превратив их в инкубаторы для будущих савимби, одетых в хаки), однако за восхищением этим ясно видится метод, подход, новое мышление. Сводится метод к следующему: интеллигентный, образованный, цивилизованный, умеющий клясться «правами человека» и спрягать во всех падежах слово «демократия» — свой. Все «цивилизованные» люди — НАШИ, положительные, хорошие. Образованнейшие: филолог Тер-Петросян, писатель Звиад Гамсахурдиа, писатель Вацлав Гавел (только что навязывавший НАТО Чехословакию), а уж тем более близкий к музыке Витаусткас Ландсбергис, поэт Иван Драч — с ними можно поговорить и договориться, а наши дети и внуки вынуждены потом будут вести шестнадцатилетние войны с этими образованнейшими! И миллионы беженцев будут вынуждены покинуть родные деревни и города, бежать…
Милая женщина, жена Эдуарда Амвросиевича, трогательно сообщает, что муж
«с детства много читал… Когда я выходила замуж, он, может быть, литературу знал лучше меня. Он вообще гуманитарного склада человек…».
От нее же мы узнаём, что
«он одержим работой. Даже в воскресенье всегда работал».
«Я всегда поражалась его работоспособности, особенно в командировках. Представляете, мы ездили в Африку: за восемь дней — семь стран. Перелеты не маленькие — по пять-шесть часов. Он только заходит в самолет, сразу бумаги достает, помощников вызывает, начинает работать…»
(Это не в тот ли мгновенный визит успел Шеварднадзе договориться с «умницей»?)
Если бы я задался целью написать ядовитую статью, высмеять экс-министра, множество перлов возможно было бы извлечь из порою переходящего в анекдот интервью с его супругой. Чего стоит одно только признание Шеварднадзе жене:
«Знаешь, я и во сне иногда думаю…»,
или такая жемчужина, достойная пера Даниила Хармса:
«Бывало, выходит с приема какой-нибудь директор химического комбината и спрашивает: «Эдуард Амвросиевич случайно не химик?»»
Но у меня другая цель — попытаться выяснить, кто же управляет СССР сегодня, что за тип людей? И я с грустью, со страхом за судьбу моей Родины, с изумлением, наконец, вынужден констатировать следующее. У меня складывается впечатление, что Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе безупречный семьянин, положительный человек и абсолютно некомпетентный дипломат и политик. И что, помимо недостатка знаний, у него еще нет и просто опыта жизни, опыта общения с заурядными смертными. Трагическая судьба — войти в номенклатуру в двадцать лет. И писателю (Евтушенко, Аксенов…), и ученому (Сахаров), и тем паче политическому деятелю. Всю жизнь он будет вынужден довольствоваться скудным опытом подростка-юноши… Последние сорок лет жизни Э.А.Шеварднадзе прошли в искусственном мире аквариума коммунистической аристократии. В общении с такими же важными рыбами, как он. Увы…
Потому я не могу согласиться ни с оценкой работы Шеварднадзе Президентом СССР (заинтересованным лицом), ни с любящей супругой, декларировавшей, что:
«Просто мой муж — дипломат от Бога. Дипломатом ведь, как художником или поэтом, родиться нужно. Сколько академий ни оканчивай, ничего не получится, если в крови этого нет. Первое время ему пришлось только осваивать фактический материал — сколько и каких у нас ракет и так далее… А так он всю жизнь дипломатом был».
Наверняка в аквариуме для отборных юношей совпартшкол и обкомов комсомола и впоследствии в еще более тесном, для первых секретарей обкомов и республик, Эдуард Амвросиевич знал, как плавать, как себя держать, с какой силой коснуться плавником, то есть пожать руку, что и когда говорить и когда нужно промолчать. Дипломатический код аквариума он знал. Но между дипломатическим поведением в аквариуме, то есть искусством ладить с людьми, быть уживчивым в аквариуме, и дипломатией МИДа, да простит меня милейшая мадам Шеварднадзе, нет ничего общего! Международная дипломатия — это искусство навязать противнику свои условия. Ее муж получил свой пост за заслуги политические, за то, что поддержал избрание Горбачева в Генеральные секретари. Никакого опыта международной работы у него не было. В мир международной дипломатии Шеварднадзе пришел чужим, аматёром. Это уже гигантский минус. Обыкновенно в МИДах всех стран мира дипломаты возвышаются постепенно, начиная с самых младших должностей, приобретают опыт и только тогда допускаются к должностям высшим, ответственным.
Что происходит в Грузии, где Шеварднадзе был долгое время первым секретарем, а мадам Шеварднадзе — «первой леди» (фраза «Огонька»),— вы знаете. Посмотрим поближе на деяния Шеварднадзе-министра. Основной заслугой Шеварднадзе считается объединение Германии и «раскрепощение» стран Восточной Европы. Все обстоятельства «раскрепощения» неизвестны общественному мнению. Не исключено, что, как на этом настаивает полковник Алкснис, «бархатные революции» были организованы посольствами СССР и КГБ. (Я тоже склоняюсь к этому мнению. Отсутствие неопровержимых доказательств свидетельствует лишь о том, что работа была проделана отлично.) Остановимся на совершившемся и несомненном объединении Германии. Цитирую вновь мадам Шеварднадзе:
«Накануне той сессии ему сказали, что против него зреет заговор, что солидные чины из консерваторов собираются против него выступить: обвинить в объединении Германии».
«А Горбачев за объединение Германии Нобелевскую премию получил!..» (ехидная реплика Анастасии Ниточкиной — интервьюера «Огонька»).
Кто бы ни был инициатором объединения Германии, важен здесь даже не сам факт объединения, а то, на каких условиях оно произошло. А состоялось оно на невыгодных, опасных для СССР условиях. Поэтому жаль, что «солидные чины из консерваторов» только собирались выступить. Следовало выступить, и решительно… Если Эдуард Амвросиевич так много работал эти годы («за эти пять лет и спал-то по три часа в сутки», свидетельствует жена), то он должен был наткнуться в архивах МИДа, в досье «Германия» на документы, датированные июлем 1952 г. Не кто иной, как его земляк Иосиф Виссарионович Сталин, предложил тогда объединить две Германии (не по инициативе СССР, будет уместно здесь напомнить, некогда разделившиеся, но по инициативе Запада) с условием, что объединенная Германия будет нейтральной страной. Запад отверг это предложение Сталина (так же как и несколько других его предложений о союзничестве. Например, в 1936 г. он предложил Западу совместно воевать против фашизма в Испании и «везде, где бы он ни появился»).
И вот в 1990 г. стараниями Эдуарда Амвросиевича (то есть 38 лет спустя) Объединенная Германия стала членом НАТО. Это прямо противоположно интересам СССР, как политическим, так и экономическим. Новое мышление или старое, коммунизм или капитализм на дворе — геополитические интересы стран остаются неизменными, так же как и их география. Вспомним, что воевать с Германией пришлось равно при царях и при Сталине. Иран, например, преследует ту же внешнюю политику, что и четыре тысячи лет назад. Повторяю, не факт объединения Германии, а восемьдесят миллионов трудолюбивых дисциплинированных германцев в составе НАТО противоречат нашим интересам. И не только нашим. Очень озабочены и ближайшие соседи Германии, поляки и французы. (Пусть Миттеран и его социалисты и улыбаются натянуто объединению.) И Израиль не в восторге. И даже Соединенные Штаты дали несколько раз понять, что предпочли бы, чтобы все это произошло медленнее. Поторопился Эдуард Амвросиевич. Если бы не поторопился, в странах Восточной Европы были бы у власти (пусть чуть позже) более дружественные режимы.
Менее «цивилизованный» грузин Иосиф Виссарионович, заметим, имел куда больше опыта «подлой» простой жизни, чем аквариумный Эдуард Амвросиевич, опрометчиво считающий каждого образованного умницу другом и союзником. Без сомнения, Иосиф Виссарионович был тираном, однако было бы несправедливо отказывать ему в здравом дипломатическом смысле, когда он его проявлял. А он его проявлял нередко: и в 1936 г., и после Мюнхена, и в 1952 г. в июле, когда Запад ответил «нет» на идею единой нейтральной Германии, он их дипломатически оставил с двумя Германиями. Характеры двух грузин, сыгравших историческую роль в судьбе Германии, как видим, противоположны. Если Иосиф Виссарионович был тираном, то кто такой тогда Эдуард Амвросиевич? Как называть его? Демократ? Альтруист? Дилетант? Или назвать его грубее: некомпетентный олух? Как бы там ни было, искусством навязать противнику свои условия (что и есть ДИПЛОМАТИЯ) он не владеет. Извините, мадам Шеварднадзе и Президент Горбачев.
Шеварднадзе, поверим жене, работал, читал, пополнял образование, но что читал? Референты переводят на русский язык только модные книги. Что-то узнать можно. Однако никакие рефераты не могут поведать Шеварднадзе о деталях той самой цивилизации — западной демократии, к которой он испытывает, осмелюсь сказать, неоспоримую тягу (об этом свидетельствуют вышеприведенные его же высказывания). Однако он не знает Запада, он всего лишь проскакивал в пуленепроницаемом автомобиле, с полицейскими эскортами через его столицы на пути из аэропорта в спецотель; так же, как он не знает Африки, проворошив в полете досье и пробыв в каждой стране 27 часов минус перелеты и сон. Если бы знал, он не попадал бы впросак повсюду и всегда. Человеку с Запада с этой стороны невозможно читать эмоциональный нонсенс, излагаемый Эдуардом Амвросиевичем, например, по поводу того, что он
«категорически против использования армии в карательных целях»
и его намерение —
«наводить порядок адекватными демократии средствами и методами».
Если еще можно простить невежество советской демократической прессе (какой дебильный шум она подняла по поводу введения совместных, милиции и армии, патрулей), то уж вовсе не простительно экс-министру иностранных дел не знать (а бравые ребята-помощники куда смотрят?) хотя бы в основных чертах, как же функционирует разлюбезная ему цивилизация-демократия.
В самой старой демократии мира, во Франции, уважаемый Эдуард Амвросиевич, ежедневное присутствие армии на улицах узаконено уже несколько десятилетий. Бывая в Париже с дипломатическими визитами, вы, может быть, видели в горячих точках города густо-серые (недавно появилась новая модель: бело-синяя) бронированные автобусы с отдыхающими в них мускулистыми дядями в темно-синих комбинезонах и таких же пилотках. Дяди вооружены не жалкими штыками, как советские солдаты-патрульные, а сверхсовременными карабинами и автоматами. Плюс у каждого на боку револьвер, а в автобусах сложено более серьезное вооружение. Это специально тренированные части армии — CRS, и подчиняются они, естественно, министерству обороны. Круглые сутки дежурят (в дополнение к «нормальным» полицейским формированиям. Всего во Франции двенадцать различных полиций!) люди CRS с автоматами и в пуленепробиваемых жилетах у административных зданий, у посольств, но основная их функция — держать под контролем толпы. Постоянно заякорены автобусы в местах массового наплыва народа: в популярном у молодежи районе Ле Халля, на Елисейских полях, на площади Республики, на площади Бастилии и т.д. В следующий раз, когда будете проскакивать через Париж, Эдуард Амвросиевич, обратите внимание на вооруженных до зубов ражих дядей, жующих завтраки в автобусах, зевающих или разминающихся… По малейшему сигналу несутся через Париж с воем автобусы подкрепления. CRS зарекомендовали себя жесточайшими методами разгона демонстраций, о чем свидетельствуют самые распространенные на стенах Парижа надписи «CRS — SS», но постоянное присутствие отборных подразделений армии на улицах, без сомнения, отпугивает преступников. Армия — адекватное демократии средство наведения порядка, Эдуард Амвросиевич! Плюс двенадцать видов полиции.
Шеварднадзе не объяснил Бурлацкому ни что такое, по его мнению, «новое мышление», ни что такое «принцип общечеловеческих ценностей». И вот я думаю, а что, если (к великому несчастью советских людей) «принцип общечеловеческих ценностей» Эдуарда Амвросиевича есть обывательское отношение к политике и дипломатии, а «реакционные силы, стремящиеся отринуть» этот принцип, всего лишь здравомыслящие люди — те, кто пытаются вернуться к практике нормальных политико-дипломатических отношений? Обыватель всех стран мира всегда ведь (и в США, и во Франции тоже) плачется: «Зачем мы помогаем другим странам? Зачем мы поддерживаем их режимы? Мы сами небогатые… У нас у самих безработица…» Дипломат же и политик знают: чтобы экзерсировать влияние, дабы иметь страны-друзей, иногда, наконец, просто для того, чтобы они не стали нашими врагами… Да, дорого, неудобно, часто приходится поддерживать неприятные режимы, но нужно. Так поступают США, Франция, Великобритания, меньшие европейские и неевропейские страны. Так поступал СССР до введения «принципа общечеловеческих ценностей». Политики США и западноевропейских стран, насколько можно судить по иракской войне, не только не адаптировали «новое мышление», но вернулись (СССР самоустранился, капитулировал, как великая держава, можно расслабиться и стать самими собой) к принципам каннибализма. Что, если вооруженный «новым мышлением» дипломат-любитель Эдуард Амвросиевич и его друзья — дипломаты и политики-аматёры натворили таких дел, что и наши внуки их не расхлебают?! Установили враждебные нам режимы Гавелов в Восточной Европе, санкционировали иракскую бойню, отшатнули от себя массы арабского мира, потеряли сотни миллионов друзей (пусть это и были бедные друзья), тщательно культивируемые семьдесят лет дружбы рухнули… А что приобрели? Восторженно пишут западные газеты о визите преемника Эдуарда Амвросиевича в Израиль. Но что нам Израиль? Карликовое государство с расистским режимом, само живущее на иждивении США и американского еврейства… Разве с израильским послом в Москве легче будет уговорить Израиль отказаться от оккупированных территорий? Вздор. Во имя чего отказались от старых дружб? Чтобы добиться любви Запада? Эдуард Амвросиевич «начинали с Рейганом» (он пожаловался Бурлацкому, как трудно и тяжело «начинали») ради удовольствия заслужить от Буша когда-нибудь ласковое прозвище «империи добра»? Это у Рейгана и Буша (выбомбившего в пыль слаборазвитый Ирак, как Дрезден и Берлин) Советская страна ищет похвал? Если раньше Запад боялся СССР, то теперь он его презирает. Любить СССР или даже урезанную РСФСР Запад не может. География и 150 миллионов русских у его порога обрекли Запад на вечное недоверие к нам, страх и на стратегическую, если можно так выразиться, нелюбовь. При чем здесь «принцип общечеловеческих ценностей»? На нем основаны десять заповедей христианства и тридцать заповедей Универсальных Прав человека. Согласно Эдуарду Амвросиевичу, уважение к правам человека — верный признак цивилизованного строя. Только что мы были свидетелями того, как коалиция 29 стран во главе с самыми заядлыми апостолами-миссионерами прав человека — США, Великобританией, Францией — трусливо выбомбила с лица земли от 100 до 300 тысяч вооруженных личным оружием иракских крестьян. Первое право человека: быть живым. И что с того, что права человека были нарушены коалицией во имя «международных прав»!
Уже вошли в обиход западной прессы, радио и телевидения унизительные по отношению к Советскому государству штампы и обороты речи.
«Соединенные Штаты хотят наградить СССР встречей в верхах за хорошее поведение в иракском конфликте»,
— услышал я сегодня по ВВС. Этого нюанса Эдуард Амвросиевич не сможет понять, ему вряд ли переведут обидное «наградить». Уже на следующий день после объединения Германии некто Шульц, сотрудник МИДа ФРГ, на вопрос интервьюера «Радио Франс Интернасьональ»:
«А что, если СССР передумает, не захочет выводить свои войска из ГДР?»
— презрительно заметил:
«СССР ничего не сможет сделать. Он настолько ослаб, что мы не принимаем его в расчет».
Эти два примера — только две капли в море презрения.
Как видим, «новое мышление» Эдуарда Амвросиевича в области международных отношений вызывает на Западе безоговорочное одобрение. Я узнал недавно, что Шеварднадзе прочат в Генеральные секретари ООН. Если это случится (а я думаю, что да), какие действия Запада санкционирует Шеварднадзе? Поход западных стран против «нецивилизованной», не уважающей права человека Кубы? Войну с Китаем? Вхождение «демократической» Грузии в НАТО?
Какова причина вдруг одновременного паблисити, сделанного Эдуарду Амвросиевичу «Огоньком» и «Литературной газетой»? Причину я нашел в реплике Анастасии Ниточкиной, интервьюера «Огонька»:
«Горбачев еще одного человека из своей команды продал».
№130(10581), 3 июля 1991 года
Стукачество
Я уже отмечал пристрастие «демократической» прессы к стукачам и предателям. Всероссийская слава стукача Александра Экштейна — пример этого пристрастия. Выступив с отрывками из «Дневника стукача» на страницах «Огонька», Экштейн успешно обошел страницы многих изданий («Совершенно секретно» и пр.). Апофеоз же его состоялся на Центральном телевидении в ноябре прошлого года. Двадцатиминутное интервью в программе «Взгляд» сделало из Экштейна национального героя. Я совершенно серьезно считаю интервью с Экштейном лучшим интервью времен перестройки. Была бы моя воля, я дал бы Экштейну премию имени Достоевского, настолько именно в духе героев Достоевского упоенный собою негодяй и подлец разглагольствовал с экрана, объясняя зрителям, что «все вы — стукачи», и подвел, мерзавец, идеологическую базу под свою подлость. Виноватой оказалась, как и следовало ожидать, система. Что касается меня, то я умудрился прожить сорок семь лет, никого не заложив, и уверен, что добрые две сотни миллионов советских граждан никого не заложили. Не закладывать учили меня отец — советский офицер, работяги, с которыми я работал на заводах и стройках, хулиганы и урки рабочего поселка, где жила наша семья. Закладывать своих, согласно этике 50-х годов, считалось самой последней подлостью. И вдруг такой поворот в умах… Экштейн и ему подобные вошли в моду… Чем же Экштейн им нравится? А в том, что он им нравится, нет сомнения. Им нравится и притягивает их толстый боров предатель Аркадий Шевченко. Им нравится предатель Олег Гордиевский… Хорошо, если я не совсем вправе поставить слово «нравится», то «привлекает» будет вполне на своем месте. Предатели и стукачи интересуют, привлекают, интригуют «демократическую» прессу.
Антигерои-предатели существовали на Руси испокон веков, так же как существовали они у всех народов мира. Имя Эфиальта — грека, предавшего защитников Фермопил персам, сохраняется 25 веков. Но здесь пойдет речь о предателях особого рода — «идеологических». Они, предатели «плохих» режимов, находятся на особом, двусмысленном положении. Если с эфиальтами и мазепами все просто, то с «идеологическими» все сложно. Князь Курбский предал государя Ивана Грозного, сбежал в Литву. Переметнулся к врагам Российского государства. Однако, зная репутацию Ивана Грозного, мы, потомки, относимся к предательству Курбского снисходительно, делая его кем-то вроде современного диссидента, Василия Аксенова или Георгия Владимова. Письма Курбского сравнимы с выступлениями диссидентов на радио «Свобода». «Бичуя» несправедливости абсолютизма времен Екатерины, был своего рода «позитивным» стукачом Радищев. Можно составить временную цепь из антигероев, получится что-то вроде: Курбский — Радищев — Чаадаев — Герцен — Кравченко — Солженицын… Из этой цепи становится ясным, что существует, очевидно, определенная российская традиция изобличения «стукачества» на плохие режимы. Можно восхищаться Курбским или Чаадаевым, а можно и не очень. К находящемуся под домашним арестом Чаадаеву приезжали на поклон с почтением (свидетельствуют современники) генералы и светские женщины. Уже тогда, как видим, двусмысленная фигура обличителя-интеллектуала притягивала к себе русское общество… А что, если советская демократическая интеллигенция, следуя этой традиции, самовольно продолжила ее Александром Экштейном и Аркадием Шевченко? Что, если советские демократы заблудились в своей собственной ментальности и каким-то образом отождествляют себя с фигурой стукача и предателя? Если это так, дела наши (российского общества) очень плохи. Чего не натворит (и уже натворила) дезориентированная до такой степени интеллигенция!
Тут я вынужден покуситься на последнее якобы несомненное звено в цепи традиции героических антигероев. На кумира посягать необыкновенно опасно, потому я попытаюсь уйти от ответственности. Я приведу высказывания о Солженицыне чужих людей, иностранцев. Предварительно, однако, я вынужден сделать следующее заявление. Я не сомневаюсь в том, что Александр Исаевич Солженицын — крупный писатель, и уверен в том, что он еще более крупномасштабная личность, и за все это он заслуживает премии имени изобретателя динамита. Не занимать ему и храбрости. Однако я вовсе не уверен в оценке роли этого человека в Истории. По моему мнению, он, помимо своей воли, сыграл (во всяком случае, вне СССР) негативную роль. Но прислушаемся к чужим голосам. В книге Боба Вудварда (вы помните: журналисты Вудвард и Бернстайн раскопали дело «Уотэргейта»…) «ВУАЛЬ — секретные войны ЦРУ» на с. 40–41 я наткнулся на следующий эпизод.
В конце ноября 1980 г. (Рейган уже выбран президентом, но только в январе приступит к исполнению обязанностей) Рейгана посетил в Калифорнии французский полковник Александр де Марэнш. Убежденный и активный антикоммунист (в его кабинете висела карта, где красным были окрашены страны, находящиеся под коммунистическим влиянием), полковник в течение десяти лет был начальником французской контрразведки. Между ним и Рейганом состоялся разговор, отрывок из которого приводит Вудвард. Цитирую.
«Рейган: «Нет ли у вас совета для меня? Все дают мне советы».
«Я могу лишь рекомендовать вам встретиться с определенными личностями и избегать других»,— сказал де Марэнш, который говорит на прекрасном английском.
Рейган: «Кого я должен увидеть?»
Полковник де Марэнш назвал Александра Солженицына, человека, который «понял природу советского зла», и Жонаса Савимби, шефа «Юнита» — движения сопротивления, которое воюет против коммунистического режима в Анголе… ЦРУ нелегально оказывало поддержку Савимби… «Для того чтобы понять, что есть ад, необходимо встретиться с людьми, которые его знают»,— декларировал Александр де Марэнш».
Признаюсь, меня неприятно поразило, что наш Солженицын так высоко оценивается шефом французской контрразведки. И не просто шефом, но человеком широко известным во Франции своими ультраправыми взглядами.
В книге ставшего известным благодаря Норману Мейлеру американского заключенного Джека Хенри Абботта «В брюхе зверя» (письма из тюрьмы к Норману Мейлеру) на с.157 есть очень неприятные для Александра Исаевича строки. Я приведу здесь лишь часть менее обидную, но приведу, так как считаю, что любое, и тем более такое крайнее мнение заслуживает, чтобы его знали советские читатели, пытающиеся ориентироваться в современном мире. Абботт пишет:
«…я прочел три книги Александра Солженицына: «Август 1914», «В круге Первом» и «Архипелаг Гулаг». Я также прочел несколько его статей.
Он предатель не коммунизма (для этого прежде всего надо быть коммунистом), но своего народа, своих соотечественников (заметь: Америка есть седьмое небо для самых зловещих из предателей!).
Я был счастлив прочесть «В круге Первом», потому что за всем его говном я узнал многое о том, как снисходителен был Советский Союз к своим заключенным. Я просидел в тюрьме в два раза дольше, чем он, и я не предатель, который пытается отдать свою страну другой стране. Он отсидел десять лет в тюрьме за преступление, которое было бы почти точно наказуемо смертной казнью сегодня в США. И если не смертной казнью, он бы сейчас только начинал его срок пожизненного заключения в Левенворс (тюрьма строгого режима.— Э.Л.). В любом случае, он бы никогда в жизни не освободился. Я отсидел больше времени, чем он, только лишь в «дыре» (штрафной изолятор в американских тюрьмах).»
Талантливый и преступный Джек Абботт слишком резок в своей оценке. Все же мы не вправе называть предателями людей, выступающих против «плохих» режимов с пером в руках. Чаадаев или Герцен и уж тем более страдалец Радищев — не предатели. И если я иронически назвал их «стукачами», то поставил слово в кавычки. (Во время Великой Отечественной войны партизаны, не очень разбираясь, вешали переводчиков на площадях вместе с полицаями.) И все же Абботт правильно понял самое распространенное понимание «Архипелага Гулаг» западными толпами. А именно: «совьетс» — народ архипелага. Страшное уравнение. Публикация томов «Архипелага» на Западе была мощнейшим ударом по репутации коммунизма как идеологии, но также и ударом по СССР, по советскому народу. Я вынужден подтвердить Абботта. Я жил в тот период в США. Лишь немногие интеллектуалы способны были строго разграничивать коммунистическую идеологию и советский народ. Обнародование на Западе существования Гулага послужило доводом не только против коммунистической системы, но против СОВЬЕТС, как нас называют в Соединенных Штатах, вовсе не отличая коммунистов от беспартийных и русских от других народностей. Ужасные «совьетс», способные создать Гулаг, заслуживали бы горячей войны, не будь у них ядерного оружия. Закономерно, что очередной припадок «холодной войны» совпал с публикацией солженицынского «Архипелага». Александр Исаевич, публикуя книгу, должен был предвидеть и такую интерпретацию.
Если демократическая интеллигенция действительно считает, что СИСТЕМА виновна в появлении подлеца Экштейна, что Аркадий Шевченко и Олег Гордиевский могут быть оправданы потому, что они предали «плохую» систему, демократическая интеллигенция забралась на минное поле и тащит на него часть советского общества, следующую за ней. А они-таки, кажется, так считают. Меня поразил тот факт, что в предисловии к отрывкам из мемуаров Аркадия Шевченко «Совершенно секретно» (1991, №1) называет его… «бывший высокопоставленный советский дипломат — невозвращенец…». Я не могу отделаться от мысли, что «демократическая» печать пытается внушить читателям, что предавший Родину в 1948 г. предал всего лишь «сталинизм», а предавший ее в 1978 г. предал «застой», и только. Э, милые, так дело не пойдет, Родина всегда одна. Шевченко был важный чин министерства иностранных дел в ранге посла. Он знал секреты, за выдачу которых иностранному государству в любой стране полагается, как минимум, пожизненное заключение. Называть Шевченко невозвращенцем — значит оправдывать его предательство. Вот если бы Шевченко вдруг покинул здание ООН для жизни отшельника в австралийской пустыне — тогда он был бы невозвращенец. Но этот жирный окорок без стеснения пишет о том, как он выпросил у ЦРУ даже… девочек.
Если Шевченко для демократов еще полусвой, то уж коллеги, работающие на радио ЦРУ «Либерти», совсем свои. «Верните наших домой!» — развязно требует Юрий Щекочихин в «Литературной газете» (1991, №14). Для корреспондента «Московских новостей» Александра Кабакова сотрудники «Либерти» очень симпатичные люди. Цитирую эпитеты, какими Кабаков наградил их: «милейший», «отличный спорщик», «тихий, мягкий». Правда, один из сотрудников «жестоко ироничный», но только один. «МН» с большим пониманием относится и к Щаранскому (1990, №40), и к «невозвращенцам» — безумной семье Ващенко, в свое время проведшей пять лет в подвале американского посольства в Москве (1991, №5). С чего бы это? Егор Яковлев — автор премированных киносценариев и книг о Владимире Ильиче Ленине, «невозвратившийся» уже два раза: к Ленину в 1985 г. и к Горбачеву в 1989 г. (сейчас в стане Ельцина), симпатизирует родственным душам?
Если явных предателей Родины еще только дотягивают в свои, то предательство прошлого страны уже давно узаконено и является обязанностью каждого номенклатурного демократа, как ранее было обязательным для него членство в компартии. Трудно найти номер «демократического» издания (да и умеренные и даже «консервативные» печатные органы грешат этим), в котором не содержалось бы материалов, стучащих на прошлое, разоблачающих историю. Даже находящиеся, казалось бы, за пределами политики трагические, но нормальные в контексте жизни события — смерть Горького, самоубийство Есенина — подвергаются выворачиванию наизнанку, обнюхиванию, сомнению, стучанию на… Иррациональная страсть к событиям 60–65-летней давности похожа на симптомы редкой болезни «некрофилии» и поражает своей бессмысленностью. Даже если допустить, что Горького и Есенина убили, даже если найдутся доказательства, что их убили по приказу Сталина, то что это меняет? На Сталина уже достаточно материалов было собрано еще в 1956 г. Остановитесь! Довольно! Но каждый хочет пнуть ногой мертвого тирана и плюнуть в него, дабы засвидетельствовать свою благонадежность сегодня. Есть отвратительные кадры кинохроники, когда толпа пинает ногами в голову, тушит сигареты и мочится на труп Муссолини. Отвращение вовсе не становится меньше оттого, что вы отдаете себе отчет, что это труп «дуче».
Коллективным стучанием на прошлое, стараниями тысяч журналистов, мемуаристов, историков, «невозвращенцев» удалось изменить даже представление о климате прошлого. После чтения «стукаческой» советской прессы у иностранца, я полагаю, должно возникнуть впечатление, что на протяжении семидесяти лет Советской власти в стране было темно, шел снег, дул пронизывающий холодный ветер и по улицам советских городов разъезжали исключительно «воронки» с заключенными.
Мерзавец Экштейн прав в одном. Вожди стукачества, сделавшие его фактически новой идеологией вместо коммунистической, сумели заразить болезнью стукачества миллионы людей. В стране бушует эпидемия стукачества. Седовласый писатель, выступающий в Париже на встрече с читателями, стремясь быть правовернее папы римского, поливает последними словами свой Союз писателей, в котором он верноподданно состоял пятьдесят лет, и лишь год назад вышел из него, дабы вступить в «Апрель», где членами (вот абсурд-то!) сплошь бывшие члены ССП! Беззаботно стучит на свой народ (сам часть его) советский турист, объясняющий приславшей ему вызов французской семье: «…в Союзе ничего нет и не будет никогда, потому что наш народ не умеет работать… коммунистический режим развалил страну…»
Стучащий чувствует себя героем? Маленьким героем-доносчиком, ничем не рискующим бессильным подражателем тем немногим, кто имел мужество (или безрассудство) выступать против Зла до 1953 г. … Судьба устроила так, что мне пришлось присутствовать при (куда более лимитированной) местной эпидемии стукачества среди советских эмигрантов в Америке в 1975–1980 гг. Почувствовав себя в безопасности, как смело бросились бывшие советские граждане стучать на СССР! Очевидно необходимое условие для возникновения эпидемии — отсутствие риска. Уже шесть лет бушует эпидемия стукачества в полную силу в огромной стране. Опасно долго бушует. Нормально, что время от времени в жизни народов случаются периоды переоценки ценностей. Однако для трех сотен миллионов людей находиться в состоянии негативного отрицания целых шесть лет и не прийти к позитивному мышлению есть признак того, что болезнь перешла в хроническую. Оставаясь в стадии стукачества столь долгое время, советское общество паразитирует на прошлом: отрицая его, утверждается за его счет. Отрицательное мышление, превратившееся в идеологию стукачество может лишь разрушать. Создать оно ничего не в силах. Выгляните в окно! Настучав на свою историю, объявив ее преступной, вооружили мощными аргументами «сталинизма» и «застоя» националистов всех мастей и теперь удивляются, что распадается страна. Вдохновившись антитоталитаризмом, доборолись против центральной власти до такой степени, что раздробили ее на тысячи властей. Результат — политической власти не существует. Остатки порядка поддерживаются по привычке органами порядка. А если распадутся и милиция и армия?
Оказывается, их это не страшит. В том же номере «Литературной газеты», где Щекочихин призывает вернуть стукачей с «Либерти» в Москву, Борис Стругацкий поделился с корреспондентом газеты таким вот, мягко говоря, безумным откровением:
«Я оптимист. Еще каких-нибудь пять лет назад я был совершенно уверен, что сложившуюся у нас в стране государственную систему власти расшатать невозможно… А теперь вижу: есть такие силы. Не могу назвать их, не вижу их, но зато вижу результат их действий. Вижу, как машина начинает сбоить, как она дребезжит, разбалтывается, норовит заклинить… Это вселяет надежду».
С вашим носом («Литературная газета» поместила фото самосожженца) и вашими очками, уважаемый Борис Натанович, в момент, когда машина заклинит, Александр Экштейн настучит на вас, а его дружки вас линчуют на московской улице. Молите Бога, чтобы она тянула! Ненавистная вам, оберегающая вас «машина». Метод стукачества распространился и на культуру. Стукачи-писатели пишут книги наоборот — карикатуры на свои же прежние книги. Стукачи-художники, отталкиваясь от соцреализма, создают карикатуры (первопроходец в этой области художник Целков — любимец Евтушенко). В сущности, все современное советское искусство (за редкими исключениями) есть карикатура на советское общество до 1985 г. Самостоятельного искусства стукачество создать не в силах.
Размеры статьи не позволяют мне проанализировать стукачество как культурный метод так подробно, как мне хотелось бы, но я позволю себе остановиться на жанре популярной песни. Уже герой песен Высоцкого и Галича (не всех, но многих) есть, по сути дела, карикатура на героя. Стучащий на самого себя, он не верит в свою трагичность, но, напротив, уверен в своей карикатурности, грубости, хамстве. Вечный провинциал с окраины мира (Европа ему метрополия), он так себя всегда и признает провинциалом и спешит окарикатурить (заложить) свой народ, свою страну и тем самым подчеркнуть различие между ними и собой. Отделиться. Он предает, чтобы не принадлежать. Чтобы сказать: «Я понимаю, что они бедные, и грубые, и провинциальные, и потому, что я это понимаю, я не такой, как они». Ибо советский стукач страдает комплексом неполноценности.
Современные поп-авторы и исполнители так и не вырвались за пределы карикатурности и сатиричности, навязанных им сильным талантом Высоцкого, каковой, увы, отдал дань стукачеству. (В лучших своих песнях Высоцкий, однако, поднялся выше стукачества.) Поп-тексты держатся исключительно на стукачестве на «старый режим». Издевка, насмешка над своими, нашими, над верованиями отцов — их метод. (Декларируемое часто советскими поп-идолами якобы равнодушие к политике не соответствует действительности.) «Наслаждайся трезвым бригадиром»,— издевательски скандирует певец группы «Центр» Вася Шумов. Чем бы вы были, дорогие ребятки, без всех этих бригадиров, сталинистов? Вас не существовало бы, так как вы существуете лишь в отрицании ТЕХ — героических и сильных. Мощный мужественный рок-н-ролл не может быть создан на основе идеологии стукачества. До сих пор с Востока слышны только бессильные визги.
Стукачество неразрывно связано с завистью. Недаром такое центральное место в мировоззрении «демократов» занимает предмет зависти — Запад. Воспаленная мечта ИХ — ИХ ЗАПАД — мало похож на реальные страны Запада. Запад вызывает у советского стукача комплекс неполноценности. Именно комплекс неполноценности вызывает к жизни вот уже шесть лет тысячи реформ — одна другой непригоднее, одна другой фантастичнее.
С отрицательной идеологией стукачества страна обречена на агонию и смерть. Одним отрицанием плюс сухая формула рынка не объединить массы. Призыв к совместной спекуляции и обогащению, разумеется, может вдохновить несколько миллионов, но не три сотни миллионов людей. Стране срочно нужна ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ПОЗИТИВНАЯ ИДЕОЛОГИЯ. Обращение к интернациональным традициям российской цивилизации, к народным корням, к благородному коллективизму, к равенству неизбежно.
№151(10602), 3 августа 1991 года
Преступная идеология
Преступные идеи существуют. Национализм относится к их числу. Национализм — идея (идеология, явление) вовсе не древняя, не пещерная, как принято считать. Это буржуазная идея, неотъемлемая от класса буржуазии. Само собой напрашивается историческое отступление.
Лексикологические исследования, проведенные на родине слова nation, во Франции, показали, что слово это не появляется в его современном смысле ранее второй половины 18 в. До этого нация неразличимо смешана с монархией, а монархия — это прежде всего персона монарха. Населяли монархии не граждане, но подданные «сюжеты» монарха. Дореволюционный (до 1789 г.) традиционный мир игнорировал «родины» и «нации» (взятые в смысле политических мифов и коллективистских идей) — он знал лишь «национальности», этнические ветви и расы как натуральные единицы, лишенные специальной политической ценности. Вот что писал по этому поводу идеолог и духовный отец европейских новых правых философ Джулиус Эвола (1898–1974 гг.):
«Этот принцип политического суверенитета (в данном случае — французского абсолютизма.— Э.Л.) представлял собой первичный элемент, нация же — элемент вторичный, из первого следующий. Единство языка (французский язык, как известно, образовался из двух языков: «д'ой» и «д'ок», каковые сами являлись суммами языков.— Э.Л.), территории, «естественные» границы, относительное этническое единообразие — все это не существовало вначале и было результатом процесса формирования, каковой продолжался в течение веков, спровоцированный политическим центром и через роялистские и федеральные отношения с ним».
Таким образом, идеология национализма, которая почитает «родину» и «нацию» верховными ценностями, почти мистическими, почти наделенными своей собственной жизнью и имеющими абсолютные права на индивидуума, лжет. «Родина» и «нация» есть всего лишь результаты творческой деятельности предыдущих идеологий (в случае Франции — французского абсолютизма).
И «патриотические чувства» и «национальные чувства» связаны с мифологией буржуазной эпохи. Слово «патриот» было неизвестно до Французской революции. Оно появилось в первый раз в 1789–1793 гг. для обозначения тех, кто защищал революцию от монархии и аристократии. Точно так же в европейских революционных движениях (буржуазных) 1848–1849 гг. понятия «народ», «нация» и «патриотизм», с одной стороны, и «революция», «либерализм», «конституция» (то есть тенденции антимонархистские и республиканские) — с другой, были связаны, и часто неразрывно. Потому в этом климате буржуазной революции понятия «родина» и «нация» приняли политический смысл и ценность мифа, каковой выяснился позднее в деталях в открыто националистических идеологиях 20 в. (включая идеологию германского национал-социализма и итальянского фашизма).
Окрасившись политически от вываривания в одном тазу с «революцией», «антимонархизмом» и «республикой», национализм в его чистом экстремистском виде есть на самом деле идеология без идеологии, без политики. Принадлежность (всегда приблизительная, замечу, с натяжкой) к одной крови или к одной этнической группе не есть факт политический. Потому так расплывчаты и обыкновенно аполитичны определения нации и национализма. Морис Баррес, французский писатель-националист начала века, предложил свое, следующее:
«Нация — это обладание старинным кладбищем и сила воли сохранить это бесценное наследство нетронутым».
Поэтично, конечно, но и только. Бесспорно, что в национализме важнейшую роль играют сентименты, эмоции, исторические в их числе, но более всего сентимент принадлежности к одной группе. Потому следует искать объяснение феномена национализма не в политике, но в психологии группы. Вот что пишет по этому поводу фрейдист Эжен Энрикес:
«…опыт доказывает, что группа существует только в том случае, если она может отличать себя от чужого (чужих), который есть прежде всего и всегда враг: враг внешний, с которым группа ведет войны, враг внутренний, тут мы сталкиваемся с феноменом козлов отпущения, открытая гражданская война или назревающая гражданская война (классовая борьба, наблюдение над «внутренним врагом»)… Это ИМЕННО ВРАГИ ПОЗВОЛЯЮТ ГРУППЕ СУЩЕСТВОВАТЬ».
Эту важнейшую истину прекрасно понимал крупнейший националист всех времен и народов Адольф Гитлер. Герман Раушнинг свидетельствует, что на вопрос:
«Должна ли еврейская раса быть полностью уничтожена?»,
Гитлер ответил:
«Нет… напротив, если бы еврей не существовал, нам следовало бы его выдумать. Нам необходим враг видимый, а не только невидимый враг».
Ибо идеология национализма есть ПСИХОЛОГИЯ ГРУППЫ, созданной на основе жесткого отбора по принципу крови и наследственности. Это буржуазия превратила групповые инстинкты в идеологию.
При быстром разложении сверхнациональных идеологий вынужденно образуется идеологический вакуум. И так как населению, чтобы жить вместе и не развалиться на тысячи бандитских укрепленных городов и деревень, насущно необходимо обосновывать и скреплять совместное существование цементом идеологий, этот вакуум немедленно повсюду заполняется простейшей (неидеологической) формой идеологии — национализмами. Для возникновения национализма, таким образом, необходимы два элемента: идеологический вакуум и наличие буржуазии. Но особой буржуазии: незрелого, юного, плохо развитого, ограниченного, но энергичного класса. Воинственного, мстительного класса, бывшего при прежнем режиме политически угнетенным. Именно такие национальные буржуазии существовали в странах Восточной Европы к моменту распада монархической идеологии сразу в нескольких империях: Австро-Венгерской, Российской, Оттоманской. Именно такому классу мы обязаны появлением в Европе 20-х и 30-х годов агрессивно-национальных, фашистских и полуфашистских режимов. (См. мою статью «Больна была вся Европа» в «Известиях» от 14 сентября 1990 г.) Подобный мстительный, незрелый и энергичный класс существовал в СССР к 1985 г. Напомню много раз высказанное мной, но необходимое в тексте. В СССР не существует классической буржуазии (еще): финансовой, индустриальной и земельной, но благодаря общедоступному высшему образованию создался за годы Советской власти многомиллионный класс буржуазии знания. Его капиталом служат не фабрики, финансы и земли, но знания. (Подробно о советской буржуазии знания я писал в «Курантах» за 25 октября 1990 г. и в «Советской России» за 5 мая 1991 г.) Мощный, злой, накопивший множество не использованных сил за годы вынужденного политического безделья, он кипел, набирал температуру и был готов к извержению, как вулкан.
Их час пришел. Оказавшись в благоприятном климате перестройки, советская многонациональная буржуазия изверглась и конвульсирует в затянувшейся на несколько лет революции. Эта революция закономерно приняла на окраинах огромной страны и в центре ее различные формы. Центральная (назвать ее русской было бы ошибочно) буржуазия тяготеет к модели революции либерально-демократической. (Причины для этого: и национальная сборность ее, и большее в сравнении с окраинными буржуазиями развитие. То есть она тяготеет к более «прогрессивной» модели общества.) Окраинные буржуазии, темпераментные, нетерпеливые и нетерпимые, некоторое время покричав о демократии, скатились к национальным революциям. В Москве еще грузно и тяжело отмирала коммунистическая система, а буржуазии Прибалтики и Кавказа уже мчались, буйные, от эскалации к эскалации по пути национальных революций. Едва попробовав идеологию «демократии», они тотчас отказались от нее, сохранив ее лишь в пропагандистском словаре как модное камуфляжное слово. Дело в том, что буржуазии республик практически поняли, что демократия возможна только в сытых странах, что экономика только там может заменить политику, где она могущественная экономика и может, накормив народ досыта, погрузить его «в жаркий сон после обеда» (В. Шекспир). Дабы благодарные за послеобеденные сны массы выбрали в первый раз и выбирали бы впоследствии вечно «кормильцев», давателей сытых благ — буржуазию в свои лидеры,— Тер-Петросянов, Гамсахурдиа, Ландсбергисов и сотни и тысячи других на меньшие посты. У «советских» национальных буржуазий не оказалось ни умения, ни возможностей создать такие экономики, то есть накормить до отвала массы. А им, дабы вырвать власть из рук ослабевшего класса партократов, нужна была мгновенно действующая идеология. Единственная мгновенная идеология (как «инстант-кофе») — это национализм. Ее строить не нужно, ее достаточно «включить», возбудить в массах. Сломя голову взявшись «освобождать» и присоединять Нагорный Карабах, армянская радикальная буржуазия поступила не так уж эмоционально, как принято считать, но традиционно расчетливо: создала внешнего врага и мобилизовала армянскую нацию на общее дело. В результате этой нехитрой манипуляции власть была вручена возбудившимся (при виде трупов «наших» погибших от «их» пуль) народом буржуазии, выгодно патриотичной на фоне традиционно интернациональных ком-партократов. Реакция на трупы принадлежит к области психопатологии. Политики тут ноль целых ноль десятых. Прибалтийские буржуазии (прибалты, как известно, кичатся своей «западностью» и выдают ее за синоним «прогрессивности», «цивилизованности» и даже «интеллектуальности») также, по сути дела, отказались от демократической идеологии и мобилизовали нации тем же легким путем, вызвав в них ненависть к «поработителям»-русским. Ведь строить демократию (пусть и несправедливую, но сытую) — это гигантский труд. Возбудить в своей нации ненависть к чужим — невеликий труд: Одной любовью к траченным молью национальным костюмам и захиревшему языку (не по вине русских, но в результате общемирового процесса универсализации культуры) не вызвать общенационального сплочения. Нужны более сильные эмоции. А их вызывают трупы. Нужны трупы. Закономерно, что все «республики» неуклонно следуют шаблону ультранационального мышления, сформулированного отрицательно гениальным Адольфом Гитлером в книге «Моя борьба»:
«Широкие народные массы состоят не из профессоров и не из дипломатов. Небольшое абстрактное знание, которым они обладают, направляет их сентименты скорее в мир чувствования… во все времена движущая сила наиболее важных изменений в этом мире может быть найдена меньше в научном знании, вдохновляющем массы, но скорее в фанатизме, доминирующем их, и в истерии, которая бросает их вперед».
Истерию в гигантских дозах можно было наблюдать в последние годы на прибалтийских и кавказских похоронах.
Итак, «нам необходим враг видимый». Первое, что сделала «новая» «освободившаяся» Грузия, включилась в войну с Южной Осетией и в военные потасовки с Абхазией и Аджарией. Возродившийся чеченский народ претендует на осетинскую территорию. Появились и внешние враги: у Гамсахурдиа оспаривает власть заявляющая себя более «демократической», чем он, группировка. То есть произошел раскол внутри самой грузинской буржуазии. Грузины убивают грузин. Те же процессы с незначительными вариациями можно наблюдать в Молдавии. Набухает национальной ненавистью самая опасная из республиканских буржуазии — украинская. Она, так же как и буржуазии кавказские и прибалтийские, не способна заменить политику экономикой и потому идет неизбежно по тому же пути: экзальтируются опасные традиции (вызываются тени господ Винниченко, Петлюры, Бандеры, «украинской освободительной армии», закрываются русские школы и пр.). По завету Адольфа Гитлера будет рано или поздно открыто атакован физически хорошо «видимый враг», живущий рядом «москаль»,— враг одновременно внешний и внутренний. Так как на Украине проживает, если не ошибаюсь, девять миллионов русских и, наверное, столько же полукровок, то украинская независимость обещает быть куда более кровавой, чем хорватская…
Кстати говоря, в хорватской национальной армии есть подразделения, открыто заявляющие о своей принадлежности к классической «национал-социалистической» идеологии. Есть и иностранные добровольцы, мускулистые молодые люди с военными стрижками, хвастливо повествующие о своей принадлежности к европейским крайне правым партиям. Есть (об этом недавно поведала «Ле Монд») среди них и французы. Президент Хорватии Фране Тучман — историк и наверняка читал «Майн Кампф», читали ли президенты бывших советских «республик», не знаю, однако это и не важно. Там, где нация, кровь, язык и государство сливаются в одно, неизбежно рождается Монстр, опасный для окружающих народов и для народа, который его породил. Можно создать такого Монстра сознательно, возможно зачать его в известном смысле «случайно». В свое время в Германии Адольф Гитлер создал яростного Монстра намеренно и на научной основе. Своим гипертрофированным ультранационализмом Германия дала в 1933–1945 гг. пример, до какого крайне преступного предела может дойти национальный режим. Разумеется, национализмы в «республиках» с несколькими миллионами населения не могут быть так опасны, как национализмы больших народов. Украинский национализм, по всей вероятности, разбудит, разозлив его, мощный русский национализм, «включит» его.
Возникает вопрос, а что же реально дает бывшим советским народам адаптация национализмов? Ведь объективно речь не идет об освобождении от колонизации другим народом. Ведь до национального вождя Гамсахурдиа первыми вождями Грузии были не Ивановы, но Шеварднадзе. Что? Дает эмоции. Чувства испытываются в хороводах людьми в национальных костюмах на литовских и армянских площадях. Совместная истерия вокруг гробов. Совместные чувства на манифестациях. Множество эмоций в тысячах газетных статей, в лозунгах, в решениях парламентов.
А помимо эмоций? На сегодняшний день у «освободившихся» наций не прибавилось ни национальной культуры, ни национального благосостояния. Напротив, драматически уменьшилось и ухудшилось в качестве и то и другое. Экономики кавказских «республик» разорены перестройкой и независимостью. Экономики прибалтийских в чуть лучшем состоянии. Однако растет страшный показатель негативных достижений национализмов, а именно: количество трупов и беженцев.
Может быть, народы, попавшие под власть националистических режимов, ожидает светлое экономическое будущее, экстраординарный расцвет? Нет. Все прогнозы и иностранных и национальных специалистов ничего хорошего не обещают. Шапкозакидательская эйфория, когда грозились перейти к капитализму в 500 дней, сменилась пессимистическими предсказаниями дистанции в 30–40 лет. Экономисты-мечтатели грезят о возвращении к уровню благосостояния 1985 г.
Однако есть в каждой республике группа населения, бесспорно профитировавшая от национализма. Это буржуазный класс, его наиболее энергичная часть. Подавленные при Советской власти национальные буржуазии, свергнув бюрократов-профессионалов, захватили политическую власть. Их существование кардинальным образом изменилось. Сонное прозябание сменилось активной жизнью. Политическими деятелями внезапно сделались бывшие профессора, музыканты, плейбои, шахматисты, кинематографисты, журналисты, писатели. (Непрофессионалы всегда опасны… Но это к слову.) Застольные тамады, торговцы апельсинами, артисты филармоний и парикмахеры сделались национальными гвардейцами и разгуливают в хаки-формах. К ним можно прибавить национальные интеллигенции в полном составе, получившие возможность участвовать в обсуждении национальной жизни в прессе, на радио и телевидении. Жизнь этих людей возбудительна. Они «гуляют» в полном смысле этого слова. Сколько таких людей, чрезвычайно удовлетворенных национализмами в каждой «республике»? Очевидно, десяток тысяч. Основное же население — невольные участники, втянутые в водоворот чужих страстей.
Французский журналист, побывавший в Тбилиси в здании грузинского парламента, рассказывал о чрезмерной вооруженности окружавших его лиц.
«Все это было похоже на голливудские съемки фильма о мексиканских бандитах».
Трудно сказать, что думает по поводу происходящего большинство грузинского народа и думает ли, есть ли просветы в коллективном припадке истерии? Не появилась ли еще ностальгия по спокойным временам, когда коррумпированные чиновники тихо себе разъезжали в персональных ЗИЛах? Я лично допускаю, что мексиканский вариант пиратской демократической республики может нравиться части кавказской молодежи. Вспомним Константина Леонтьева:
«О степени блаженства отдельных лиц можно только догадываться… войны и революции ничего не доказывают. Многие веселятся бунтом».
В Ливане вон веселились же бунтом, воевали лихие тридцать семь различных милиций, каждая за свое справедливое дело, целых шестнадцать лет. И молодежь, называя себя «Рокки» и «Рэмбо», умирала бездарно и благородно за крошечные племенные коллективы «национал-христианской маронитской партии 4-й секции Бейрута» или «социалистической партии друзов секции Рамаллах».
Сегодня национальные буржуазии бывших советских «республик» «гуляют». Как преступные подростки, вырвавшиеся наконец из-под сурового надзора семьи. Трупов будет все больше, все больше вдов и сирот, коллективная эйфорическая истерия неминуемо перейдет в коллективный упадок сил. Увы, до этого еще далеко. История учит нас, что да, ведомые преступными идеологиями народы могут быть преступными (германский, японский) и даже долгое время… Может ли существовать мирный, непреступный национализм? Категорически нет. Ибо с исчезновением «врага» национализм теряет смысл, умирает. Недаром специалисты часто называют национализм «временной» идеологией. В самом деле, найдите на карте мира страны (помимо ядовитых режимов, выросших на развалинах Восточной Европы, СССР и Югославии), где бы восторжествовали и правили националистические идеологии? Я знаю только одну такую страну: Израиль. Однако ультранационалистическая идеология сионизма держится в этой стране более сорока лет только благодаря ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫМ историческим причинам. Напомню, что самые мощные государства современного мира: Соединенные Штаты Америки, Китай, Великобритания, Франция — есть государства многонациональные, многоплеменные, в которых национальности объединены по принципу политического суверенитета и подчиняются ему.
Истерия, возбуждаемая националистическими лидерами, размахивающими руками у микрофонов, кричащими с балконов и со ступеней парламентов бывших советских «республик», продолжается. Истерия у открытых гробов продолжается. Хороводы ряженых в национальных костюмах были бы трогательны, если бы не были так опасны. Говорить этим дядям «остановитесь, не будьте расистами», «не возбуждайте народ против народа — это преступление» — бесполезно. Не подействует. Эти дяди наслаждаются тем, что происходит. Об этом они мечтали долгие годы в профессорских кабинетах, на кухнях и в тюремных камерах. Они не уйдут с балконов и из парламентов сами, по доброй воле. Эти дяди понимают только силу. Такой силы сегодня нет. Захватившие власть в центре «демократы» смотрят на преступные буржуазии окраин снисходительно, как либеральный отец на преступных подростков, надеясь, что они успокоятся. Напрасная надежда. Мотивы их поведения — идеология безнадежно преступна. Необходимо создать мощное межнациональное движение, способное изгнать преступную идеологию и ее носителей. Возродить советский народ. Ведь три четверти населения СССР высказались за совместное жительство. Следует выполнить народную волю. Надо забыть о компартии, перестать мстить ей. Она умерла давно, беззубая, сама, задолго до 24 августа 1991 г. Довольно пинать мертвое тело. Очнитесь. Гигантские Монстры рычат на ваших границах — НАЦИОНАЛИЗМЫ.
№209(10660), 2 ноября 1991 года
«Демократ» в Париже
Я посетил 13 ноября встречу с «близким к Ельцину» (так он был объявлен в программе) Юрием Афанасьевым в пригороде Парижа (но уже в другом городе) — Монтрое. Из любопытства. Выложил двум старушкам у входа в «зал праздников» мэрии 25 франков. (Мзда называется прилично: «участие в расходах».) Тема встречи: «СССР. Какое будущее?»
Прошел в пустой зал. Уселся. Сели в первые ряды несколько стариков и старушка и попытались говорить по-польски: «Дзень добри», «Твоя кохана?», но, беспомощные, вернулись к французскому. Я сосчитал присутствующих: 40–50 человек сиротливо сбились в первых рядах обширного зала. Очевидно, французам все уже ясно с будущим СССР. Появился моложавый, седой, коротко остриженный мэр Монтроя Жан-Пьер Брард со свитой. Узнав меня (мы хорошо знакомы), представил тяжелому сырому мужику (серый пиджак, синие брюки, белая рубашка, галстук): «Мсье Лимонов — мсье Афанасьев». Афанасьев чуть замешкался. Рука его, дрогнув, застыла у бедра. Он читал мои статьи в «Советской России»? «Следует быть вежливым»,— сказал я себе и подал ему руку. Мясистая, мягкая рука оказалась у профессора-демократа. Жан-Пьер Брард, Афанасьев и не объявленный в программе французский экономист расселись на эстраде. Свита в первых рядах.
«Никто не знает, что такое СССР сегодня и существует ли он»,
— начал Афанасьев на приличном французском.
«Прибалты вышли из Союза навсегда. Украина также говорит о том, чтобы выйти навсегда, а без Украины никто не знает, что станет с Союзом…»
Хмурый Афанасьев звучал, однако, отстраненно, как будто констатировал ЧУЖОЕ поражение.
«Мы потеряли все марксистские, коммунистические, коллективистские ценности, и мы не пришли к другим ценностям…»
Первый вопрос из зала. Спрашивает один из организаторов встречи.
«Отсюда, из Франции, мы видим у вас множество властей, и мы себя спрашиваем: «Кто командует у них там? Горбачев? Ельцин? Республики?»
Ответ Афанасьева:
«Да, множество иррациональных вещей происходит в отношениях между центром и республиками… Мы подписали большое количество совместных договоров, но они не работают, не выполняются, республиками… Дело в том, что у нас происходит формирование государств-наций, как в 19 веке уже случилось в Западной Европе…»
Меня все больше поражает его тон. Тон обреченности. Фаталистического смирения с происходящим. Да, если не вмешиваться и ПОЗВОЛИТЬ, то еще через несколько месяцев у нас будут происходить уже процессы не 19 века, но средневековые — 12-го, скажем, века, затем 9-го, и так доберетесь до процессов времен Атиллы Гунна. Каждый городок, каждая деревня превратится в бандитскую «республику», и «президенты» будут исчисляться уже не десятками, как сегодня, но тысячами и десятками тысяч. Разве не случилось так в 1917–1921 гг., когда бесчисленные «батьки» и «атаманы» орудовали от белорусских болот до Владивостока? Сегодня происходят те же процессы, только «батьки» и «атаманы» модно называют себя «президентами». И это вы, профессор Афанасьев, и люди вашей же демократической идеологии начали самоубийственный процесс, позволили сепаратизмам родиться и позволяете им усугубиться ежедневно. «Близкий к Ельцину», к власти, неужели вы не понимаете, что власть — это жестокое искусство подавлять «батек», и «атаманов», и «президентов» во имя того, чтобы мирно жили народы, ибо государство наше многонациональное. Народы Западной Европы куда более выдрессированы и замирены дополнительно сытой жизнью, но и у них есть потенциальные «батьки» и «атаманы». И сколько! На президентских выборах 1988 г. во Франции кандидаты экстремистских партий, призывающих к полному разрушению существующей социальной системы, вместе (всех в сумме, левых и правых) получили 22,64%. Вместе с националистами: корсиканскими, баскскими, бретонскими, эльзасскими — они завтра растащат Францию на куски. Если им позволить. Им не позволяют. Власть нужно применять, господа демократы, если уж вы ее выхватили из беспомощных, трясущихся рук Янаева. Но зачем выхватывали, если у вас самих трясущиеся руки?
Вопрос соседа Афанасьева по эстраде, экономиста:
«Ельцин собирается упразднить 80 союзных министерств в декабре этого года. Децентрализация — процесс необходимый, но не распадутся ли таким образом и те немногие экономические связи, которые еще существуют? Не усугубит ли эта акция экономический кризис?»
Ответ Афанасьева:
«Советская экономика начала разрушаться, может быть, уже двадцать лет назад… Я лично не вижу другого пути, кроме рыночной экономики… Конечно, условия жизни резко ухудшатся для большинства советского народа».
Двадцатилетний кризис — прямая ложь, рассчитанная на заграницу, на неосведомленность французов, ложь, пусть и снабженная вежливым «может быть». В своем выступлении в Ленинграде в мае 1985 г. Горбачев сказал:
«В последнее время мы движемся с темпами прироста национального дохода в пределах трех процентов в год… Расчеты же показывают — нам нужно минимум четыре. Если не будет четырех процентов — а надо бы даже больше,— тогда встает вопрос: что делать? Свертывать программу повышения материального благосостояния народа? На это мы пойти не можем».
И вот только за первые восемь месяцев 1991 г., по самым благожелательным подсчетам, национальный доход УПАЛ на 12%! Сзади меня микрофон получил коротко остриженный юноша, он и его подружка записывают все время.
«Вы сказали, мсье Афанасьев, что полный переход на путь рыночной экономики вызовет дальнейшее обнищание большинства советского народа. Я хочу спросить… следует ли упорствовать, если так, следует ли насиловать советский народ рынком?»
Юноше лет двадцать, вопрос задан неуверенно, неагрессивно, как бы извиняясь. Благожелательный мэр помог гостю уйти от ответа. Он предложил выслушать еще один вопрос из публики,
«пусть мсье Афанасьев ответит на оба. Мы сэкономим время».
Мэр — опытный бюрократ. Чистенький мсье впереди меня, вполне буржуазного вида, задал, однако, тоже неожиданно неприятный вопрос:
«Вы решили приватизировать, продать частным лицам предприятия, созданные руками советского народа. Согласно результатам советской же анкеты, перепечатанной «Ле Монд», больше пятидесяти процентов новых советских бизнесменов признались, что пользуются взятками, дабы получить от новых властей заказы и привилегии. Таким образом, вы собираетесь продать собственность советского народа криминальным отечественным бизнесменам и иностранным капиталистам. Что вы об этом думаете?»
Афанасьев заметно оживился.
«Да, на смену политической власти приходят все чаще власть и силы экономические. Я согласен с вами, мы проводим приватизацию без правил, дикую… Видите ли, по профессии я не экономист, я не знаю в деталях, как ее следует проводить, но я активно за приватизацию».
Было видно, что профессор Афанасьев гордится своим незнанием и своей неколебимой верой. Улыбаясь, мэр задает безопасный вопрос:
«Что вы думаете об иностранных кредитах СССР? Вы предпочитаете, чтобы кредиты были выданы центру или республикам?»
Афанасьев:
«Совершенно бесполезно помогать нам кредитами. Мы способны разбазарить их в кратчайшее время. Вот почему я думаю, что просьба о кредитах Явлинского и Горбачева в Бангкоке и просьбы Ельцина о кредитах не нужны, бесполезны…»
Не получивший ответа на свой вопрос юноша шепчет подруге
«Странно, что близкий к Ельцину критикует позицию Ельцина».
Афанасьев (выглядит он постоянно мрачным) продолжает между тем:
«Объявление чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии — самая большая ошибка Ельцина. И это не единственное недемократическое его решение. И Ельцин не одинок. Попов, наш московский мэр, вот предложил уничтожить автономное деление России, ее автономные республики сделать единицами административными».
«Вы не ответили на мой вопрос о приватизации»,—
обиженно взывает уже без микрофона чистенький мсье.
«Что вам сказать,— Афанасьев вздыхает,— безусловно, во всем, что происходит, много несправедливостей… Как нужно делать, в деталях, я не знаю… Это вот наш вице-премьер Руцкой не сомневается, он знает все, я не знаю. Положение в стране тяжелое. Я тут вот узнал, что килограмм мяса теперь стоит в отдельных случаях 110 рублей… Может, это наша судьба такая, русских, что мы создаем каждый раз нечто не функционирующее?..»
Вопрос (чей, я не вижу, за моей спиной):
«Что говорит Ельцин ежедневно русским рабочим для того, чтобы они засучив рукава трудились?»
Афанасьев:
«Вы понимаете, мы переживаем глубочайший кризис нашей евразийской цивилизации. Коллективистская ментальность — вот что мы до сих пор имели. Вы спросите, что это такое? Отсутствие желания рисковать, отсутствие желания зарабатывать больше денег, или путешествовать, или иметь автомобиль — вот что такое евразийская отсталая ментальность нашего народа… Самое страшное, что, несмотря на запрет КПСС, неизменными остались структуры экономические и эта вот ментальность. Я не знаю, что нас ожидает. Россия без Украины только с республиками Центральной Азии?.. Центральноазиатские республики только и думают о том, как бы повернуть сибирские реки вспять и получить свою долю общесоюзной прибыли…»
Мэр сказал заключительную речь. Раздались аплодисменты, и я поднялся. Однако неожиданно захотел высказаться молодой человек из свиты Афанасьева, по фамилии Бухарин. Из города Кемерово. Во время дискуссии он внимательно слушал, наклонясь к переводчице.
«Сибирь, конечно, далеко от Парижа, но даже в далекой Сибири знают имя господина Пэтэгэ».
Переводчица запнулась, произнося неуверенно этого Пэтэгэ. Нам в зале имя этого господина, известного в Сибири, ничего не говорило. Молодой человек ошибся и принял чье-то звание «Президант Директор Женераль», сокращенно «ПэДэЖэ», за фамилию? Вежливые жители Монтроя проглотили Пэтэгэ.
«Надеюсь, наша сегодняшняя встреча и мрачные фразы Юрия Николаевича не повлияют на решение господина Пэтэгэ,— продолжал кемеровец.— Конечно, анализ политической обстановки есть дело таких больших ученых, как Юрий Николаевич, их дело думать о больших проблемах. Мы же стараемся что-то делать на местах. Мы строим у себя в Кузбассе свободную экономическую зону. Мы имеем хорошие связи с Европейским экономическим сообществом. Поэтому не бойтесь сотрудничать с нами. Россия будет жить».
Стало ясно, что если Афанасьев верит в рыночную экономику, как в Бога, но по природе своей мрачный пессимист, то молодой демократ Бухарин надеется, что Россия будет жить с помощью господина Пэтэгэ. Что наобещал городу Кемерово и Кузбассу неизвестный наш соотечественник, Бухарин не сказал.
Я спускался со второго этажа мэрии и прислушивался, что говорят французы. Я пристроился к двум среднего возраста парам и сошел с ними в метро. Я сел с ними в один вагон. И я их подслушал. Их мнения (с небольшими отклонениями) оказались сходны с моим. Вот к чему они пришли: у господина Афанасьева и близкого к нему Ельцина нет никакого экономического проекта. Они импровизируют. Сейчас они хотят освободить цены и ввести в действие полный дикий рынок. Авось вывезет. Может быть, новые экономические связи самообразуются. Но они не образуются, потому что хаос порождает только хаос. Потому что страну следует сплотить и собрать воедино политически, прежде чем заниматься экономикой. В политически нестабильном государстве никакие реформы не сработают.
Их поразила откровенная и наглая растерянность Афанасьева. То, что он признавался в незнании, что делать, в неумении сделать, как в доблести. То, что он, советник Ельцина, а значит, государственный деятель, гордо демонстрировал у нас во Франции право на незнание, на импровизацию. Во Франции государственный деятель права на импровизацию не имеет. Невинный монстр, мсье профессор Афанасьев не понимает, что импровизирует он и «близкие к нему» не с положениями диссертации или тезисами доклада, но с жизнями человеческими, со страной! Ни разу не высказал он ни сожаления, ни раскаяния по поводу своего личного участия в разрушении государства, в очевидной катастрофе. Намеренной или случайной, но катастрофе. Ни в единой фразе советского мсье не прозвучало даже тени сознания личной ответственности. Мсье не понимает, что за подобные и даже куда более легкие эксперименты с народом во Франции носили головы Афанасьевых на пиках. Не единожды. Одна из женщин, помоложе, сказала, что читала, что советские лейтенанты живут с семьями в палатках круглый год, даже зимой, без горячей воды. Почему безропотно продолжают они терпеть чудовищный эксперимент сверху, почему советские лейтенанты не возьмутся за «Калашниковы»?!
«Мои» две пары сошлись во мнениях, что Афанасьев играл роль хмурого раздраженного революционера, «передовые» идеи которого не поддерживают «косные» массы. Какое же недемократическое презрение нужно иметь к своему народу, чтобы обвинять его в «отсталой ментальности»! Следовательно, мсье Афанасьев считает, что тысячи или, сколько их там, десяток тысяч демократов имеют право насильственно менять ментальность 300 миллионов людей! Если они не хотят «рисковать», «зарабатывать больше денег» или «путешествовать» («Разумеется, это ложь,— прокомментировал я мысленно,— умеют советские люди рисковать, но демократы требуют от них не только коллективного самоубийства, но еще и участия в копании братской могилы. Понятно, что они сопротивляются…»), то насиловать их — преступление…
Пары вышли на станции метро «Насьён», я же поехал дальше. Сказать, что вот я видел в Монтрое негодяя, я не мог, но, без сомнения, он болен моральной бесчувственностью, этот тип. Понятие личной ответственности не знакомо Юрию Афанасьеву, думал я. Ведь ясно уже, что перестройка уничтожила могучую державу. Что проект бесталанного Горбачева и Яковлева, заболевшего в Канаде за десять лет посольской скуки черной болезнью зависти к Западу, сам проект был в основе своей бездарен, покоился на ложных предпосылках. (Демократия не универсальная система, годная для любой страны.) А под давлением экстремистов, всей этой кодлы профессоров-недоучек, буржуазии — восторженных поклонников Запада (которого они не знают — вот в чем парадокс!) перестройка превратилась в мучительную трагедию умирания. Не принимая во внимание народ, вожди безответственные, безжалостные и бесчувственные играют в свои собственные игры. Нынешний властитель России якобы подавил только что путч. Но ведь он и был первым путчистом, слепцы! Став Председателем Верховного Совета РСФСР еще в мае 1990 г., Ельцин поднял восстание в центре. Это он объявил о суверенитете России, дав этим пример дробления державы «республикам». Это он, выбранный народом с одной программой, тотчас после выборов стал проводить противоположную. Подталкиваемый «близкими к нему», лже-Дмитрий Борис Николаевич Ельцин образовал второе правительство в Москве! По законам любой страны это было государственное преступление — путч. Горбачев имел право арестовать и лжеправительство и лжепрезидента в полном соответствии с Конституцией СССР, но, лукавый и слабый, он не сделал этого. И вот Горбачев уже уменьшился до карликовых размеров, и вместе с ним сморщился СССР. Отбросив эзопов язык с его лживой терминологией («суверенитет России» и прочие пышные фразы), поймем наконец, что господин Ельцин и близкие к нему демократы пожертвовали державой СССР, дабы прийти к власти в России!
Выйдя из метро на холодную площадь Конкорд, я подумал, что не сносить демократам голов. Что будут носить их головы на пиках, что стоять гильотине или плахе на Красной площади, как стояла она на площади, по которой я иду. Чудовищный эксперимент перестройки можно искупить только кровью. Ибо только кровью искупают подобного масштаба преступления.
№242(10693), 21 декабря 1991 года
Путешествие в 41-й
1
Дорога на Загреб пустынна. Нас в машине (на ветровом стекле надпись: «Пресса») — трое. Фотограф Кокович, переводчик Маркович и я. По радио грустный голос поет: «Сербы, хорваты, хочется до хаты…» Мосты охраняются солдатами. Плоские поля тронуты снегом. У платного турникета солдаты в различных формах обыскивают машины из Боснии.
Сворачиваем с автострады на местную дорогу на Шид. За бронированой санитарной машиной въезжаем в Шид и оказываемся в 1941 году. Солдаты повсюду. Военные автомобили, траки, бронетранспортеры. Солдаты стоят, идут, группами и поодиночке. Горчичные армейские шинели, маскировочные, кляксами, униформы… Страна солдат и оружия.
Долго ищем пресс-центр. Он в здании радио Шида. Никто не знает, где оно. Фотограф, он же шофер, ругается. Нас останавливает военный патруль. «Везете оружие? Куда вы едете?»
Находим пресс-центр. В комнате за длинным, покрытым зеленым сукном столом — десяток военных. И почему-то почти черная девушка в розовой кофте. На погонах шефа пресс-центра — четыре звезды. Он похож на молодого Жана Жене. На вид ему лет 25. Оказывается, нет,— 33 года. Узнав, что я — французский журналист, русский, капитан делается добрее. У Марковича — день рождения, нам наливают по рюмке ракии.
Пока нам отстукивают на пишущей машине военный пропуск — «дозволу», капитан спрашивает меня: «Как вы думаете, третья мировая война уже началась, здесь, у нас?» У меня нет ответа. У него тоже нет.
Нам дают резервиста с автоматом. Его зовут Зарко Михич. Солдат усаживается на переднее сиденье. Фотограф, смеясь, говорит, что меня принимают как «амбассадора» (посла). И что такая честь мне оказывается, очевидно, потому, что я русский. Следуя за конвоем военных грузовиков, выезжаем в направлении Вуковара.
Село Товарник. Церковь без головы, разрушена еще в августе. Танк с югославским флагом. Бронетранспортеры. Стены домов обрызганы тысячами осколков и пуль. Через каждые пять-десять минут нас останавливают патрули и проверяют документы. У нашего солдата тоже. Быстро едем через лес, где еще недавно прятались (так нам говорит наш солдат) снайперы.
Село Сотин. У дороги — неожиданно — яркий пляжный зонт, под ним стол и несколько ржавых железных стульев. На одном — плюшевый крупный бело-розовый медведь — солдатская незатейливая шутка. Повсюду вдоль дороги — костры, греются замерзшие солдаты. Минус десять — ненормальная температура в декабре на Балканах. Нас останавливают уже через каждые полсотни метров. Патрули теперь смешанные: армии и территориальных отрядов добровольцев. Я заметил мощного, бородатого, в кожанке, сапогах и папахе четника.
Вуковар. Руины, развалины, руины. Мертвые улицы. Десятки бульдозеров, толпы солдат расчищают проезды. Мы выходим и фотографируем. К нам бежит офицер, машет руками: «Нельзя!» Через сотню метров находим другого офицера, выше званием, он разрешает. Мы имеем право, в «дозволе» написано, что нам разрешается фотографировать в зоне боевых действий.
Нет ни единого квадратного метра в этом городе, не пораженного десятками осколков. Кто-то подсчитал, что на город был выпущено два миллиона зарядов. «Каждый дом был крепостью,— объясняет нам солдат.— Стреляли из базук». Здесь и там югославские флаги свисают с разрушенных зданий. Фотограф непрерывно снимает.
На центральной площади города снимаемся на память у сваленной скульптуры. Выясняется, что наш солдат — Зарко Михич читал мои статьи в «Борбе». (Уже полтора года я пишу статьи для этой белградской газеты.) И даже ходил искать мои книги в книжных магазинах. Спасибо ему.
Вуковара нет. Есть пространство под холодным декабрьским небом: битый кирпич, изуродованное железо, черные расщепленные деревья. Есть солдаты и бульдозеры. С небольшими интервалами постоянно взрываются глухо мины.
Во дворе разрушенного, без крыши, музея, бывшего дворца графа Эльца, когда я делаю два шага в сторону от протоптанной тропы, солдат кричит: «Не делай этого! Здесь могут быть мины!» Объясняет, что небольшие мины, называемые «паштет», часто располагаются кругом. «Я всего лишь собрался отлить»,— оправдываюсь я. «Делай это здесь. Мы отвернемся». Во дворе музея в беспорядке валяются обувь, тряпки, части каких-то машин. В небе над Вуковаром нет птиц.
Мы садимся в машину. Черные обугленные скелеты домов. Вдруг во дворе полностью разрушенного дома вижу двух куриц… Они расхаживают себе, как все курицы в мире, что-то клюя. Что?
Едем в Центр идентификации трупов. Начиная с часового, бравого краснолицего мужика с усами, все, очевидно, довольны, что я русский. Часовой, вопреки уставу, пожимает мне руку. Он черногорец. «Русские и сербы — православные братья»,— говорит он. Офис центра помещается в холодном бараке. В коридорах несколько десятков солдат. Очень холодно. Всех мучает холод, и не помогает железная печь, у которой толпятся солдаты, сменяя друг друга. На скамье старуха в черном смотрит в стену. Пришла опознавать близких? Искать пропавших? Забирать труп для похорон?
Мы заходим в небольшую комнату, где молодой парень в кожаной куртке и пилотке (сутулый, с едва пробивающимися усиками) — капрал — показывает среднего возраста паре вещи в пластиковом мешке. Все, что осталось от убитого. Идет процесс опознания. Появляется доктор в оранжевом комбинезоне, голые, еще мокрые руки, крупная оголенная голова. Доктор Зоран Станкович. Он — судебно-медицинский эксперт клиники в Белграде. Просит нас подождать несколько минут, до тех пор, пока в партии только что прибывших найденных трупов не попадется «что-нибудь интересное». «Подождите минут пятнадцать». Ждем. Наблюдаем последний акт трагической сцены: пара — мужчина и женщина — опознали вещи убитого. Да, это их родственник. Дрожащими руками женщина перебирает тусклую серебряную цепочку, кажется, с крестиком.
Доктор возвращается. «Идемте!» Следуем за ним из барака. В полсотне метров — другой барак, вход в него занавешен черным пластиком. Люди в халатах поверх военной формы снимают с кузова трактора трупы в пластиковых мешках. На столе на колесах — тело старухи. Если бы доктор не сказал, что это женщина и ей лет восемьдесят, невозможно было бы понять, кто это, настолько тело изуродовано. Труп ужасный, гнилой и одновременно сожженный, пальцы рук сожжены до кости. На трупе номер: 1-431. Доктор поворачивает труп боком и показывает под правой грудью несколько пулевых отверстий, обожженных по краю,— то есть женщина была застрелена с близкого расстояния. Она, ее дочь и муж дочери были найдены в запертом снаружи подвале дома.
Несмотря на холод, трупный запах очень силен, не помогает и густо дымящая над нами печь. Доктор продолжает страшную экскурсию. Вдоль стены, за бараком, на снегу лежат 40–50 трупов в пластиковых мешках. Чуть в стороне брезентовая военная палатка. Доктор ведет нас в палатку. Там — трупы подвергшихся пытке, умерщвленных не в войне, но по «злочину», то есть умышленно замученных. Открывает трупы, наклоняется над ними. У молодого мужчины ножевая глубокая рана пересекает лоб. У него перерезано горло.
Старая женщина. Застрелена в висок. Выстрел произведен с близкого расстояния.
Мужчина. Страшные ножевые раны в бедре и на груди, словно хотели вырезать сердце. Ножевые и стреляные раны на спине. «До и после смерти»,— поясняет доктор Станкович. Он говорит, что его задача — определить причину смерти и констатировать, пытали ли жертву. Выяснять, кто это сделал,— уже не его задача, но судебных властей. Для него неидентифицированные трупы — тела замученных людей, а не сербы или хорваты…
Отдельно, в углу, три детских трупа. Самый маленький расстрелян по ногам автоматной очередью — ступни почти отсечены. У него выколоты глаза…
Доктор моет руки на ледяном ветру под ледяной струей из цистерны. Холод, трупный запах, дым… Дым не забивает трупный запах.
Прощаемся с доктором. Прощаюсь за руку с солдатом-часовым. Садимся в машину и продолжаем путешествие по 1941 году, по разоренной стране. На ближайшем же перекрестке нас покидает наш солдат. Уходит с автоматом в руке. Ему возвращаться в Шид. Нам ехать через укрепленные деревни к Дунаю, дабы переночевать на той стороне Дуная. Здесь переночевать негде. Здесь война. Здесь 1941 год.
Возвращаемся мы из Вуковара не через Шид, но через деревни в направлении Сотин — Илочка Йино — Мохово, дабы проехать через город Илок и попасть к мосту «25 Мая». Мрачный, холодный, заснеженный пейзаж. Трактор везет чью-то бедную мебель. Несколько пушек у выезда из Илочка Йино. Каждая деревня охраняется своей собственной милицией — и при въезде и при выезде у нас проверяют «дозволу», паспорта и даже несколько раз обыскивают автомобиль. Проверка происходит по одному и тому же шаблону. Пока один вооруженный человек проверяет наши паспорта и пропуск, замерзшими руками раскрывая их, несколько солдат держат нас на прицеле своих автоматов. Процедура нужная, но неприятная, люди все замерзшие и нервные, непрофессиональные солдаты… и их непредвиденные реакции куда более опасны, чем снайперы или мины. Порой часовые сидят в ямах, выкопанных у обочины дороги. Ямы — укрытие от ветра, но не от холода. Мохово, сказали мне, венгерская деревня. В одной из деревень нас попросил позвонить его родственникам в городе Нови Сад румын. При такой пестроте населения объявление этих областей частью Хорватии было приглашением к всеобщей резне, господин Туджман. Я думаю, что подобное уже случилось в Нагорном Карабахе и произойдет, вероятнее всего, и на Украине.
Мы въезжаем в пустой Илок. Город не принимал участия в резне, как бы капитулировал. Часть хорватов покинула его для Хорватии. Однако войны он не избежал. Солдаты повсюду, замерзшие и усталые. Какой контраст с Белградом, где интеллектуалы до сих пор пытаются остаться объективными. За Дунаем объективность и уравновешенность сохранить невозможно…
Заправляемся бензином у военной бензоколонки (привилегия прессы?) и успеваем пересечь мост «25 Мая» (день рождения Тито) за несколько минут до закрытия. Мост охраняют танки, пушки, бронетранспортеры, солдаты. На мосту, по обе стороны, навалены мешки с песком. Оказавшись на мирной стороне Дуная, признаемся себе, что очень устали. А как же устали солдаты, они ведь живут в 1941 году все 24 часа в сутки?
2
Переночевав на мирной стороне, рано утром мы выехали в Эрдут. По пути, недалеко от деревни Дорослово, мы видели несколько десятков охотников с собаками и ружьями! Если на мирной стороне Дуная люди охотятся на зайцев, на военной — люди охотятся на людей. Случайная встреча в Белграде с министром иностранных дел Сербской области Славонии, Баранья и Западный Срем Чаславом Осичем открыла мне доступ в эту восставшую область. В пресс-центре Эрдута то обстоятельство, что я русский (то же случилось и в Шиде), вызывает дружелюбие. Дружелюбие усиливается после нескольких минут беседы, когда выясняются мои политические взгляды. Сегодня русский русскому — рознь. И вооруженные солдаты, «территориальцы», и гражданские, отогревающиеся в комнате пресс-центра, и я — все мы приходим к выводу, что русский Горбачев — или предатель, или болван, или, скорее всего, и то и другое. Он позволил возродиться германской мощи, он разрушил мощь советскую, и как результат — поддерживаемые Германией, Австрией, Венгрией и Ватиканом хорватские националисты решились на экстремистскую независимость. «Горбачев заслуживает гильотины»,— говорю я. И не было в комнате человека, не согласившегося с этим утверждением.
Меня ведут интервьюировать командиров специальных сил: Аркана и Бадзу. О первом из них прессе известно все, о втором — ничего. Они сидят в большом зале — в углу, у окон, за столом, накрытым белой скатертью. На столе: кофе, сок, яблоки. Оба в военной форме без опознавательных знаков. Трехцветный значок на беретах.
Аркан — умный, интеллигентный, себе на уме. По всей вероятности, журналисты кажутся ему детьми, но детьми, ему нужными. Он, искусный «шоумен», бросает легко: «А почему нет телевидения Осиека? Что, я должен к ним прийти? Они меня ждут?» Бадза, мускулистый и сдержанный, полон взрывчатой, компактной энергии. (Настоящая фамилия его неизвестна. Известно, что в свое время он был третьим в мире по дзюдо.) Не хотел бы я быть его противником в атаке. Когда я их спрашиваю, что бы они хотели передать русскому читателю, Аркан (что значит лев по-турецки) говорит: «Мы один народ. Мы братья. Русский народ имеет в нас друга навсегда. Привет ему от нас». На мой вопрос, примут ли они у себя русских добровольцев, Бадза отвечает коротко: «Добре дошли» (Добро пожаловать). Я спрашиваю: «А меня возьмете?» Аркан улыбается, кивает. Французскому читателю он хотел бы сказать, что
«на земле Сербии похоронены французские солдаты. Французский народ не должен думать, что ему будет другом немецкий народ больше, чем сербский. Немец был всегда наш общий враг. Нельзя знать, сколько гитлеров живет сейчас в Хорватии и в Германии. Мы знаем одного — Геншер».
Аркан утверждает, что Венгрия помогает Хорватии, обучая на своей территории хорватских солдат. В лагерях, где размещались раньше советские войска! Он говорит, что на территории Славонии сбиты восемь венгерских самолетов без Опознавательных знаков.
Рядом с командирами сидит за столом девушка. На мой вопрос: «Кто она?» — оба отвечают: «Доброволка». Доброволка — красивая девушка. Всего в отряде Аркана — десять девушек.
Мы выходим. Во дворе идут учения, добровольцы бегут, тяжело дыша, в полной боевой выкладке. «Еще десять метров, серб!» — кричит массивный сержант. Бадза называет добровольцев «коммандос». Наш фотограф долго снимает нас, Аркан и я продолжаем разговор по-английски. На холоде и ветру он куда более резко отзывается о Франции:
«Французы зависят от немецкой мощи. Потому они забыли наши жертвы в двух мировых войнах… Курвы! Нам больно. Не больно, что немец и венгр — наши всегдашние враги — поддерживают Хорватию. Но за позицию Франции — больно…»
Лохматая овчарка на цепи вдруг начинает лаять на фотографа. «Не любит гражданских»,— бросает Аркан. Прощаемся как старые друзья.
Об Аркане и его прошлом говорят. Больше отрицательные вещи. Настоящая его фамилия Разнатович, и он, владелец ресторана (или ресторанов), был долгое время председателем клуба болельщиков футбольной команды «Красная Звезда». Говорят, что он якобы был и мафиози. «Для войны не годятся чистые ангелы»,— думаю я, когда мы идем мимо захваченных у хорватов танков к машине. «Кем бы он ни был, сегодня он на фронте, а где чистые ангелы? Далеко за Дунаем, в Белграде, в безопасности. Страна в войне. В войну такие, как Аркан (он лично убил 22 врага, нехотя ответил он на мой вопрос), Бадза или капитан Драган (еврей из ниоткуда, возглавивший, обучивший и создавший территориальное ополчение в городе Книн, в Крайне),— герои. И это не сербы развязали войну. Это не сербы рвались в истерике к национальной независимости, попирая независимость других народов, но генерал и экс-коммунист Туджман и его соплеменники. Сербы вынуждены были сделаться националистами, они вынуждены защитить себя и своих соплеменников за Дунаем. Защитить от государства с опасными традициями, от Хорватии с шахматным полем на национальном знамени…» Представляю себе, если бы Германия решила поместить на свое знамя свастику. Как реагировали бы соседи, Польша и Франция?
Едем в Борово Село… Развалины. Железнодорожные вагоны сорваны с мест и изуродованы, металл искорежен и пробит сотнями осколков. Как и в Вуковаре, здесь нет птиц… Пыль. Оборванные телефонные провода. Разоренные, истоптанные черные поля так и не собранной никем кукурузы. Половина столбов электролинии вдоль дороги перебита надвое осколками снарядов. Все проезжающие в автомобилях, на тракторах, на велосипедах — с оружием. У всех красная повязка на рукаве или на плече — чтобы отличить своих. Иначе отличить нельзя, язык у сербов и хорватов — один и тот же, форма у всех — югославской армии.
На радио в Борово Село мне предлагают выступить — сказать несколько слов. Я говорю, что сейчас, когда французские интеллектуалы — Жан д'Ормессон, Анри Глюксманн, Ален Финкелькрот — поддерживают хорватскую сторону, я счел нужным поддержать сербский народ. Братский русскому и по крови, и по религии… На радио работают одни женщины, мужчины на фронте. Электричество есть только в двух домах — производится электрическим генератором, он стучит перед домом. Воду включили только несколько дней назад. Женщины поят нас водкой и кофе.
На том же этаже, что и радио, но в другом крыле здания, на каменных ступенях лестницы, сидят солдаты и едят из котелков обильно испаряющийся суп. Бидоны с супом стоят на площадке лестницы. Солдаты усталые и замерзшие. Война — грязное дело. Но кому-то его делать нужно.
У обочины дороги подбираю ключ. Взрывной волной его отбросило далеко от дома. Самого дома нет. Одна стена уцелела. Надолго застреваем в потоке военных автомобилей. Солдаты… солдаты… солдаты…
*
Через несколько дней я ужинал с сербским писателем моего возраста в ресторане писательского союза. Я рассказал ему вкратце о том, что видел в Вуковаре и в Славонии, и резюмировал сказанное заключением, что все это: и замученные жертвы, и выжженные руины, и небо без птиц — есть 1941-й, а не 1991 год. Я не останавливался на деталях, предполагая, что он, серб, знает все это лучше меня, иностранца. «А где вы ночевали в Вуковаре, в каком отеле?» — спросил меня вдруг мой собеседник. И по этому чудовищно невинному вопросу я понял, что для него войны не существует. Забыв о Вуковаре, он стал восторженно рассказывать мне о своем пребывании в Соединенных Штатах Америки в 70-е годы.
Комментарий к репортажу
Югославский репортаж написан в два приема, за два утра. Первая часть — в белградском отеле «Топлис» (тотчас опубликована в «Борбе»), вторая — в отеле «Черная Гора» в Титовграде. Почему-то у меня оказалось в обрез бумаги (времени у меня тоже не было), репортаж написан с ходу и без поправок. В него потому не попали некоторые детали. На них-то я и хочу остановиться. На знаках войны прежде всего.
Когда я был первый раз в Югославии, в октябре 1989 года, войной и не пахло. Очень может быть, что, иностранец, приглашенный на литературную встречу, я не заметил тайных знаков войны? (Инфляцию, скажем, было трудно не заметить. В холле отеля «Славия» мне тогда выдали в конверте ТРИ МИЛЛИОНА динаров на карманные расходы.) Однако и нормальные себе югославы (не профессиональные то есть политики) тоже говорили мне, что нет, в 1989 году никто еще не мог предсказать войну и что они, аборигены, нет, не заметили тайных знаков. Были ли знаки вообще? Должно быть, были, но хорваты и сербы, профессионалы-политики, схватывались еще лишь словесно в залах конференций и на страницах газет. Была тогда великолепная погожая осень в Югославии, и помню черные, золотом шитые рясы священников под багряными, желтыми и зелеными деревьями старого белградского кладбища, когда отпевали покойного писателя Данилу Киша. (Мир его праху…) Получается, что война исподволь тлела тогда под человеческими отношениями, чтобы при удобных условиях вдруг взметнуться огромным пламенем под ногами народов. Война уже существовала, и ей только нужно было время, чтобы выбраться из залов конференций и со страниц газет в поля, города, горы и долины-Сувениры войны на Балканах… Я гляжу на листок плохой желтой бумаги (он уместился у меня на ладони) с уважением и нежностью. Военный пропуск — «ДОЗВОЛА» — разрешение на временное пребывание «у зони борбених действа», выданное ЭДВАРД САВЕНКО «со двумя членами экипажа». Номер нашего автомобиля: БГ 167–170. Сказано, что «оружия нема» и что «имеет разрешение на сниманье». На обороте по-военному коротко, всего три строчки: «Члены экипажа: Предраг Маркович, Матью Кокович…» Подразумевалось, что я — командир отряда. А эти ребята — со мной. Тогда как Кокович уже бывал на этой войне, а я ехал в войну впервые.
А оружие они нам дали. Вместе с солдатом. В пресс-центре, в заснеженном Шиде, тот скуластый капитан распорядился. То ли из уважения ко мне лично, то ли к белградской газете «Борба», которую я представлял. Обыкновенно они журналистам охраны не дают. В хаки-плаще без погон, пилотку он сунул в карман, Зарко Михич выглядел бы совсем гражданским лицом, если бы не черный спокойный автомат на брезентовом ремне…
В припорошенных снегом руинах Вуковара, на главной площади города, пока Кокович снимал страшные безлюдные пейзажи и мы разминали ноги, Маркович успел сообщить нашему солдатику, что я пусть и САВЕНКО в «ДОЗВОЛЕ», но и Лимонов. И тут неожиданно солдатик наш сообщил обрадовано, что читал мои «необычные» (так он сказал) статьи в «Борбе» и удивлен, что судьба столкнула нас, он хочет пожать мне руку. Что он искал мои книги в магазинах, но не нашел. Так что, подобно поэту Гумилеву, имею теперь право с гордостью написать: «Солдат с автоматом, данный мне для охраны, подошел пожать мне руку, поблагодарить за мои статьи». За мою литературную жизнь ко мне подходили многие тысячи литературных поклонников, но тем, что меня отметил сербский парень с автоматом («томпсон», кстати сказать, был у него автомат, «Калашниковы» — у хорватов, вот ведь извращение какое!), там, в заледенелых руинах разрушенного города на Балканах, горжусь особенной гордостью. (Впоследствии, в марте 1992 года, в Москве, генерал-полковник Макашов, прохаживаясь со мной в холле гостиницы «Москва», сообщил мне, что, будучи командующим Приуральского военного округа, имел ограниченное количество времени на чтение, но все же прочел многие мои статьи, и я опять вспомнил стихотворение Гумилева «Мои Читатели» и почувствовал справедливую гордость… Ничего общего моя гордость с тщеславием не имеет, лишь законная гордость за хорошо выполненную работу.)
У каждого сильного эпизода жизни есть своя мелодия. Там, в декабре, на Балканах звучала своя, балканская, военная… По приезде в Белград я попытался, не умея музыкально, нотами, записать ее стихами. Вот что получилось, такой себе фрагмент, как бы подойдя к пианино, клавиши трогает неумелый музыкант:
. . . . . . Однажды…
. . . . . . в войне на Балканах
. . . . . . в ледяном декабре…
. . . . . . Однажды за Дунаем-рекою,
. . . . . . за мостом «двадцать пятого мая»
. . . . . . там, где гаубицы и мешки с песком…
. . . . . . Неизвестным солдатом двадцатого века был и я никому не знаком…
Там, в войне, среди людей с красными руками и обветренными лицами (декабрь 1991 года был необыкновенно холоден, до –10°С, и это в стране, граничащей с Грецией!), среди полинялых армейских курток, шинелей и плащей и мой затасканный бушлат был уместен, сливался с ними. Я был одним из них, и мне было хорошо и тепло принадлежать, пусть на короткое время, к людям войны. А 25 мая — это день рождения Тито, мост назван в его честь… Дунай — граница между войной и миром, и мост «25 Мая» — главнейшая артерия, связывающая Войну и людей войны с Миром и его людьми. Мост охраняется танками, артиллерийскими орудиями, подъезды к нему закрыты множеством шлагбаумов с усталыми солдатами во всевозможных формах. Во всю длину моста разбросаны мешки с песком… Почему «неизвестным солдатом» и «никому не знаком»? Здесь — явное желание быть рядовым солдатом войны, принадлежать к братству войны. Быть рядовым, без привилегий и скидок. Не журналистом.
Утверждают, что война — грязное дело. Да, солдат не может принимать душ дважды в день, как это делают непахнущие, стерильные жители западноевропейских столиц. Еда грубая, простая, в условиях, далеких от комфорта. В Вуковаре под постоянный глухой бит взрываемых мин ревели мощные панцирные военные бульдозеры, и группы солдат атаковали руины или грелись у костров. Руки сбитые и опухшие, в мозолях и ссадинах, темная кайма под ногтями. Война — дело грязное, и невыносим запах войны… Со стороны оцепленного проволокой Центра опознания трупов, едва мы вышли из нашего БГ 167–170, нас облило сладким, сальным запахом трупов. Несмотря на крепкую минусовую температуру и намеренно сжигаемую в кострах солярку — трупный запах побеждал… Война — дело нервное. Доктор Зоран Станкович и его ассистент, на руках обоих резиновые белые перчатки, переворачивают гнилой труп старухи, дабы я мог его лучше рассмотреть… Трупы, все ярко окрашенные и неприличные, всегда неприличные. Сексуальные органы мужчин, как жалкие, разорвавшиеся оболочки воздушных шаров, прилипли к паху. Война — занятие страшное, похабное, стыдное. За два часа в Центре опознания трупов можно больше понять о человеке, чем за десятилетия мирной жизни… ВОЙ… НА. Солдаты в парамедицинских халатах поверх форменных хаки-бушлатов сгружают с прицепа трактора мешки с останками. Рослый лысый доктор в ярко-оранжевом комбинезоне, словно космонавт, содрав с рук перчатки, моет руки под ледяной струей из грузовика-цистерны. Группа солдат, покончив с трупами, движется к бараку-офису согреться у железной печки… и хохочут вдруг чему-то солдаты. И это нормально. Война безумна. На войне человек немедленно становится безумным. На войне все безумны. Огромная масса нормально безумных мужчин в холоде, в грязи, среди трупов, залпов, развалин в огне… сталкивается с враждебной массой мужчин. Одна толпа безумцев противостоит другой толпе… Еще, следует сказать об этом громко, в голос,— множество молодых людей наслаждаются войной. Когда испуганному жителю Европы показывают жертв войны: трупы, детей, женщин, беженцев, раненых — это лишь одна сторона медали. Война бы тотчас остановилась, если бы она, страшная как она есть, не была и УДОВОЛЬСТВИЕМ. Признавая войну безумной, я не против войны, я — ЗА ВОЙНУ. Современный мертвый мир, когда большинство инстинктов человека не имеют выхода, так же безумен, как война. Клаузевиц, как известно, утверждал, что «война — это продолжение политики другими средствами». Сказано красиво, но ошибочно. Война — это внезапный переход к иной логике, к логике физического насилия. В отношениях между отдельными людьми, группами людей, нациями и государствами возникают моменты, когда уже только насилие способно решить конфликт.
Война — последнее средство решения конфликта. (Ядерная война есть уже не война, но злобное волшебство, привлечение других сил, сил «потустороннего» мира атомов, оно сродни травлению крыс ядами или сжиганию насекомых специальными лампами.)
Потому я за войну. Вовремя начатая война сберегает жизни. Армяне и азербайджанцы ведут сегодня войну в Карабахе потому, что трусливый господин Горбачев отказался несколько лет тому назад употребить там же лимитированное насилие, поставить предел национальным страстям. Государство Россия не вступается за своих русских братьев в Приднестровье, на Кавказе и в Крыму сегодня. Завтра оно вынуждено будет вести БОЛЬШУЮ ВОЙНУ против нескольких противников. Война обыкновенно есть сведение общего счета обид народов, собравшихся за долгие годы: плата за трусость или наглость, за малодушие, глупость и слабость — общий счет, предъявляемый обеими враждующими сторонами друг другу.
Война вовсе не бессмысленна. Она устанавливает результат испытания силой — и (если в войну не вмешиваются извне) торжествует сильнейший. До Нового Конфликта. В 1945 году сильнейшими оказались СССР и США — мир прожил 40 лет под режимом Ялты, и сейчас из неспокойной эпохи мы видим, какая это была спокойная и счастливая эпоха.
Того, кто побывал на войне, тянет туда, ибо мирные люди после военных кажутся замедленными, суетными и глупыми, а мир — скучным состоянием. Мир так же безумен, как и война… Как мужчина и женщина, эти два состояния хотели были слиться, но не умеют…
Тех, кого встретил на войне, не забываешь никогда. Открыв «Ле Монд» за 9 апреля, прочел я вдруг:
«В Зворнике, на востоке, у сербской границы артиллерийская битва между сербами и мусульманами продолжалась и во вторник. И сербские добровольцы, прибывшие из Сербии под командованием РАЗНАТОВИЧА-АРКАНА, вынудили мусульман сложить оружие».
Признаюсь, слезы выкатились у меня из глаз. Жив, значит, браток Аркан, да еще как! Жив и воюет. Нашел я фотографию, где мы стоим с ним вместе во дворе его штаба, гляжу на нас со светлой тоскою, и так мне хочется на войну, туда, на Балканы… к войне…
. . . Однажды…
. . . в войне на Балканах
. . . далеко на Балканах
. . . в ледяном декабре.
№1(10700), 1 января 1992 года
Демоны агрессии
Средневековый персидский историк Рашид-эд Дин в своей книге «Джами-аль-Таварикх» (Собрание Хроник) приводит следующие слова великого Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов, гнать их перед собой, вырвать у них все, чем они владеют, увидеть купающимися в слезах лица дорогих им близких людей, оседлать их лошадей, сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
(Можно услышать это леденящее кровь кредо, слово в слово, впрочем, без ссылки на Чингисхана, в фильме американского режиссера Джона Милиуса «Конан-варвар», где Конана, вождя доисторических времен, играет могучий Шварценеггер.)
И спустя восемь столетий страшные, жестокие и мудрые слова эти остаются единственно честным и безжалостным диагнозом Человеку. И сегодня по нарастающей самое страшное испытание мужчины после поражения, потери имущества и бегства — это ужас увидеть своих детей и жену, попавшими в руки врагов. «Сжимать в объятиях… дочерей и… супруг». В популярной культуре, которую я не презираю (в отличие от многих моих современников, слывущих «интеллектуалами»), возможно найти немало примеров обратного кошмара: боязни мужчины подвергнуться такому насилию, то есть быть побежденным. В американском многосерийном фильме «Мститель в городе», где главного героя — строительного подрядчика — играет Чарлз Бронсон, жена и дочь последнего подверглись (в его отсутствие) нападению банды преступников. Жена умирает от побоев, изнасилованная дочь сходит с ума. Бронсон жестоко мстит бандитам. Десяток трупов в первой серии и множество десятков во второй — вот как чеканные мысли великого Чингиза выполнены на целлулоиде через восемь столетий. Конверт одного из дисков нью-йоркской панк-звезды Блонди, я помню, нес на себе рисунок. Влюбленная пара, Блонди и ее юноша, на Бруклинском мосту. Дорогу им преградила банда подростков с бейсбольными битами. Один уже крепко схватил ее за руку… В то время как ханжеская демагогия интеллектуалов, служащих ДЕМОКРАТИИ, атакует нас сладкими глупостями гуманизма, популярная культура сознательно и бессознательно несет нам все тот же жестокий завет Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов… сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
Можете проверить этот тезис на самих себе: вы значительно тревожнее себя чувствуете, выходя «аут» (в ресторан, в кино, на концерт) с ВАШЕЙ женщиной, нежели один или с приятелем-мужчиной. Боязнь чужого насилия по отношению к вам, а именно его высшей степени — отнятия самки — сообщает вам неспокойность.
В конце 60-х годов была опубликована повсюду в Европе книга австрийского биолога Конрада Лоренца «Агрессия». Основываясь на исследованиях поведения животных в их естественной среде обитания, Лоренц доказал, что агрессивность как животных, так и человека не есть явление патологическое, плохое, отрицательное, но что она есть ИНСТИНКТ, который служит сохранению вида. Много более того, Лоренц доказал, что агрессивность есть фундаментальный, самый важный импульс человека. Наличие у индивидуума агрессивности есть КАЧЕСТВО, а не недостаток, не заболевание. (Другое дело, что современные общества не дают никакого законного выхода агрессивности человека.) Естественно, что книга Лоренца была встречена чрезвычайно враждебно коллегами-учеными. В цивилизации, где мирное поведение есть первый долг гражданина, большинство ученых, разумеется, разделяют нравственные заблуждения своего времени. Конрад Лоренц — редкое исключение. Не менее цинично и резко, чем хан монголов, определяет лауреат Нобелевской премии доктор Лоренц натуру Человека. Вот лишь несколько параграфов из безжалостного диагноза доктора.
«После того как человек благодаря своему оружию и орудиям, своей одежде и огню более или менее подчинил враждебные силы вне-видовой среды, воцарилось, без сомнения, такое положение вещей, когда противодавление враждебных соседних племен сделалось главнейшим фактором селекции, определяя следующие шаги эволюции человека. Нет ничего удивительного в том, что этот фактор произвел опасный эксцесс…» ««Пекинский человек», этот Прометей, который первым научился сохранять огонь, использовал его… для поджаривания своих сородичей: рядом с первыми следами регулярного использования огня находят раздробленные, обглоданные и обгорелые кости самого Sinanthropus pekinensis».
И еще более ледяное наблюдение Лоренца:
«…социальная организация человека чрезвычайно напоминает (организацию.— Э.Л.) крыс, они также есть внутри своего племени существа общительные и мирные, но ведут себя как настоящие демоны по отношению к своим же родственникам, не принадлежащим к их собственному сообществу».
Этому соответствует завет Чингисхана своим монголам. Цитирую опять Рашида-эд Дина.
«Чингисхан сказал: «В обычной жизни, среди мирных людей ведите себя, как двухлетние телята… во время праздников и отдыха ведите себя, как молодые жеребцы, но в битве с врагами атакуйте, обрушивайтесь на них, как изголодавшиеся стервятники на добычу…»»
Тех, кто настаивает на «цивилизованности» современного нам человека, я отсылаю в зиму 1990/91 года, когда объединенная коалиция самых «цивилизованных» стран уничтожила с воздуха, трусливо, в буквальном смысле поджарив бомбами (системы «аэрозоль»), 250–300 тысяч иракцев. «Родственников, но не принадлежащих к их собственному сообществу».
Так что агрессивность — неуничтожимый инстинкт. С сознанием этого следует жить в мире и основывать на этом индивидуальную и групповую стратегию поведения. Следует признать, что человек есть по натуре своей — существо, находящееся в постоянной опасности со стороны чужих агрессивностей. Я имел множество случаев убедиться в этом, так как провел последние восемнадцать лет жизни среди чужих племен. Пару раз пробитый череп, сломанные ребра напоминают мне о чужой и о моей собственной агрессивности. Совсем недавно я наткнулся на ничем не оправданную агрессивность в горной деревушке со всего лишь десятком жителей. Дело было на юге Франции. В ночь национального праздника, 14 июля, в дом, где я жил с подругой (на краю деревни), пытались ворваться местные крестьяне, разгоряченные праздничным возлиянием. Еще за день до этого они нормальным образом продавали нам сыр и творог.
Единственное время, когда я чувствовал себя в безопасности,— это 50–60-е годы. А место — рабочий пригород Харькова, Салтовка. Подростком и юношей только там я чувствовал себя в безопасности, только там я принадлежал к своему племени. И мое племя всегда могло и хотело постоять за меня. Однако посещая территории других племен — рабочие пригороды Журавлевку и Тюренку, мне уже приходилось прибегать к дипломатии, ибо там уже жили если и не враждебные, то ненадежные племена. Хорошо ли, плохо, российская цивилизация объединяла множество племен во всероссийское племя, а Марксовы пролетарии делали принадлежность к классу куда более важной, чем принадлежность к племенам, большим и малым, будь то украинское племя, харьковское племя или еще меньшее — салтовское племя. Сегодня, когда разрушена сверхнациональная идеология коммунизма, скреплявшая нации в сверхнацию — советскую, племен все больше и больше. И ведут они себя по отношению к родственникам, не принадлежащим к их собственному сообществу, КАК НАСТОЯЩИЕ ДЕМОНЫ. Только возникновение новой, агрессивной, поверхнациональной идеологии сможет прекратить разгул крысиного Демонизма, уже опустошающего Кавказ и Балканы.
Исходя из своих собственных целей, правительства и элиты мира поют нам сладкие песни о нашей цивилизованности, на деле же под серым пеплом ежедневности клокочет магма АГРЕССИВНОСТИ, ежедневно прорываясь в мир видимыми кошмарами. Посмотрите на мир не отводя взгляда. Он полон крови и насилия. «Застои», скорее, исключение. 72 суда Линча только в одном штате Мато-Гроссо (Бразилия) за половину 1991 года. Привязанные к автомобильным шинам и сожженные заживо тела враждебных друг другу племен зулу и банту в Южной Африке исчисляются тысячами. Человеческое общество таково. Это его настоящая природа. Две тысячи лет христианской проповеди любви не смогли уничтожить или хотя бы повлиять на ИНСТИНКТ АГРЕССИВНОСТИ.
Так как агрессивность неуничтожима, только мужественное, агрессивное отношение к миру, нас окружающему, способно защитить нас от чужого насилия.
Как индивидуально, так и коллективно.
Следует добавить, что, пусть это и кажется парадоксальным, именно агрессивности человек обязан и его несомненными, никем не оспариваемыми положительными проявлениями. Вот еще одна доза Лоренца:
«Персональные связи, дружбу индивидуумов мы находим исключительно у животных, внутривидовая агрессивность которых очень развита… Млекопитающий, агрессивность которого вошла в поговорку, bestia senza расе, согласно Данте, волк есть наилучший и наивернейший из друзей».
Лоренц доказывает, что «нет любви без агрессии», и ехидно-философски замечает, что
«между прочим, типично, что самые благородные и восхищающие качества Человека выявляются на свет в ситуациях, когда он убивает других людей. Таких же благородных, как и он сам».
А вот диагноз еще более известного доктора, Зигмунда Фрейда:
«Человек нисколько не расслабленно-добренькое существо с сердцем, жаждущим любви, о котором говорят, что он себя защищает, только когда его атакуют, но, напротив,— существо, несущее в числе своих инстинктивных данных обильную дозу агрессивности. Вследствие этого ближний для него не только помощник или возможный сексуальный объект, но объект соблазна. Человек в действительности пытается удовлетворить свою необходимость агрессии за счет ближнего, эксплуатировать его работу безвозмездно, употребить его сексуально без его согласия, захватить его имущество, унизить его, подвергнуть его страданиям, сделать его жертвой и убить его. Homo homini lupus: у кого хватит мужества перед лицом всех уроков жизни и истории подписаться против этого заключения?»
Все верно, доктор Фрейд, за исключением волка. (Как и Данте, Фрейд мало что знал о волках.) И удивительно близко к завету Чингисхана. Даже словарно. И Фрейд не мог знать завета монгольского хана, ибо при жизни его существовал только русский перевод. Страшная эта мудрость универсальна.
№12(10711), 18 января 1992 года
Вступитесь за народ
Как защитить интересы россиян.
Антироссийские эмоции в отдельных «республиках» достигли угрожающих размеров. Внутри страны правительство Ельцина, кажется, задалось целью уморить народ голодом. Поэтому настало время наконец защитить интересы российского народа не словом, а делом. Прежде всего они должны быть ясно сформулированы. Ибо: а) точная формулировка облегчает пропаганду этих интересов и предохраняет от опасности обмана народа политическими авантюристами; б) народ, не имеющий чёткого представления о своих интересах, не способен действенно бороться за них.
Глобальные интересы российского народа: сохранить своё государственное, территориальное, экономическое, национальное и культурное единство. Ниже перечислены меры, которые разумно необходимо предпринять для защиты этих интересов и предотвращения осуществляющегося на наших глазах геноцида русского народа.
1. Принять единственно возможное в многонациональной стране определение российского народа. Тот, кто считает себя россиянином, русский язык и культуру — своими, историю государства российского — своей историей, есть россиянин. Не кровь («кровь у всякого нечиста»,— скептически писал великий россиянин Константин Леонтьев), экзамена анализом крови не пройдут большинство тех, кто называет себя русскими; не этническое происхождение, то есть раса (последовательный литовский расист будет вынужден признать Ландсбергиса — немцем), определяют россиянина. Россиянин тот, кто считает своим лозунг «Одна страна! Одна Родина! Один народ — российский!». Вспомним, что в референдуме марта 1991 г. две трети населения СССР высказались за единую Родину. Их воля попрана.
2. Принять за принцип: там, где живут россияне,— есть российская земля. Передел границ времён коммунизма неизбежен и неминуем. Этнические государства «республик» не оставят россиян в покое. В лучшем случае им уготована судьба беженцев или граждан второго сорта. Худший вариант — положение сербов в Хорватии: то есть открытый расистский терроризм этнического государства против «иностранных граждан». Россия обязана помочь регионам, населённым российским народом, в борьбе за автономию или за полный выход из-под юрисдикции враждебных этносов. Следует требовать проведения народных референдумов в таких областях.
3. Создать массовую организацию, способную защитить интересы российского народа. В стране сегодня многие десятки партий. Однако радоваться этому изобилию не приходится. Следует печалиться. В обстановке тотального хаоса невозможно наладить истинно демократическое соревнование этих партий в политике. В такой ситуации дробная множественность политических сил есть главная помеха решительным действиям. (Вспомним о трагической неэффективности существующих Советов и почившего в бозе Верховного Совета СССР.) К тому же большинство политических партий созданы сверху — бывшими функционерами старого режима. Заняты эти партии, как правило, болтовнёй и борьбой друг с другом, а не защитой интересов российского народа. Российскому народу нужна неотложно, сейчас, дозарезу, массовая, не сверху, но снизу, от корней народных образованная всероссийская организация. Мощная, как польская «Солидарность» в её лучшие дни (цели её неминуемо иные). Самосформировавшись на местах, выдвинув своих лидеров повсюду, где живёт российский народ, от балтийских вод до Курильских островов в Тихом океане, от Чёрного моря до Ледовитого океана, подобная массовая организация будет непобедима. Я подчёркиваю, нужна не ещё одна путаная модная «демократическая» или «национальная» партия (такие создаются, как правило, парой бывших профессоров марксизма-ленинизма, бывшим диссидентом и примкнувшим к ним «экономистом» — бывшим бухгалтером), но массовая, дисциплинированная, мощная народная организация, подчиняющаяся единому уставу.
Такая организация должна возглавить российский народ. Стать его мозгом, глазами и мощными кулаками. Она призвана уберечь российский народ от его врагов и от его собственной опасной слепоты, от трагических ошибок, подобных декабрьскому референдуму на Украине, когда, соблазнённое обещаниями жирного экономического будущего без России, большинство россиян проголосовали за независимость Украины.
На территории под российским флагом (она опасно уменьшается ежедневно, эта территория) массовая организация российского народа прежде всего обязана защитить интересы всех тех, кому буржуазия, безжалостно формирующая капиталистическое общество, отказывает в месте под солнцем и обеденным столом. Интересы «низших» социальных слоёв общества, как-то: рабочих тяжёлых профессий (сталеваров, шахтёров и железнодорожников среди прочих), крестьян и рабочих сельского хозяйства, ветеранов войны, военнослужащих и их семей, интересы многодетных семейств, интересы молодых рабочих и рабочих низкой квалификации, интересы стариков-пенсионеров и безработных, обречённых нынешними правителями на вымирание.
У российского народа остался один выход — борьба. Ясно, что лучше бы без борьбы и усилий. По-человечески понятно, что российский народ ещё хочет верить в то, что его мучения в голодных очередях, его жертвы не напрасны.
Но они напрасны. Не отучившись от благородного коллективизма, российский народ не понимает, что коллективная жертва сегодня приносится не во имя общего народного спасения, как это было во вторую мировую войну, но дабы устроить счастливую жизнь для избранного меньшинства. Это для мошенников типа Артёма Тарасова и их династий, устанавливающих свою власть, голодают россияне сегодня. Подавляющему же большинству россиян через пятнадцать-двадцать лет как дорогой подарок преподнесут всего-навсего уровень жизни 1985 г.! Поэтому российский народ должен взять свою судьбу в свои руки. Политикой сегодня обязан заниматься каждый россиянин. Отсидеться не удастся. Российский народ должен мужественно сам, не передоверяя власть посредникам-функционерам, бороться за себя и свою судьбу. Без массовой народной организации такая борьба невозможна.
4. Осознать, что этнические национализмы — враги российского народа. Заявить о преступности этнических национализмов и бороться против них. Россияне, проголосовавшие в республиканских референдумах за политическое отделение (в частности в Прибалтике и на Украине) от России-Родины, не поняли, что голосуют, в сущности, каждый раз за гражданскую войну в недалёком будущем. Ибо всякий национализм основан на эскалации эмоций. Этнический национализм ежедневно радикализируется, стремясь достичь своей чистой формы: агрессивного расизма. Те, кто утешает себя тем, что сегодня отношения, например, между русскими и украинцами на Украине, в целом дружественные, забывают о том, что социальный климат подвержен непрерывным изменениям. Украинский национализм февраля 1992 г. уже много более радикален, чем в период референдума. Последняя по времени эскалация эмоций произошла во время столкновения по поводу судьбы Черноморского флота. Завтра ещё один скачок к радикализации национальных украинских эмоций будет сделан в ходе борьбы за юрисдикцию над Крымом. Украинские лидеры, даже самые осторожные и разумные среди них, вынуждены будут следовать национальным эмоциям, т.к. отказавшимся им следовать потеряют власть. Проявив себя недостаточно украинцем, Кравчук будет вынужден уступить власть куда более экстремистским лидерам. Во всех случаях жизнь для россиян на Украине, превращающейся в этническое государство, очень скоро станет невыносимой. И не только для россиян, ибо вслед за россиянами в граждане второго сорта попадут полукровки, то есть произойдёт раздел на стопроцентных украинцев и всех остальных.
Этот сценарий уже отработан в Югославии. Украина лишь пример, те же процессы видны в прибалтийских республиках и на Кавказе. Другого сценария не дано. Этнические государства не могут развиваться иначе. Защитительный российский неэтнический, не расовый национализм, экзальтация российского народа — единственное средство, могущее противостоять огненному окружению национализмов, в которое попали россияне.
5. Убрать от власти класс функционеров. Российское государство, созданное нашими предками для охраны и соблюдения интересов нашего народа, разрушено. Вина за разрушение государства полностью и всецело лежит на политическом классе, находящемся у власти последние четыре десятилетия. Следует понять, что «демократическая» революция перестройки, произведённая сверху, не привела к власти в России новый политический класс. Лишь второй эшелон номенклатуры партократии, перекрестив себя «демократами», уселся в лидерские кресла. Пожертвовав КПСС, правящая элита ловко спасла себя, хотя не миллионы безобидных плательщиков членских взносов причинили огромный вред стране, но именно они — номенклатура. Номенклатура в сущности — не политический класс, это класс функционеров, ибо он никогда даже не занимался политикой, но осуществлял функции исключительно бюрократические. Политика ведь есть борьба идей и партий, эти идеи представляющих. А именно борьбы идей в однопартийном государстве СССР не было и не могло быть. Следовательно, не было и политики. После смерти диктатора Сталина оно управлялось функционерами. Сегодня — тоже.
Функционер (т.е. бюрократ) — профессионально не подготовлен к борьбе идей. В политике он так же беспомощен и бесполезен, как не умеющий плавать чемпион по поднятию тяжестей, оказавшийся вдруг в бушующем море. Функционер не имеет собственных политических идей, своей стратегии и тактики, полагаясь на советников, он подписывает подготовленные ими указы. Указы передаются по инстанциям. В налаженной структуре бюрократического государства функционер может быть эффективен, если его указы строго выполняются. Сегодня, в обстановке тотального хаоса, когда подчинённые отвечают на указы «есть», но не могут их выполнить, а у народа опускаются руки от усталости и апатии — функционер бессилен. В штормовом море реальной политики, когда требуются живость ума, воображение, инициатива, функционер беспомощен.
Поэтому музыковед Ландсбергис (политик, и талантливый) без труда победил Горбачёва — неповоротливого функционера, самоубийственно решившегося играть в политику, в то время как его сформировали для другого вида деятельности. Горбачёв проявил себя как стопроцентно бездарный политический лидер. Подготавливая переход в политическое пространство государства с 130 национальностями, следовало загодя обозначить законом границы новых свобод, и прежде всего границы самоопределения наций. Политический лидер воспользовался бы всеми преимуществами единоличной власти генерального секретаря, дабы установить эти границы, и продемонстрировал бы твёрдую волю к их соблюдению не оставляющими сомнения в его твёрдости акциями.
Горбачёв, полагаясь по привычке на авторитет власти генсека, этого не сделал. Ландсбергис же ловко используя даже саму слабость свою, идентифицировав своё движение с Литвой, сумев представить «маленькую Литву» жертвой России, хотя реальные отношения скорее напоминали отношения наглого подростка-иждивенца с добродушным могучим отцом. Трагично, что в момент конфронтации с Ландсбергисом у власти в СССР находился функционер, а не политик. Многих последних катастроф можно было бы избежать. Страшная вина Горбачёва не в количестве построенных им для себя и своих родственников дач. Преступление Горбачёва — некомпетентность. Для главы государства — это серьёзное преступление. Русских царей за это справедливо убивали в заговорах.
У Ельцина — репутация решительного лидера. Однако он уже решительно совершил непоправимую политическую ошибку (не говоря уже о моральной стороне, о демонстративном пренебрежении судьбами людей) — «отдал» несколько десятков миллионов россиян за границу, в этнические республики, где их ожидает опасное будущее. С начала этого года Ельцин испытывает российский народ «свободными ценами», реализует «демократическую» идею, перешедшую ему в наследство от Горбачёва вместе с советниками-«демократами». Начисто забыв о том, что как глава государства он персонально ответственен за немедленное благосостояние россиян. Это его основная ответственность, а не построение рынка или чего бы то ни было. Ельцин же пренебрёг немедленными интересами российского народа. Бросить подавляющее большинство народа в полуголодное пространство «освобождения цен» есть безответственная авантюра в стиле функционера. (Самодур Хрущёв позволил себе однажды вдруг заставить всю страну сажать кукурузу, но тогда система функционировала и возможен был задний ход). Для функционеров характерно пренебрежение страданиями масс, политик же желает понравиться массам. Недостаточно поднять над Кремлём российский флаг, взять мелодию Глинки для национального гимна и переименовать город Ленинград в антикварно-ресторанном стиле в Санкт-Петербург, чтобы иметь моральное право называться российской властью и российским национальным правительством. Для этого следует проводить российскую национальную политику.
6. Осуществить НАЦИОНАЛЬНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ. Сохранить своё государственное, территориальное, экономическое, национальное и культурное единство в создавшихся тяжёлых условиях российский народ может лишь путём национальной революции. Три основных принципа национальной революции: новые национальные лидеры, национальная российская политика, внутренняя и внешняя национальная экономика в соответствии с традициями, основанная на справедливом разделении национальных богатств. Возглавить национальную революцию сможет только массовая организация российского народа. Ей следует добиваться осуществления национальной революции мирным путём, не вовлекая российский народ в ещё более тяжёлые испытания. Ей следует легально оспаривать власть у нынешнего руководства страны. Национальная революция призвана очистить политическую сцену от циников из прежнего правящего класса, от приспособленцев-бюрократов, от явных предателей-западников, от сторонников буржуазной демократии до победного конца, т.е. до устройства повального голода. Национальная революция призвана очистить российское экономическое пространство от преступных спекулянтов-бизнесменов, вампирами присосавшихся к телу больного народа, без стыда делающих деньги на народной трагедии. Она призвана очистить улицы российских городов от преступников. Национальная революция выдвинет из моря народного естественную иерархию новых российских лидеров, каковые станут проводить российскую народную политику.
Я призываю вас, истинных патриотов, защитить интересы российского народа. Хотя бы его немедленные интересы. Потребуйте от правительства немедленно остановить организованный им голод, прекратить невиданный по жестокости эксперимент над собственным народом. Эксперимент бесполезный, ведущий российский народ не к рынку, но прямиком на кладбище. Потребуйте от правительства срочного принятия закона, запрещающего пропаганду этнических идей, чтобы хотя бы приостановить распад уже не СССР, но России, и грядущие кровопролития, связанные с ним. Потомки не простят вам, если, позволив себе погрузиться в межпартийные дружбы и раздоры, вы не вступитесь за свой народ.
С уважением, Э.Лимонов
№27(10726), 8 февраля 1992 года
Первое избиение
СВИДЕТЕЛЬСТВУЮ!
Утром 23 февраля центр Москвы напоминал город, где ожидается военный переворот.
Неизвестный мне армейский майор с женой узнают меня. Разговариваем с милицией. «Наше дело,— служба. Приказали, вот мы тут и стоим»,— объясняет один.— «А прикажут стрелять в нас, будете стрелять?» — «Будем»,— спокойно отвечает милиционер.— «Ну тогда и мы будем,— говорит майор.— Вы что думаете, мы стрелять не умеем?»
Шум со стороны отрезанной самосвалами части Тверской становится всё мощнее. Далеко обходя параллельной улицей, иду туда. Там оказываются десятки тысяч людей. Протискиваюсь в первые ряды. Пытаюсь отыскать Алксниса.
Движемся, разрываем без особенных усилий несколько кордонов милиции, но в сотне метров от Пушкинской площади вдруг за стальными щитами предстают перед нами в тулупах и с дубинками «они».
Стариков и женщин просят выйти из рядов. Стариков и женщин, впрочем, немного. Искажённые яростью лица, розовые парни бьют, не разбирая, падают сами под натиском толпы, вскакивают, бьют ногами и дубинками. Падает сбитый с ног старик (что ж ты не ушёл, батя!). Сразу трое пинают растянувшееся на асфальте тело парня в голубой куртке. Тела, крики, визг женщин, хрипы. Меня выносит на «них». Удар дубинки по правой части грудной клетки. Я поднимаю руку над лицом, чтобы прикрыть очки (оказаться без очков для близорукого человека — опасность номер один), но удар дубинки приходится сверху по черепу…
Однако добрая тысяча людей прорвались на Пушкинскую. Снимаю кепку, щупаю голову. Крови нет, но уже вспухла огромная шишка. Без кепки меня узнают люди, пожимают руку, просят автограф. Спасибо людям, многие читали мои статьи в «Советской России», спасибо им за их доброе внимание.
«Ну вот, сегодня впервые демократы спустили на москвичей ОМОН»,— обращается ко мне высокая женщина в длинном сером пальто. «Вы напишите там у вас об этом, за границей, напишите, что тут творится, чтобы мир знал…».— «Да-да, напишите, как они мордуют свой народ, называя его красно-коричневой чумой,— говорит парень лет двадцати. Лоб его пересекает ссадина.
По тротуару под свист и крики толпы вдоль Музея Ленина пробегают те, кто бил нас дубинками. Рысцой. Злобные лица. Один, походя, не останавливаясь, врубает дубинкой по стоящему у края тротуара старику.
Прорываемся опять через злобных юнцов с железными щитами… Теперь среди нас и впереди депутат Бабурин. Я подхожу к нему, трогаю за плечо: «Сергей!» (мы знакомы). Он настолько возбуждён, что не замечает. Присоединяемся к основным силам. Высоко на лесах, в знамёнах, сменяя друг друга, говорят ораторы. Я стою недалеко от трибуны, мы все скандируем: «Советский Союз! Советский Союз!», «Единая армия!». «Измена!»…
Ни в трёхчасовых теленовостях, ни вечером по радио и теле российское население не было информировано о серьёзных столкновениях безоружных демонстрантов и парней с дубинками и поросячьими лицами. Было лишь сказано, что «по слухам, имели место столкновения между сотрудниками охраны порядка и демонстрантами».
Между тем день 23 февраля 1992 года войдёт в историю как символический: В этот день «демократическая» власть впервые применила насилие против москвичей. За первыми избиениями обыкновенно следуют первые пули и первые убийства.
Ясно, что у власти нет больше политических аргументов, поэтому она скатывается к насилию. Как показали события 8–9 февраля и 23 февраля, в числе «мы» всё больше и больше простых российских людей, непартийных, просто аполитичных. Я мог судить сам, проведя пять часов локоть к локтю, в одной цепи с этими людьми, что вышел на улицы наконец его величество народ, и горе тому, кто попытается остановить его насилием.
№36(10735), 25 февраля 1992 года
К спасению страны
Товарищи! Братья! Являясь единственно легальными наследниками Советского государства, вы обладаете возможностью образовать инструмент власти — Общенациональное правительство. Следует спешить сделать это, ибо после того как в апреле будет принята Конституция России, ваша законность может быть подвергнута сомнению. Сегодня она несомненна.
Общенациональное правительство, образованное законным парламентом СССР, будет мощнейшим оружием оппозиции и символически будет весить куда больше, чем все «президенты республик», вместе взятые. Оно будет авторитетом для окраин России, авторитетом для сомневающихся, для армии. Правительство следует образовать из людей ярких, по возможности из известных и уважаемых. С людьми известными нелегко расправиться, а уважаемые люди сообщат ему высокий моральный авторитет.
Ясно, что у образованного вами правительства поначалу не будет физической власти, но будет, и это важнее, власть моральная и аура законности. И, что очень важно, будет сохранена преемственность власти: народные депутаты СССР выберут Общенациональный орган власти. Воля же к сохранению СССР была выражена решительно и недвусмысленно всем советским народом на референдуме 1991 г. (17 марта).
Вам потребуется необычное мужество и смелость, чтобы решиться на сопротивление. Черпайте её из российской истории.
Несколько важнейших аспектов политической ситуации:
Разогнав Верховный Совет СССР, «демократы» и необюрократы, захватившие власть в государственном перевороте 21–24 августа 1991 г., планируют разогнать и Верховный Совет России (несмотря на то, что, за исключением 30–40 депутатов, Верховный Совет России до сих пор послушно следовал воле властей). Парламентская борьба уже невозможна для оппозиции.
Оппозицию пытаются убрать и с улиц. 23 февраля «демократы» (необюрократы) перешли важный рубеж. Осознанно и целенаправленно они применили насилие против народных демонстраций. Налицо явная воля правительства во что бы то ни стало убрать оппозицию с улиц. Запугать насилием и массы, и оппозицию. Эскалация насилия будет продолжаться.
В свете всего вышесказанного, разумно перевести (не оставляя других способов борьбы) борьбу в сферу моральную. Символическую и конституционную: создать Общенациональное правительство. Законное правительство — в противовес незаконному, путчистскому по сути своей.
Было бы также символически важно провести VI Съезд народных депутатов СССР в церкви, дабы сплотить все наши национальные символы воедино. Создав ситуацию двух правительств, можно почти без сомнения ожидать, что по мере ещё большего распада государства и усугубления экономического кризиса и симпатии, и физическая власть станут перебегать от незаконного правительства к законному. «Поправение» общественного мнения будет продолжаться, потому что «демократы» (необюрократы) не могут похвалиться ни единой победой ни на одном фронте.
№42(10741), 12 марта 1992 года
Русский предел
Галина Ореханова
Встреча на Родине.
В Москве в течение месяца находился писатель Эдуард Лимонов. Наряду с множеством встреч с советскими читателями состоялась и встреча в Союзе писателей России. Фрагменты этой беседы мы хотим предложить читателю. Но вначале несколько штрихов биографии в изложении самого писателя.
— Чтобы было ясно, кто я и что я, расскажу, что родился в 1943 году в городе Дзержинске Горьковской области. Отец мой был солдатом, охранял военный завод, а мать работала на этом заводе. Позднее отец стал офицером, окончил военную школу, но до высших чинов не дослужился. Осознавать себя личностью я стал где-то к 50-м годам. Жили мы тогда в рабочем посёлке в пригороде Харькова. После окончания школы первым моим занятием была профессия монтажника-высотника. Позднее работал на разных заводах Харькова и Харьковской области, в частности на Турбинном заводе, на заводе «Серп и молот» — сталеваром… Начинал, как видите, вполне благопристойно. Даже фотография моя висела на Доске почёта. Чем до сих пор горжусь. Позднее — где-то в 1967 году — приехал в Москву. Писал стихи и даже шил брюки… Это был способ выжить. На производство устроиться не мог, так как не было прописки. В общем, из Москвы через семь лет я прямиком попал на Запад. В октябре 1973 года в Москве у меня были проблемы, в результате которых меня выдворили из страны. Я приземлился в венском аэропорту с 227 долларами, с женой и двумя чемоданами книг. С 1974 г. по 1980 г. жил в Нью-Йорке. С 1980 года вслед за моими книгами перебрался во Францию, потому что в те годы в Америке меня не печатали. Первая моя книга на иностранном языке вышла в 1980 году во Франции. С тех пор я опубликовал там тринадцать книг. В общей сложности я — автор двадцати книг.
— Как вы оцениваете борьбу в Союзе писателей в сегодняшней политической ситуации?
— Я, конечно, слежу за всеми «войнами» и распрями в писательской среде. Меня, безусловно, возмущает, например, когда это здание, на Комсомольском, 13, захватывали. Я был всецело на вашей стороне. Но я считаю, что в настоящее время политическая борьба перехлёстывает все другие проблемы и главное сейчас — проблема власти. Все остальные проблемы, в том числе и отношений между творческими союзами, мне кажутся хотя и важными, но всё-таки второстепенными.
Разве не видно, что происходит? Практически или уничтожена, или сведена на нет вся парламентская деятельность. В своё время у парламента СССР не хватило сил противостоять своему собственному уничтожению. Парламент РСФСР не может бороться и противиться желаниям правительства и того класса, который захватил власть. Поэтому ни о какой парламентской борьбе не может быть речи. Те несколько десятков депутатов — честных, порядочных, готовых отстаивать свои позиции в парламенте России — дела не спасут.
Второй аспект. Теперь уже оппозицию хотят убрать и с улиц, площадей. Вы видели: 23 февраля было применено насилие. Но я думаю, что если, например, 17 марта они продемонстрируют такую же стену насилия, борьба перейдёт в новый этап — острую конфронтацию. Эскалация насилия налицо.
— Как творческая интеллигенция на Западе относится к тем событиям, которые у нас сейчас происходят?
— Информация «первой полосы», как говорят во Франции, всегда очень схематична и приблизительна. В прессе и на ТВ до сих пор держатся старой схемы: в России происходит конфронтация между «консерваторами КПСС» и «передовыми, прогрессивными силами», они же — демократы. В то время как здесь меняется политическая картина еженедельно. Русская политика не может быть сведена к этой схеме. К сожалению, большинство французской интеллигенции и общественного мнения этого не понимает. Есть небольшой круг людей, которому доступна профессиональная информация, т.е. более сложная, соответствующая реальности.
— Ваши представления об Америке. И как вы понимаете «Пакс Американа»?
— Я написал об Америке по меньшей мере уже четыре романа и множество рассказов, и это как бы попытка эстетического выражения моего представления об этой стране. Здесь я вынужден говорить общими словами, настоящее моё представление об этой стране куда глубже и усложнённее. Надо разделять людей и политику государства. Безусловно, США задуманы как страна империалистическая, экспансионистская, вы знаете, они и в ХХ веке продолжали расширяться и тренироваться властвовать над миром. После самоубийства России — ликвидации Советского Союза — США, безусловно, стали единственной доминирующей силой в мире. Американские лидеры заявляют: раньше было две силы в мире, теперь миром правит одна сила — США. Мы победили в психологической «холодной войне»… Вот это и есть «Пакс Американа». То, что случилось, например, в Ираке, никогда не могло бы произойти при здоровом СССР. Лишь потому, что он был вдребезги болен, произошло чудовищное нарушение всех этических и гуманистических норм — «наказали страну», уничтожив с воздуха от 250 до 300 тысяч человек. Чтобы наказать политического лидера, выбомбили столько людей! Это уже не «Пакс Американа» — это каннибализм!
Я думаю, что у мира, к сожалению, ещё будут случаи убедиться, насколько США опасны. У них своеобразные моральные принципы и совершеннейшая убеждённость в своей правоте, неколебимая, несомневающаяся убеждённость: «Да, я прав». Когда смотришь последние американские военные парады, особенно знаменующие победу над Ираком, то обнаруживаешь, что это всё напоминает Нюрнберг 1936 года.
— Левая оппозиция. Правая оппозиция. Центристы… Все сейчас объединились в Координационный совет патриотических сил, формируют здоровую оппозицию нынешним властям. Ваше отношение к этому? И вообще, где вы видите выход для попавшей в тупик России?
— Думаю, что это правительство просто так власть не отдаст. Если даже Горбачёв цеплялся до последнего, даже пошёл на откровенную низость — предал 18 миллионов членов партии только для того, чтобы остаться у власти… Я думаю, что нынешнее правительство будет держаться куда цепче, чем горбачёвское. Они уже продемонстрировали свою волю к применению насилия и, к сожалению, будут держаться всеми силами.
Кому хочется войны? Никому. Я видел войну недавно в Югославии, видел множество трупов, понял, как это всё ужасно, насколько страшное это безумие — война. Но, с другой стороны, мы уже давно находимся в ситуации войны, давно льётся кровь… В Карабахе, в том же Приднестровье, в Грозном… Повсюду. Война уже идёт, и гибнут русские люди… Как бы хотелось избежать конфронтации, но она уже есть. Дай Бог, чтобы она не перекинулась на всю Россию, дай Бог, чтобы всё решилось в Москве мирным образом. Если же всё это разрастётся в гигантскую гражданскую войну по всей стране, вот тогда нам придётся оплакивать многие-многие жертвы…
— Где видится вам предел русскому терпению в контексте происходящих событий?
— Я был 23 февраля на Тверской. Вместе со всеми я провёл около пяти часов. Отступления, наступления, то массы наступают на ОМОН, то ОМОН бьёт массы… Я видел, что люди на пределе… Трудно, конечно, определить, какой они политической принадлежности, но видно было, что множество людей просто до невероятности озлоблены. Невозможно так, очевидно, им дольше. Я видел лица людей самых различных возрастов, в основном, конечно, мужчины — от 25 до 50, это самый активный слой. Совсем старых тоже было немало в этой демонстрации. Но почему-то когда публикует фотографии «демократическая» пресса, то старается показать, что все эти люди якобы пожилые. Это совершенно неверно. Пытаются изобразить какое-то ретроградское движение, как бы возврат к прошлому. Ничего подобного. Более того, характерно, что организаторы демонстрации пытались сдержать людей. И перед барьером, между самосвалами и милицией, стоял барьер дружинников, державшихся за руки и повторявших: не поддавайтесь провокациям! И лезли на самосвалы, очевидно, самые энергичные люди…
Предел терпению в провинции, я думаю, наступит даже раньше, чем в Москве. Москва куда более демократически-консервативна, чем вся Россия. Потому что в этом городе много министерств, много функционеров, много «левой» интеллигенции… Они все зависят от нового режима. Здесь живут сто тысяч иностранцев… Этот город, как какой-нибудь Вашингтон,— город, далеко не самый революционный. Вот я был недавно в Сибири — там люди настроены совершенно иначе. Атмосфера на митингах однозначна, мне кажется, там люди национально определились, они патриоты. Твёрдо противостоят всему дегенеративному процессу, который гробит нашу великую страну. Предел терпения, я думаю, очень близок.
— Какой вам видится американская политика в отношении России?
— Они будут стараться сохранить ту власть, которую мы сейчас имеем, она их более всего устраивает. США чужими руками выиграли массу побед. Они свалили самого мощного геополитического противника, добились разграбления могучего Союза, всегда пугавшего их во всех снах и наяву. Во-вторых, они добились того, что отбросили нашу страну как экономического противника лет на 50, а то и на 100 в прошлое, поэтому они будут стараться сохранить, что называется, статус-кво.
— А как вы определяете эту нашу власть, откуда она могла взяться?
— Эта история долгая. Во-первых, на мой взгляд, это проявление болезни сомнения и зависти. Началось это ещё где-то с первыми диссидентами в 60-х годах. С первой волной диссидентства как-то власти сумели справиться, кого-то выбросили за границу, кто-то в конце концов ушёл из борьбы. Это вечная русская иллюзия, вернее, иллюзия либерального интеллигента, что где-то лучше.
Элитарная публика ездила в короткие командировки на Запад, видела там витрины магазинов, пользовалась вниманием как представляющая великую державу. Эти люди привозили сюда свою зависть, которая постепенно скапливалась. И все наши бывшие великолепные эксперты, все наши профессионалы по экономике, советники — вот это они сегодня у власти со своими совершенно несостоятельными проектами. Вот она настоящая «пятая колонна». Это не те, кто открыто предал, а те, кто позволил себе это разжижение мозгов. Эти люди не поняли даже, что, каким бы хорошим ни был западный образ жизни — это не магический рецепт к нашему благосостоянию. Благосостояние Запада достигалось не за «500 дней», а вековым накоплением. И достигнуто оно только где-то в 20 странах, в то время как в мире их более 180. Удивляюсь, как легко восприняли мы порочные иллюзии, абсолютно не заслуживающие доверия какие-то старые экономические теории, выуженные из пожелтевших рефератов 60-х годов, переведённых на русский язык. Первоистоки наших нынешних бед — в зависти нашей интеллигенции, которая потом сумела привить их части народа, и особенно части партаппарата. И если за что и надо упрекать компартию, так это за то, что она создала такой тип лидера, как Горбачёв. Вот это её основное преступление перед народом.
— Россия, Русь стояла бы незыблемо всегда, если бы не подвергалась внутреннему предательству. Это было не раз в нашей истории. И сейчас, если бы часть нашей интеллигенции не была бы заражена вирусом предательства того, чему ещё совсем недавно поклонялась, то мы не дошли бы до этой низости. Какова, на ваш взгляд, природа этой категории предательства?
— Я объясняю это предательство с позиций классовых. Это предательство новой советской буржуазии знания, которая очень многочисленна благодаря советской системе образования. Причины? Она всегда чувствовала себя чужой в этом государстве и постоянно стремилась к власти. Практически во всех некоммунистических странах мира буржуазия находится у власти. Это неоспоримо. И только в Советском Союзе она не находилась у власти, и страна управлялась административной элитой, связанной с компартией.
Кто такая «буржуазия знания»? Я уже писал об этом, обстоятельно аргументировал. Здесь только отмечу — для определённого слоя этой интеллигенции характерен космополитизм. Буржуазия эта выражает свою солидарность и чувствует свою принадлежность не к своему народу, а прежде всего к своему классу. Отсюда — солидарность с кем угодно на Западе, с любым последним финансистом на Западе, но только не со своим народом. И вот объяснения предательства национальных интересов своей Родины, своего народа.
Хочу подчеркнуть также: нельзя буржуазию воспринимать только как негативное явление. Буржуазия должна была бы работать на государство. Но когда она чувствует себя в оппозиции, врагом государства, видите, какой вред она может принести Родине.
— Как вы относитесь к Фонду Горбачёва-Яковлева. Нет ли в нём опасности возвращения их к власти?
— Я не верю в то, что Горбачёва сегодня кто-то возьмёт в лидеры, тем более коммунисты, которых он предал. Горбачёв — фигура политически законченная. Он может в каких-то мелких партиях делать вид, что заседает, но народ никогда не простит ему предательства, низости по всем стандартам, потому что он проявил не только политическую низость, но низость и человеческую… Даже в той ситуации, в которой он был, его отказ от партии — это такая низость, которую не позволил бы себе в мире ни один король, ни один капитан баркаса, а он позволил.
— А вы считаете коммунистов людьми высокими?
— Не надо обижать коммунистов. В большинстве своём, я абсолютно уверен, это честные люди, может, не совсем политичные люди, может, мало что-то понимавшие, но люди порядочные.
Наши люди были воспитаны и выросли в совершенно особых условиях. Они не привыкли к проявлению инициативы, проявлениям мужества. Они выросли в системе иерархии. И сейчас это их парализует. Даже армию. Я разговаривал со многими людьми, и в провинции, и здесь чаще всего говорят: нам должен кто-то сказать! И депутаты, тоже думали, что им скажут, как действовать. Они далеко не сразу поняли, что история прошла по их хребтам. Они смирились и думали, что уходят с очередного заседания, а уходили уж из истории.
Вот теперь осознают свою ответственность перед страной и поняли теперь, что совершилось, и хотят, лучшие люди среди них хотят 17 марта собраться. Дай им Бог удачи!
№43(10742), 14 марта 1992 года
Кратчайшая дорога в ад
Настоящее более или менее ясно: умирают, дрыгаясь в агонии у входа в пустые московские магазины, самые последние демократические иллюзии. Качество жизни российского населения достигло уровня существования в концентрационном лагере, нет, еще не в Освенциме, но в каком-нибудь небольшом трудовом «сталаге» с «хорошим» комендантом. Социальная ткань между народами СССР (СНГ) надорвана повсюду, вчерашние родственники становятся врагами. Но что с будущим? Что ожидает россиян?
Самые важные сообщения в газетах, как правило, не эпохальные указы правительства, им несть числа, но небольшие заметки, затиснуты куда-нибудь на последние страницы. Это они приоткрывают нам завесу над будущим. По ним можно догадаться, что нас ожидает. Так, в «Независимой газете» за 18 января 1992 г. можно ознакомиться с интервью председателя Белорусского Объединения Военных (БОВ) Николая Статкевича.
«…Мы боимся,— делится он с корреспондентом НГ,— …в России к власти могут прийти люди, которые попытаются идею о единстве Беларуси и России реализовать на практике. А это для нас равносильно смерти, потому что без независимости как этносу белорусам сохраниться уже не удастся».
Обратите внимание, читатели, на это красноречивое «КАК ЭТНОСУ БЕЛОРУСАМ». И на то, что Статкевич настаивает:
«Мы не политическое, патриотическое движение».
БОВ, следовательно, есть патриотическая, этническая (предположить, что в БОВ будут допущены русские, я не решаюсь) организация военных и бывших военных, ставящая своей целью защиту белорусов как этноса. Извините, господин Статкевич, но характеристика, которую вы сами дали вашей организации, в точности соответствует характеристике SA и SS, осужденных на Нюрнбергском процессе как расистские криминальные организации. Читателя это не смущает? Белорусское правительство и белорусского президента тоже не смущает? Тогда проследуем дальше.
«Было принято решение к созданию на предприятиях города организаций БОВ»,
— бодро сообщает корреспондент НГ. Следовательно, люди в БОВ собрались серьезные, работать так работать. Обыкновенно после 1945 г. на планете защищают и сохраняют исчезающую породу животных, слонов, например, или носорогов в Африке. Человеческую породу искусственно сохранить проблематично. К тому же белорусы не исчезают, как слоны, напротив, за последние десятилетия их количество увеличилось пропорционально и в не меньшей степени, чем их соседей, русских или украинцев. Вот на столе у меня французская книга «Гигант с парадоксами», издательство «Монд», справочник географических, этнографических и экономических данных об СССР. Не хочу утомлять читателя цифрами, но из справочника ясно, что и без политической независимости белорусы как этнос не только не исчезали, но плодились себе и размножались. Разумеется, трудно сказать, сколько этнически чистых белорусов живет в Белоруссии. И кого считать белорусом? Подобными исследованиями после кончины господина Гитлера никто не занимается.
Получается, что БОВ лезет сохранять белорусов, которые сохраняют себя сами. Неизвестно, все ли белорусы хотят, чтобы их сохраняло БОВ? И как, интересно, организация собирается это делать? Сохранение этноса требует большого аппарата хорошо организованных людей и жесткой дисциплины. Вооруженные члены БОВа будут следить за тем, чтобы белорусы не смешивались в браках с другими этносами? (К этому стремился «демократ» Гамсахурдиа.) Предположим. А что станет делать БОВ с уже смешанными парами? А с их детьми: белорусо-украинцами или руссо-белорусами? Все это было бы смешно, когда бы не мороз по коже. Даже в суровые годы сталинизма никому не пришло в голову организовывать биологию, навязывать выбор партнеров в браке, контролировать народы этнически. Это по собственной воле белорусы, русские, украинцы, азербайджанцы, татары женились, смешивались, рожали детей и выбирали язык, на котором им говорить. Это было естественно, так как они жили все внутри общего географического, экономического и культурного пространства и называли это пространство официально СССР. А за границей нас всех называли «рашенс», хотите вы этого или нет, так как русские доминировали естественно своим стомиллионным массовым весом и культурой. Так же естественно, как испанцы и черные доминированы в США английским языком и англосаксонской культурой. В этой исторической естественности обиды нет никому.
Интервью с боевитым господином Статкевичем, впрочем, начинается с невинной, модной в наши дни декларации
«наше движение ставит своей целью защиту демократии и независимости Беларуси».
Однако кончается оно ледяной фразой:
«…тогда мы будем считать себя вправе совершать любые действия».
Господин не уточняет, когда. Могли бы начать уже и сегодня, так как «равносильное смерти» для БОВ единство Беларуси и России давно уже реализовано на практике. На территории, доставшейся Беларуси от Белорусской ССР, 12% населения — русские, то есть около одного миллиона двухсот тысяч человек. Сколько белорусов живет на территории России, мне неизвестно, но ясно, что живут, и многие. Так что единство осуществлено на четверть. 50% русских было бы полным единством. Что предполагает делать БОВ, если ей это единство смерти подобно? Выселять русских, поляков (их 4%) и прочих, украинцев и евреев? Господа еще не решили?
Заглянуть в будущее позволяет югославский опыт. Декларируя Хорватию «юной демократией», господин Туджман и его Хорватское Демократическое Содружество (ХДС) на практике создали этническое государство. Туджман впервые в истории после Гитлера вооружил членов своей партии, а затем и своей нации. Оружие было выдано только хорватам. Увы, это не понравилось оказавшимся вдруг на территории чужого вооруженного государства живущим среди хорватов сербам. Их в государстве Хорватия около миллиона. Сербов стали заставлять присягать на верность этническому хорватскому государству (как в Литве) и, подобно желтой звезде, заставили носить при себе сертификаты «лояльности». Все разумные требования автономии для регионов, в большинстве своем населенных сербами (Краина и Славония), были создателями этнического государства отклонены. Военные действия начались в Крайне и Славонии весной 1991 г. стихийно, эмоционально между соседями и даже жителями одних и тех же городков и деревень. (Борово село, например.) Это не в Белграде и даже не в Загребе было решено начать войну (Туджман, однако, несет полную ответственность за создание этнического государства и климата, в котором этническая война стала возможной), но на местах добровольные военные объединения начали кровопролитие. Военные объединения типа БОВ, первичные ячейки которого господин Статкевич и его друзья беспрепятственно создают сейчас на промышленных предприятиях Белоруссии. НГ не сообщает, существует ли уже в Белоруссии РОВ — русское объединение военных — под председательством, скажем, господина Иванова. Если не существует еще, то обязательно будет организовано в ответ на провокацию БОВ. Так сербы в Хорватии создали свои военные объединения в ответ на создание хорватских.
Создание этнических военных организаций — самая прямая дорога в ад. И самая короткая. Создание этнических объединений военных должно быть запрещено законом и просится прямиком не в политику, но в уголовный кодекс. Сбережение белорусов как этноса есть несерьезный, неумный, легковесный и наглый предлог для создания вооруженной группы. Кто посягает на белорусов как этнос? Кто-нибудь планирует геноцид белорусов? Измученные очередями москвичи? Может быть, белорусская культура уничтожается Россией и русскими? Ничего подобного. Белорусский язык преподается в школах, белорусы имеют своих писателей, ученых и премьер-министров, свои театры, все, что имеют и русские. По всем нормам международного права белорусы не находятся под угрозой исчезновения как нация. Политическую же независимость они только что сами декларировали. (Бретонцы во Франции находятся в куда более худшем положении, их язык не преподается в школах, он погибает.) Абсурдно и то, что защищать белорусов БОВ собирается от России. Смею утверждать, что в различные периоды истории как раз Россия помогла белорусам отстоять свой этнос, ибо белорусам грозила серьезная опасность ассимиляции то литовцами, то поляками.
Ясно, что предлог для создания военизированных отрядов БОВ абсурден и иррационален. Истинное объяснение возникновения БОВ куда более простое. Всегда есть желающие погреть руки у большого огня революций и социальных вулканических извержений. Вспомним, какое количество «батек» и «атаманов» объявилось в стране в 1917–1922 гг. «Батька» Статкевич хочет погулять с ребятами, как в свое время гуляли «батьки» и «атаманы». И вот он со товарищи организует себе работу, когда, казалось бы, нет уже никакой работы для разрушителей. Ведь Беларусь уже независимое, политически суверенное государство. В политике работы нет, отсюда выдвигается («мы не политическое движение») тезис «угроза этносу». Господин Статкевич только один из «батек», в каждой из независимых республик есть свои «батьки», и исчисляются они десятками, а то и сотнями. И свои «объединения военных», бывших военных, полувоенных, еще не совсем военных и так далее. Искать рациональность в их действиях — бессмысленное занятие. Присутствуют в их действиях только все время нагнетаемые эмоции и несомненная разрушительная, крайне бестолковая и опасная для молчаливого трудолюбивого большинства белорусов, русских и якутов равно ЭНЕРГИЯ. (Уже седьмой год, хочу заметить с негодованием, никакие, даже самые злобные энергии не встречают сопротивления закона. Преступные методы равно применяются в политике и в экономике.)
Пока еще осторожную военно-этническую программу господина Статкевича «Независимая газета» озаглавила: «Они должны защищать Родину». Но, напротив, это Родина должна защищать себя от таких организаций, как БОВ! И белорусская Родина и русская Родина. И объективность и свобода имеют границы.
Абсурдно быть объективным к организации, основным критерием, идеалом, принципом которой является этнос. Этноцентризм есть всего лишь форма расизма, все более и более популярная в «республиках». В нормальном, «цивилизованном», как любят писать в столичных газетах, государстве этническая, расовая пропаганда запрещена законом. Почему подобная пропаганда не запрещена ни в Белоруссии, ни в России?
БОВ и ему подобные задиристые объединения разозлят-таки провокациями русский стомиллионный народ до степени создания такого РОВ, что остановить его мощную ярость не сможет и вся планета. Замечу фаталистически, что именно по этому пути развиваются события.
№44(10743), 17 марта 1992 года
Смените профессию…
Так как я участвовал в событиях в Москве 8–9 февраля и 23 февраля, равно как и 17 марта, то, разумеется, мне вдвойне интересно, как же освещаются эти события в средствах информации Запада. Потому, когда мне позвонил приятель и сказал: «Найди журнал «Тайм» за 9 марта. Там тебя цитируют и есть твоя фотография»,— я, удивившись несказанно неслыханной «чести», приобрел журнал. Да, Джеймс Карней, автор статьи «Враги Ельцина», процитировал несколько строк из моей статьи в «Сов. России» за 25 февраля. Что до фотографий, то их оказалось две, точнее, фрагмент был вынесен на первую страницу, иллюстрируя содержание журнала, полностью же фото раскинулось на полторы страницы. Цветное. Толпа русских мужиков в возрасте от 25 до 55 лет, и я среди них. В обоих случаях присутствовала моя физиономия, прикрытая кепкой, купленной мной в универмаге Титовграда в Черногории. Рот широко открыт, так что видна пара металлических зубов, кричу что-то со всеми русскими мужиками. Может быть, «Советский Союз!», может быть, «Измена!» или «Ельцин — иуда!». Ибо именно эти лозунги мы кричали на Тверской в этот день, 23 февраля. За мной — высоченный усатый полковник в папахе. Надпись под фотографией гласит: «Озлобленные коммунисты проводят крикливое антиправительственное ралли».
Я вгляделся в лица. Самый озлобленный вид, без сомнения, у меня. Как у матроса с «Потемкина», обнаружившего червей в миске с борщом и закричавшего: «Братцы, да что же это такое! Гнилым мясом нас кормят!» Всем известно, что членом КПСС я не был, хотя вовсе не отрицаю для себя эпитет «озлобленный». Я своими руками охотно задушил бы нескольких экономистов и ответственных министров. Когда я приезжал на Украину в 1989 году, у моих стариков еще были сбережения, которых, они оптимистически считали, им хватит до конца жизни. Сегодня у них ничего нет. Вся долгая трудовая жизнь моего бати, 28 лет армии и последующие четверть века на гражданской службе, оказалось, была напрасной. Болваны и подлецы отняли у моего бати его потом и кровью заработанные скромные средства. Пенсия в 268 рублей — вот, что он имеет,— капитан в отставке, на старости лет на двоих с моей мамой. В московских магазинах, я видел, продается колбаса «салями»… пуритански скромно было отмечено, что колбаса стоит 34 руб. 50 коп.— сто грамм. На всю его пенсию мой отец не может купить даже килограмм такой колбасы. В латиноамериканских, азиатских, арабских странах бунты вспыхивают при самых незначительных повышениях цен на рис или муку. Я считаю, что русский народ слишком, чрезмерно цивилизованный, что степень гражданского повиновения (это и есть цивилизованность) его неуместно высока. Надо бы разгромить несколько магазинов с такой привилегированной колбасой, дабы дать понять, насколько мы разъярены. Ох, я озлоблен, мистер Джеймс Карней, и не я один. И на вас тоже я озлоблен, мистер.
Откуда вы взяли, мистер, что в манифестации 23 февраля участвовали пять тысяч человек? Ведь вся Тверская между площадью Маяковского и Пушкинской площадью была забита бурлящими массами людей. (Плюс демонстранты собрались и в других местах города и ниже и выше по Тверской.) От одной площади до другой шагать минут десять, следовательно, расстояние между ними около километра. И Тверская — очень широкая улица. Вот и посчитайте, Джеймс. Любой журналист, любой полицейский знает, что густая толпа — это когда на квадратный метр площади приходится три человека. Средней густоты — два. Посмотрите на снимок, иллюстрирующий вашу статью. Ясно, что пошевелиться людям трудно. Так посчитайте же! Вот у меня на столе фотографии, снятые на Тверской в тот день. Вы лжете, мистер Карней. И лжет добросовестно подавляющее большинство западных журналистов, всегда намеренно снижая в ДЕСЯТКИ РАЗ количество антиправительственных манифестантов. Впрочем, я не могу с уверенностью сказать, кто именно цензурирует цифры. Вполне возможно, что вы лично, мистер Карней, могли дать в «Тайм» реальные цифры, а уж журнал «обрезал» их. (Точно так же было увеличено в десятки раз количество «жертв» в румынском городе Тимишоара.)
Респектабельным считается журнал «Тайм», уважаемым за солидную консервативность. Однако ВСЕ цифры в статье «Враги Ельцина» абсолютно лживы. В том числе и цифры пострадавших. Согласно «Тайму», пострадали 20 стражей порядка и 7 манифестантов. Но далее «Коммерсант», например (в №9), сообщает о том, что пострадали 65 демонстрантов и 21 страж порядка, и осторожно замечает, что «скончался участник шествия, 70-летний ветеран войны генерал-лейтенант Песков». Карнеем о смерти Пескова вообще не упоминает. Зато он мастер памфлета и карикатуры, в репортерском журнализме, замечу, недопустимых. Все характеристики, данные мистером Карней лидерам антиправительственной оппозиции, эксцессивно негативны, гротескны, карикатурны. Жириновского, например, он называет «крикливым демагогом, чей бред заработал ему сравнение с Гитлером». Однако тут же выясняется, что он понятия не имеет, кто такой Жириновский. Карней считает Жириновского «важнейшим членом коалиции «Наши»», созданной Алкснисом с целью «реставрировать СССР в его предыдущей форме или же как новую Российскую империю». Но что за вздор! Подобные благоглупости, пожалуйста, печатает самый солидный и объективный якобы журнал Соединенных Штатов. Все это варево спрыснуто «мудрыми» высказываниями таких авторитетов, как Лев Тимофеев, «ориентированный на рынок экономист», или Виталий Третьяков, «редактор реформистской «Независимой газеты»» (то есть, в сущности, политических противников оппозиции). Последний осчастливил мистера Карнея таким вот глубокомысленным высказыванием: «Коммунистическая идея в нашей стране быстро становится частью прошлого… Она не предлагает ничего, что сможет улучшить жизнь людей». Ох, господин Третьяков, демократическая идея тоже с катастрофической быстротой становится частью прошлого. И только семь месяцев безраздельного господства демократии ухудшили жизнь людей трагически куда значительнее, чем семьдесят лет коммунистической власти. Это неоспоримо.
Но вернемся к фотографии. В известном смысле призванная иллюстрировать статью, фотография опровергает ее. «Краснорубашечники» и «коричневорубашечники», «ультранационалисты», «коммунистическое движение, ностальгирующее по сталинскому, твердой руки режиму»,— так представляет статья вышедших на Тверскую 23 февраля. Мистер Карней, вы что, опрашивали людей на Тверской систематически, выясняли, кто они? Вот все тот же «Коммерсант» сообщает, что заявки на проведение митинга подали… организации… «Трудовая Россия», партия Жириновского, Фонд социальных инициатив. На фотографиях, которые есть у меня, я вижу столько же монархистских желто-черно-белых и андреевских знамен, как и красных, огромное полотнище организации «Славянский собор». К тому же большая часть красных были стягами боевых дивизий, отличившихся в Великой Отечественной войне. Вам, мистер Карней, конечно, такие тонкости недоступны, или вы предпочитаете их не замечать? Вы слепо следуете лживой уже традиции «демократических» средств информации России представлять оппозицию Ельцину как ретроградное движение стариков, ностальгирующих по прошлому. Но даже на фотографии в «Тайм» видны и совсем юные лица. Но более всего я вижу вокруг себя (на фото) мужиков во цвете лет — отцов семейств, часть населения, больше всех озабоченную политикой. Ибо бездарная и преступная политика Ельцина и К° ударяет не только по ним лично, но и по их семьям, коих они главы. Ясно, что российскому телевидению, захваченному властью, выгодно представлять оппозицию в виде злобных стариков и старух, но вы-то, мистер Карней, журналист уважаемого, солидного журнала… Почему вы, кстати говоря, не сообщаете своим читателям возраст оболганных и окарикатуренных вами лидеров оппозиции? Выяснится прелюбопытное обстоятельство, а именно то, что большинство якобы «ностальгирующих по прошлому» (ложь) суть как раз молодые политические деятели: в большинстве своем едва за сорок лет! Жириновскому — 45 лет, Алкснису — 42 года. Сергею Бабурину — 34 года. Сажи Умалатова — наша храбрая Жанна д'Арк — молодая женщина. Анпилову едва за сорок. Генералу Макашову всего 53 года. А вот именно «демократы»: от Ельцина и Горбачева и выше — поколение шестидесятилетних. Налицо — борьба поколений, воспринявших различные идеалы? Как бы там ни было, вы, мистер Карней, участвуете вместе с ельцинской прессой, радио, теле в фальсификации истинного положения вещей, так же как и в фальсификации истинного соотношения политических сил. Это шестидесятилетние «демократы» и их идеология есть прошлое моей страны. Ускоренно отмершая демократическая идеология отвергается сегодня двумя третями всех политических сил в стране. А национализм и патриотизм есть настоящее и будущее российской политики. Вам это неприятно, невыгодно? Может быть. Но, призванный информировать американское общественное мнение о ситуации в России, вы его дезинформируете. Обязанный (пред вашим читателем, не перед русскими) быть объективным, вы активно «дьяволизируете» (прекрасное французское выражение!) оппозицию. По сути дела, вы не журналист, пишущий о советской политике, но вы участвуете в политике, навязывая американскому читателю ваши политические вкусы и предпочтения. Смените профессию, мистер Карней.
№55(10754), 11 апреля 1992 года
Наши ошибки
Захватывающе интересно наблюдать вплотную (и участвовать) поистине исторические события 8–9 февраля, 23 февраля и 17 марта. Именно в эти дни заявила о себе резко и решительно оппозиция ельцинскому режиму. Самым важным днём является для меня 23 февраля. В День армии состоялось физическое столкновение между властью и оппозицией, обещавшие, что конфронтация перейдёт в следующую фазу: физической борьбы. До сих пор противники топтались, делая угрожающие жесты и атакуя друг друга словесно. Но в следующий исторический день, 17 марта, власть извлекла урок из своего несомненного поражения 23 февраля и отступила. А у оппозиции не хватило мужества броситься в открытую драку.
Неприменимость парламентских методов при авторитаризме
17 марта на VI Съезде депутатов СССР победила осторожная выжидательность. Победили «законники». Отдавая должное мужеству депутатов, в особенности рядовых депутатов, не «звёзд», рискующих и безопасностью, и свободой своей и своих семей, и, может быть самой жизнью, вынужден констатировать, что своей миссии Съезд народных депутатов СССР не выполнил. В Вороново депутатская масса всего лишь проголосовала за (нужные, важные — да, но бумаги) документы, осуждающие нынешнюю власть, её политику выжженной земли. Однако в том-то и дело, что не осуждения правящего режима ожидали мы все, и я в том числе, от Съезда. Антинародный и антинациональный характер режима отлично разоблачается оппозиционными газетами («Сов. Россия» и «День» делают это резче и лучше других) и ораторами на митингах. Власть сама разоблачила себя тем, что отбросила 80 процентов населения в нищенское существование. И оставила 25 миллионов россиян вне границ России — результаты этого предательства кровавыми пятнами видны в Приднестровье, и кровавых пятен на карте будет всё больше. Не осуждения мы ожидали, но первого шага к устранению этой власти. Следовало создать символ законной государственности — законное правительство, создать правительство национального спасения. В глазах всех россиян правительство, созданное последним законным парламентом СССР, обладало бы гигантским моральным авторитетом. В этом была историческая миссия чрезвычайного VI Съезда депутатов предательски убитой страны — СССР. А не в том, чтобы продолжить жизнь парламента СССР. Следовало создать власть — и уйти.
Депутаты не поняли, что подобный исторический шанс приходит только один раз? Депутаты не поняли, что история избегает повторений, повторения высмеивают историю, и потому выбрали Постоянный президиум Съезда и намереваются собраться на ещё один Съезд? Для меня, участника этих событий, присутствовавшего и 16 марта на обсуждении документов, и 17 марта в Вороново, было ясно: разогнанные в 1991 г. Вопреки существующей Конституции и вопреки элементарным принципам демократии, депутаты продолжают действовать, как если бы в России возможна была парламентская борьба. Но нет, друзья мои, парламентская борьба сделалась невозможной после государственного переворота 21–24 августа. С тех пор вы живёте в климате авторитарного режима, в котором парламентские методы нелепы, как великолепные манеры английского джентльмена из высшего общества, попавшего в плен к каннибалам.
Вождизм
Все без исключения российские партии и движения были созданы в климате последних лет и потому естественным образом приспособлены к начавшейся было в СССР в эпоху перестройки парламентской политике. Но режим Ельцина авторитарный по сути своей (власть имущие хотят казаться демократами и называют себя так, но это их любовный взгляд на себя, любимых), и он сделал невозможным парламентскую борьбу. Потому мы наблюдаем сегодня интересный феномен. Политическая борьба сегодня всё более не борьба партий и программ, но борьба личностей. Лидерам Ельцину, Руцкому, Бурбулису, Хасбулатову, Попову… противостоят лидеры: Алкснис, Анпилов, Макашов, Бабурин, Жириновский, Умалатова… Различие между двумя группами принципиальное: первые — носители чуждой западной идеологии, вторые — патриоты, однако борьба личностей лидеров, а не партий налицо.
Говоря о вождизме, ИНТЕРЕСНО ОСТАНОВИТЬСЯ НА ФЕНОМЕНЕ Жириновского. Он одновременно и очень нелюбим одной частью населения, и очень почитаем другой. Для многих «демократов» и «прогрессивных» обывателей Жириновский почти синоним «фашиста». Между тем едва ли один из каждой тысячи людей, не принимающих Жириновского, прочёл программу его либерально-демократической партии. Я объясняю и неприятие, и восторженное почитание Жириновского тем, что он совсем не привычный для российского сознания тип политика. Тогда как в Соединённых Штатах Америки он был бы вполне на своём месте — рядом с Джесси Джаксоном или даже Бушем. Разгадка скандала Жириновского в его энергичной, эмоциональной манере. В том, как он говорит, а не что говорит. Он говорит в лоб, не обходя проблемы. Российский же обыватель привык (и годы перестройки не успели разрушить совсем эту традицию) к солидному лидеру, роняющему слова на вес золота. Охальный Хрущёв, вспомним, казался народу легкомысленным и не потому ли соблазнил недавно массы Ельцин — хмурая, малоговорящая «жертва». Суть же речей Жириновского (а говорит по большей части разумно и справедливо) заслоняется для обывателя его непривычной, кажущейся суетной на фоне традиционной российской «солидности» манерой.
К этому недоразумению (он — не истеричный фашист, но резко, больно и свободно изъясняющийся политик американского типа) следует добавить несомненный негативный результат «работы» ельцинской прессы — и радио, и теле. Жириновского (как и всю оппозицию) чернят самыми недостойными способами. Телевидение в феврале позволило себе подло (иначе не назовёшь) сопроводить передачу, посвящённую фашизму, документальными врезками из интервью Жириновского. Несмотря на тенденциозную топорность подобных фальшивок, определённые группы населения на дух не выносят Жириновского. Я проделал опыт: привёл 19-летнего «прогрессивного» парня на встречу Жириновского со студентами историко-архивного института. До этого Слава враждебно отзывался о Жириновском, в лучшем случае имя последнего вызывало у него скептическую усмешку. После вечера Слава, нет, не стал поклонником Жириновского, но вынужден был признать, что идеи его разумны и справедливы, пусть и выражены в непривычно резкой форме.
Жириновский — очень известен. А известность — это гигантский политический капитал сам по себе. В стране с парламентским демократическим режимом (в США, например) его ожидало бы завидное политическое будущее. В России его известность пропадает втуне. Идеи Жириновского и его известность позволяют ему стать возможным кандидатом и быть выбранным во властные структуры государства. Если бы… Ибо в России президентским указом все выборы «отложены» до конца 1992 г. и отсрочка (фактически запрещение) будет непременно продлена, иначе режиму, потерявшему поддержку населения, не выжить. В авторитарной России Ельцина у Жириновского сомнительное будущее. Существует опасность, что его популярность не доживёт до выборов, выдохнется. В быстро принимающем всё новые формы мире российской политики это реальная опасность. Несмотря на то, что яркий молодой лидер (46 лет) Жириновский окружён талантливыми, совсем молодыми людьми (25-30 лет), на сегодняшний день его партия не может ему помочь. Ибо это не партия, идущая к власти, а парламентская партия. Вне парламентского пространства ЛДП бессильна.
И по тем же самым причинам сомнительным представляется будущее всей оппозиции, если она не перестроится. Привыкнув за 1989–1991 гг. к парламентским прениям и дебатам, она всё ещё хочет побеждать постановлениями и резолюциями на конгрессах и съездах и на выборах, в то время как в борьбе с авторитарным режимом нужны иные методы. Если бы общероссийские выборы в Совет народных депутатов были бы возможны сегодня и сейчас — правительство Ельцина пало бы и оппозиция получила бы власть. Понимая это, демократы не допустят выборов. Увы, политическое поле битвы находится сегодня не в парламенте и не на избирательных участках.
Улица
Где же поле битвы между властью и оппозицией? Существует мнение, что на улицах Москвы. По меньшей мере несколько лидеров оппозиции убеждали меня, что «всё решается в Москве» и что, если оппозиция выведет на улицы Москвы критическую массу народа, режим падёт сам. А страна, мол, последует за Москвой…
Несомненно, что манифестации, состоявшиеся 7 ноября 1991 г., 12 января, 9 февраля, 23 февраля, 17 марта, нервируют режим и раскачивают лодку правительства. Несомненно и то, что манифестации следует обязательно продолжать и множить, раскачивая режим, держать его в страхе. Однако стоит обратить внимание на то, что надежда на достижение критической массы в очередные годовщины и съезды, просто манифестации и веча не оправдывается одна за другой. Последний и решительный бой, увы, откладывается всякий раз. На улицы выходит всё больше и более злых людей, в десятки раз больше, чем о том свидетельствуют лживые цифры, приводимые в «демократических» газетах, и всё же их всякий раз недостаточно, чтобы «режим пал сам». К тому же устроители манифестаций пытаются контролировать праведную злость народа, убеждая людей «не поддаваться на провокации», не делать того и не совершать этого, в то время как задача манифестаций именно показать власть имущим температуру недовольства народного.
Должен пессимистически отметить, что в Москве, пожалуй, никогда не выйдет на улицы достаточно манифестантов (разве что в случае наступления сурового голода) ибо столица — город особый. По Москве биение пульса России отсчитать невозможно. Москва — город административный, здесь множество министерств, ведомств, управляющих структур. В известном смысле Москва наживается на перестройке и «демократии». Ведь весомая часть населения столицы занята в обслуге администрации (прибавьте к ним ещё обслугу ста тысяч иностранцев, проживающих в столице). Слуги всегда заинтересованы в стабильности и примыкают без колебаний к уже царствующему режиму. В Москве самое крупное в стране скопление новых буржуа и их авангарда — «демократической» интеллигенции, в то время как патриотическая интеллигенция скорее рассеяна по провинциям. Добавьте ещё предпринимателей-вампиров, криминалов-спекулянтов (их привлекли в Москву широкие возможности столицы) — и вы получите неутешительный социальный портрет города. Я восхищён энергичностью Виктора Анпилова и его друзей из «Трудовой Москвы», они способны мобилизовать в короткий срок тысячи людей и вывести их на улицы, однако изменить социальное соотношение сил в Москве они не могут. Кстати говоря, Анпилов наиболее результативен из всех лидеров оппозиции. Он трезвый и деловой лидер нового, послеавгустовского времени. Он прежде всего делатель и организатор. Он мыслит не постановлениями и резолюциями, но акциями, операциями.
Даже если однажды критическая масса манифестантов превысит, скажем, миллион, вовсе не обязательно, что такая грандиозная манифестация свалит правительство и уберёт от власти новую буржуазию. «Демократы» (новая буржуазия) прекрасно понимают, что второго шанса не будет, второй раз им к власти не прийти, настолько неоспоримо губительна была для страны их деятельность, потому они будут держаться за власть зубами и когтями. Даже парламентские режимы на Западе после миллионной демонстрации всего-навсего обыкновенно приносят в жертву одного-двух министров. Ельцинский же авторитарный режим никакие манифестации не смогут заставить уйти. Вооружённые силы — милиция и армия — находятся в руках режима. Уже восемь месяцев. И не следует обольщаться на их счёт. Конечно, есть милиционеры-патриоты. Я сам знаком с десятком. Не счесть патриотов в армии. Однако каждый новый день удержания власти придаёт нынешнему правительству всё больше законности в глазах милиции и армии. Они психологически привыкают и всё охотнее повинуются, даже если понимают, насколько антинароден режим.
Да, есть определённые шансы на то, что доведённые до самого последнего отчаяния москвичи всё же уподобятся парижанам в 1789 и 1848 гг. и взорвутся. Серьёзная политическая оппозиция, однако, не может позволить себе строить свои политические планы на будущее на предположении.
Очевидна к тому же решимость власти убрать оппозицию с улиц, прекратить раскачивание лодки. 23 февраля правительством была сделана попытка применить насилие. В результате день выиграла оппозиция. После 23 февраля власть готовит и исподволь внедряет законодательные меры, позволяющие запрет «несанкционированных» (т.е. неугодных правительству) манифестаций или хотя бы перенесение их из центра города.
Если не на улицах Москвы решается судьба России, то где же?
Кровоточащие окраины
Присутствуя на Конгрессе патриотических и гражданских сил 8-9 февраля, я лично убедился, что самыми радикальными были выступления представителей окраин, россиян, обнаруживших себя оторванными от России, за границей. Цитирую по моим записям. Профессор Сагатовский (представитель Крыма): «Сравнил бы наше положение с осенью 1942 г… Пока мы отступаем, пока нас бьют». Волошенко, атаман Кубанского войска: «Вы тут говорите, а по нас уже стреляют. В 300 верстах от нас идёт настоящая война». Капранов из Риги: «Мы приехали из региона, где война может начаться со дня на день. На улицах вооружённые люди в хаки. Копаются бункеры… Готовятся вредить армии «оккупантов». Дураков из Киева: «Создаётся украинская армия. Создаются боевые отряды. Готовятся списки русских на случай депортации. Требуют отключить Российское телевидение. Уже отключали программу «Вести»… Устройство на работу зависит от степени знания украинского языка». Чимченко из Грозного: «Вы знаете о кровавых событиях в станице Троицкой. На улицах Грозного стреляют. Гибнут русские дети». Завличко (Гагаузия): «Вооружённые добровольцы из Молдавии и Румынии, около 80.000 блокируют Гагаузию. В марте-апреле, если не вмешается Россия, будет кровопролитие». Очкасов (представитель Сибирского и Казахстанского казачества): «Атамана Богаевского в Казахстане приходили трижды убивать. Сорвали и изломали трёхцветный флаг. Можно ожидать самого худшего».
На окраинах России, там, где уже льётся русская кровь. Оппозиция, что, не понимает, что «русский вопрос»,— судьба 25 миллионов «зарубежных» россиян есть и будет в ближайшие годы важнейшей политической проблемой? Правительство Ельцина, предавшее 25 миллионов русских, бессильно помешать кому-либо образовывать добровольные отряды на территориях, от которых оно отказалось само.
Следуя мудрому чьему-то совету, фрондёр Руцкой (я считаю его не оппозиционером, но оппортунистом) съездил в Крым и Приднестровье. Оппортунист Руцкой беззастенчиво зарабатывает себе политический капитал в Приднестровье и Крыму, в то время как именно он вместе с Ельциным и всем правительством ответствен за отчуждение 25 миллионов россиян от матери-Родины. Руцкой в Приднестровье, а не вожди оппозиции! Ну что ж, они дождутся, что новые лидеры выдвинутся на кровоточащих окраинах России. Жириновский первым стал говорить о необходимости защиты «зарубежных» русских в республиках, но ограничивается до сих пор декларациями.
Священная война на улицах
Мирные манифестации следует продолжать проводить. Однако должны быть и другие методы воздействия на власть. Какие? За опытом следует обратиться и к нашей собственной истории, а также изучить методы непарламентских политических движений других стран. Среди прочего следует использовать и опыт недавних «революций» в Восточной Европе (и таких движений, как «Саюдис» в Литве). Оппозицию не должна смущать идеология и политическая ориентация этих движений. Речь идёт о заимствовании оперативных методов борьбы, и только. В частности, интересным мне представляются «набеги» румынских шахтёров на Бухарест. В касках, с кирками и железными прутьями, шахтёры могут дать почувствовать зарвавшимся наглецам у власти, что мы не намерены терпеть их дальнейшие эксперименты над нами. Оппозиция не сумела воспользоваться похоронами генерал-лейтенанта Пескова и превратить их в суд над режимом. На Ближнем Востоке, в Италии, в Латинской Америке подобные похороны обыкновенно бывают последним днём правительства, а то и режима вообще. Опыт Ирана, опыт Бейрута — всё годится нам.
Отдельные яркие акции небольших, хорошо организованных отрядов могут быть куда более эффективными, чем многотысячные митинги. Оппозиция должна физически вступаться всякий раз, когда обижены, выселены, приватизированы или оболганы слабые и бедные. Подобные акции принесут уважение и любовь народную. Не следует бояться ни уголовных дел, ни тюремных заключений, которые могут быть только кратковременными, ибо национальное патриотическое движение обречено на победу.
Следует понимать меня правильно. Я не предлагаю отказаться совсем от попыток победить парламентским путём. Следует добиваться роспуска нынешнего Совета народных депутатов России и досрочных выборов на том основании, что Россия уже не федеративная республика в составе СССР, фактические границы самой Российской Федерации изменились; и самое важное: в России сменился политический строй. Так как вопреки самым элементарным нормам законности и демократии режим Ельцина не желает допустить выборов в Совет России, мы имеем право ответить на молчаливое насилие режима силовыми методами. Другого выхода просто нет. Иначе страна будет находиться в политическом тупике ещё долгое время. Обнищание народа, территориальный распад и всё больше русской крови — вот плата за насилие режима и нашу собственную нерешительность.
№67(10766), 16 мая 1992 года
Восстание русофобов
1. Шапка Горбачева
В первую декаду апреля показан был по французскому теле фильм о Горбачеве-отставнике. Фальшивая дача (чужая, не семейства Г-ых, я знаю), много снега, застолье с водкой, качели. Банальные беседы с неумной Раисой и еще более неумным (физиономия напоминает гниющую рыбью голову) Яковлевым. Банальные рассуждения отставника о природе и погоде. Поражает лишь бесстрастный темный взгляд Горбачева и полное отсутствие у него чувства вины. Зеро совести. Ноль-Человек, ответственный за физическое уничтожение великой державы, за десятки тысяч смертей в этнических войнах, за тотальное обнищание народное, аккуратно и скучно одет, с тщательностью обывателя-провинциала. Добротное пальто, шапка-пирожок из редкого меха. Писатель, я чувствителен к деталям. Мне эта шапка повествует о многом, зализанная и «приличная», она для меня — символ Горбачева-человека. В моем представлении она вульгарна. Мне такую шапку стыдно было бы надеть. В представлении бывшего генсека-обывателя такая шапка респектабельна. Заметьте для себя эту важнейшую силу в ментальности Горбачева — стремление к респектабельности, именно эта сила сделала его чужим своему народу, и проследуем дальше.
Недалекий мещанин из провинции, вознесенный в боярство КПСС именно за свою посредственность, оказался во главе великого государства. И как респектабельную шапку себе приобрел, пылко возжелал он приобрести великому государству респектабельную социальную систему — демократию и респектабельную экономику. «Как у других» респектабельных дам и джентльменов, в компанию которых, к его восторгу, его допустили, как в странах Буша, Тэтчер, Миттерана. (Посмотрите, как он наслаждается их вниманием, как обеспокоенно следит за их реакцией в кадрах кинохроники 1985–1991 гг….) До самого 1989 года никто в мире не мог поверить в посредственность этого человека. Не верили лидеры Западной Европы, не верили конгрессмены США. Обыкновенно неглупый Зиновьев в книге «Горбачевизм» доказывал, что перестройка — хитрый трюк, с помощью которого Горбачев одурачивает Запад. Цель перестройки, объяснял Зиновьев в книге, получить от Запада новейшие технологии, чтобы усилить могущество советского коммунизма. Профессор логики, Зиновьев логично не допускал возможности того, что у власти в СССР может оказаться недалекий и посредственный человек, и потому перехитрил самого себя. Верьте глазам своим прежде всего, профессор Зиновьев! Ибо по мельчайшим деталям поведения Горбачева, по его претенциозным шляпам, по нарядам жены его Раи было видно и в начале его правления, что генсек — всего лишь маленький, тщеславный провинциальный обыватель. (К провинции отношусь с уважением. Сам оттуда вышел. Нахожу провинциальными многих москвичей и, напротив, непровикциальными множество провинциалов.) Тщеславие его выразилось и в абсурдном желании называться «президентом». Чтобы «все как у людей», у великолепных чужих джентльменов было… Меж тем ограниченный, плохообразованный (несмотря на два диплома), Горбачев имел слабое понятие и о Западе вообще (собираясь копировать его структуры!), и о демократии в частности. И ему не могли помочь его подчиненные-единомышленники, потому что оказались на поверку такими же бездарными, как и Горбачев. Яковлев, например, даже уже в 1991 году, болван, сводил проблемы национальных сепаратистских эмоций в республиках к проблеме экономического развития. (Он говорит об этом в книге-интервью с профессором Лили Марку «Что мы собираемся сделать в СССР».) Дескать, республики недостаточно экономически развиты, потому и бунтуют и желают отделяться. И ни разу «архитектор перестройки» не задал себе вопрос: почему прибалтийские и кавказские республики, в которых население всегда жило лучше, чем в остальном Союзе, первыми воспламенились национализмом?
2. Заговорщики
Общеизвестно, что перестройка родилась в Канаде в 1983 году, во время визита туда Горбачева. Он встретился с послом Яковлевым, и они обменялись мнениями и идеями. Десять лет имел возможность наблюдать канадскую жизнь из окон посольского особняка Яковлев. (Мне рассказывали даже, что он был якобы личным другом премьера Канады Пьера Трюдо и именно потому за десять лет общения с последним пропитался идеями либерализма и федерализма. Сам Трюдо, однако, вскоре потерял власть и в стране, и даже в собственной партии. Виной тому послужили его идеи?) И пришел к выводу, что необходимо установить эту прекрасную жизнь в СССР. Почему к подобному же выводу пришел Горбачев, ведь визит в Канаду был его не то первым, не то вторым всего лишь (и кратковременным) визитом за границу? Тому виной его провинциальное стремление к «хорошей компании джентльменов», в которую нельзя попасть, иначе как сделав «респектабельной» свою страну. Но прежде всего Яковлев, какова была на самом деле его компетентность? До какой степени мог изучить и понять западную социальную систему и жизнь людей посол СССР хотя бы и за десять лет? (Послы, надо сказать, дурно влияют порой на глав государств. Достаточно назвать имя Джорджа Кеннана, бывшего посла США в Москве, фактического автора «доктрины Трумэна», послужившей теоретическим фундаментом «холодной» войны.) То есть до какой степени Яковлев может считаться знатоком Запада?— модели, по которой он и Горбачев собрались перестраивать советское общество. Утверждаю, что советский посол, находясь в привилегированной ситуации посланца великой державы, живя за высокими заборами, стесненный в свободе передвижения и посольским советским ритуалом, а также правилами поведения иностранного гражданина, не может познать истинную жизнь народа и страны. Да, ему доступны цифры: данные разведки и профессиональная информация, но личные его контакты всегда ограничены привилегированным слоем общества. Для того же, чтобы иметь полную информацию о стране и обществе, необходимо общаться с людьми всех слоев общества, и низших куда важнее, чем высших слоев. Узники золоченых клеток-дворцов, дипломаты, как правило, плохо знают народы и социальные системы стран, куда их забрасывает служба. Пойду дальше и скажу, что только тот, кто вынужден был лично испытать на себе все проблемы жизни простого труженика на Западе: искать работу, квартиру, быть без работы — имеет право сказать, что знает жизнь чужой страны. Хо Ши Мин и Дэн Сяопин работали на французских заводах, Ленин скитался по всей Европе, Муссолини работал в Швейцарии, Фидель Кастро и Че — в Соединенных Штатах, многие лидеры иранской революции долго работали и учились в США и во Франции. Вот они знали Запад. Может быть, именно поэтому их революции удались.
Итак, Яковлев, знаток видов Канады из окон посольства и лимузинов, и Горбачев, посредственный, провинциальный функционер,— два слепца на ощупь и наобум стали перестраивать великую державу и ее политический строй. По западному образцу, которого они не знали!
Возникает вопрос: в принципе возможно ли заставить тот или иной народ вдруг изменить своим традициям и начать жить в соответствии с чужими? Речь ведь идет о потрясении, сравнимом с установлением новой религии. Ответ: вдруг и мирным путем — невозможно. Насилием в нескольких поколениях — возможно. Идея возможности перестройки — чудовищное заблуждение (людей, привыкших к неограниченной власти), основанное на полном игнорировании факта существования национальных характеров. Того факта, что российский народ имеет свой особый характер, так же как его имеют арабский, китайский или еврейский народы. Наши российские традиции жизни, работы и войны не есть предрассудки, которые легко отбросить, но есть результат всей исторической жизни нашего народа Перестроить приказом, сломать русских назавтра в западных людей — невозможно. Подобная идея могла зародиться только в безграмотных мозгах тщеславных функционеров партократии.
3. Класс русофобов
Заговорщикам не удалось бы осуществить их абсурдные замыслы, если бы у них не оказалось массовой базы. Целый класс новой буржуазии к началу 80-х годов считал своей родиной Вселенную или в лучшем случае Западную Европу и США и с отвращением оглядывался вокруг, не понимая, почему они находятся в России. Откуда появились эти русофобы, да еще в количестве целого класса? Разрыв между европейски образованной интеллигенцией и народом всегда существовал в России, да, но невозможно объяснить только этим теоретическим разрывом появление целого класса чужих. Дело в том, что образованию у нас класса мазохистских русофобов помогли извне. Образование его есть результат нескольких десятилетий «холодных» психологических войн Запада против СССР. Всякий раз, с Гарвардской речи Трумэна в 1947 году, инициатором психологических войн был Запад. Не сверхъестественные причины, но высочайшая степень агрессивности, присущая всякой мощной социальной системе, толкала Запад на эти попытки уничтожения соперника — системы коммунистической. К идеологическим нападениям в печати, на радио и теле на СССР и его политический строй добавилась впоследствии умная война за обладание душами. Привилегированной целью стали души интеллектуалов. Для завоевания, «похищения» их велась умная культурная политика. (Интересно, что ЦРУ взяло на вооружение психоанализ, еще когда официальная наука США продолжала третировать открытия Фрейда как шарлатанство.) Скажем, издательство имени Чехова, спонсором его являлось ЦРУ, стало издавать не только антисоветские политические памфлеты, но и тома собраний сочинений Мандельштама, Ахматовой, Гумилева. Целью на сей раз являлось завоевание расположения советского интеллигента. Всего лишь расположения пока. (А там, когда увяз коготок, то и всей птичке пропасть…)
Когда с пришествием Хрущева к власти коммунистическая система вступила в эпоху декаданса, ведение психологических военных действий облегчилось. Со времен первого Всемирного фестиваля молодежи в Москве сделались возможными личные контакты с представителями класса, души которого предстояло захватить, сделать своими. С 60-х годов профессора, писатели, инженеры, главы госкомитетов и даже партсекретари стали массами ездить на Запад с визитами. По приглашению могущественных организаций: правительственных, парламентских, издательских «домов», мультинациональных и просто корпораций, торгующих с СССР. Их поселяли, как подобает посланцам великой державы, в привилегированных отелях, возили на экскурсии и в музеи, «обедали» (разумеется, бесплатно) в прекрасных ресторанах, в какие нормальный американец или француз попадает, если повезет, раз в жизни. Их прогуливали по великолепным улицам богатых кварталов, вдоль витрин с чудесными товарами и исподволь взращивали в них чувство восхищения всем этим. Средний буржуа ленив и нелюбопытен, у подавляющего большинства из них никогда не возникло желание расширить свои знания, проверить самому, верно ли внушаемое хозяевами впечатление: выучить язык, прочесть оппозиционные газеты и книги, посетить серые предместья богатых столиц, куда вышвырнуты бедные люди. Улетая из тщательно организованного для них Запада-рая обратно, в свои Москвы, Ленинграды, Киевы, Таллины или Тбилиси, они увозили глубоко запавшие в лабиринтах полушарий головного мозга (в виде легкой пыли или всего лишь красноватого вздутия) недоступные никакой таможенной и медицинской проверке вирусы Обожания и Зависти. Обожания жизни, которую ведут их братья по классу — западные буржуа. И зависть к братьям по классу. Прибыв на «родину», они испытывали только раздражение, все большее, временами выплескивающееся в истерию.
Бездарная внутренняя политика вырождающегося в бюрократию, все более декадентского режима, без сомнения, способствовала перерождению «наших» советских буржуа в тотальных чужаков. Большинство переродившихся никогда не ездили за границу, многие заболели, схватили вирус через передачи пропагандных «голосов», иллюстрированные журналы, музыку, чужеземные видео и даже технические рефераты. Причиной, облегчавшей течение болезни и полное превращение многих советских буржуа в чужаков, послужили и семейные, и личные счеты. Среди чужаков много детей и внуков репрессированных. Известный на всю страну чужак, мадам Сахарова-Боннэр,— дочь репрессированного секретаря ЦК КП Армении… Зачастую чужаки извлекали несомненную прибыль из своих фрондерских отношений с режимом. Какой-нибудь Евтушенко, или Вознесенский, или Эрнст Неизвестный с микроскопическим талантом стали известны только потому, что их обругал Хрущев. Их отношения с правителем великой державы сделали их, карликов в области искусства и интеллекта, знаменитыми на весь мир. Вирусы зависти и обожания удивительным образом вызвали у наших буржуа полную мутацию психики. Они стали целиком отождествлять себя с объектом обожания — Западом и считать себя его подданными. Более того, безропотно отдавшись чужой ментальности, они возненавидели не только политический строй страны, не только партию у власти, НО ВОЗНЕНАВИДЕЛИ ТРАДИЦИИ НАРОДА СВОЕГО И САМ НАРОД СВОЙ. То есть они переродились полностью. В мировой истории нет аналога их тотальному перерождению.
4. Симптомы болезни
Рассмотрим поподробнее ингредиенты ментальности типичного перерожденца-демократа. (Ибо перерожденцы-чужаки называют себя демократами.) Никакого сюрприза: разумеется, огромное количество слепого обожания богатых чужих стран и отождествление себя с их жителями. Обязательное для типичного демократа почитание «Прав Человека». Повсюду в странах «третьего мира», в Азии, Латинской Америке или Африке, население на своей шкуре давно испытало, что сформулированная Западом «Универсальная Декларация Прав Человека» — такое же орудие экспансии Запада, каким был некогда крест. Как в свое время под предлогом христианизации европейцы безжалостно колонизировали планету, Запад использует сегодня права человека как средство вмешательства во внутренние дела неугодных ему стран. Так как демократ принимает себя за полноправного гражданина ИХ мира, ему недоступно понимание истинной сущности ИХ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА, по которым нас заставляют жить.
Типичный демократ слепо верует в существование космополитического улыбчивого содружества «цивилизованных» наций. Он верует в то, что богатые нации ждут не дождутся, когда к ним прибежит вприпрыжку отощавшая Россия в рубищах лохмотьев — разделить их сытую жизнь. (Но нет, болваны! Бедные страны допускаются на пир победителей только в качестве пожираемых жертв. Бедные обречены дружить с бедными. Правительство демократов из кожи вон лезет, дабы записать Россию в престижные всякие организации вроде Международного валютного фонда, не соображая, что бедняк с 10 долларами, да, может открыть счет в банке Рокфеллера, но никогда не станет этот тщеславный бедняк Рокфеллером!)
Каждый демократ продолжает истово исповедовать оставленную неумным Сахаровым заповедь: «Всякое, даже крошечное племя имеет право на государственность»,— хотя буквальное соблюдение этой идиотической заповеди уже обошлось народам России в десятки тысяч убитых и сотни тысяч беженцев. О щедрые недоумки! Среди наций существует естественная иерархия, как и среди людей. Наиболее способные нации необходимо лидируют в мире. Каждая государственность естественным образом рождалась в кровавых войнах с соседями. Те племена, которые не смогли создать свою государственность до самого конца XX века, просто не способны ее создать. Создать искусственно какую-нибудь Беларусь или Казахстан, воспользовавшись психической эпидемией среди советской буржуазии, возможно на момент, но что будут делать эти, с позволения сказать, страны, когда мы ликвидируем эпидемию? Призовут на помощь НАТО?
Ознакомившись с их ментальностью, понимаешь, что перерожденцы — глупые и ограниченные существа. Без поддержки извне им никогда не удалось бы захватить власть в России. Не имея сил на прямую конфронтацию со своим здоровым народом, они лукаво воюют с помощью лживых мифов. Среди них — лживое утверждение, что якобы в разрушении нашей экономики повинны 70 лет советской власти. Тогда как достаточно вспомнить, как жила страна в 1985 году, чтобы понять: лгут, собаки! Введя в обиход в России (никем на планете не практикуемые) якобы «общечеловеческие» нормы изуверского мазохизма, они переименовали законную, справедливую силу нашего государства в НАСИЛИЕ, самую мощную эпоху нашей истории (1917–1953 гг.) заклеймили «кровавым прошлым» и «сталинизмом»… В связи с этим вражеским, предательским мифотворчеством я вспомнил высказывания Ницше в «Антихристе». То, что Ницше писал о подрывной роли христианства в Римской империи, можно с полным основанием отнести к деятельности перерожденцев-демократов в СССР.
«Христианство было вампиром Римской империи»… «оно взметнуло смертельную борьбу против высшего типа человека»… «сильное человеческое существо было осуждено им как предосудительный тип, как отверженный…»
Разве демократы не взметнули войну против нашей силы? Наше государство они объявили преступным, наши завоевания — преступными, нашу историю — преступной. (Речь, заметьте, идет не об идеологии коммунизма, но о совокупности российской истории, ибо история Российской империи и ее герои не менее ненавистны демократам, нежели последнее семидесятилетие). Доктор Буш имеет полное право на триумф. Да, «Соединенные Штаты выиграли психологическую войну против СССР». Им удалось вложить в несколько миллионов черепных коробок советской буржуазии (и прежде всего ее авангарда — интеллигенции) свою НАЧИНКУ. Сделать этих людей тотально чужими российской цивилизации.
5. Похитители тел
В американском фильме «Body snatchers» (Похитители тел) злобные пришельцы из космоса поселяются в телах обыкновенных американских обывателей. Близкие и соседи не подозревают, что мило улыбающиеся Джон и Джордж уже не провинциальные парни Джон и Джордж, но злобные враги всего рода человеческого. Нечто подобное произошло с частью наших соотечественников, с советской буржуазией. Начавшись как феномен социальный с недовольства режимом компартократии (вспомним первых диссидентов 60-х годов Сахарова и Солженицына, демонстрацию против интервенции в Чехословакию…), обожание, и секретное и явное, Запада как идеала сделалось эпидемией в годы застоя и превратилось в феномен клинический, в БОЛЕЗНЬ. Ибо отвращение к своей стране, к ее традициям, и чувство принадлежности к чужим невозможно отнести к политике.
Когда вирус вселился в мозг генсека Михаила Горбачева? Когда он мутировал? В Канаде? До этого? С виду русский, наш, карабкался он по ступеням власти уже не наш? Или сделался таковым, став Генеральным секретарем? На встрече двух вождей-мутантов в Канаде было решено поднять восстание мутантов страны против ее здорового населения? Как бы там ни было, Горбачев получил поддержку нескольких миллионов с виду нормальных якобы советских людей, которые, оказалось, были мутантами и давно исповедовали другие идеалы и молились ИХ БОГУ, а не нашим родным богам и иконам.
Восстание мутантов свирепствует восемь лет. Из легкого бунта оно превратилось во всеразрушающий процесс. То, что происходит, не есть борьба капиталистической идеологии против коммунистической. Идеологии тут вообще ни при чем. Происходит разрушение СССР, и это событие планетарное, значительнее падения Римской империи. Мы наблюдаем гибель цивилизации. Пришельцы изнутри нанесли смертельный удар великолепной российской цивилизации, объединявшей и сдерживавшей агрессивные эмоции 130 народов и племен, позволявшей БЫТЬ МИРУ на великом пространстве от Балтийского моря до Тихого океана.
Следует избавить страну от мутантов. Подавить их восстание. Для этого прежде всего нужно научиться распознавать их среди здоровых наших сограждан. Первый их признак — безжалостная бесстрастность. Присмотритесь к отставному Горбачеву. Отвлекшись от упитанной его внешности провинциального функционера, обратите внимание на его глаза. Из них, пустых и темных, исходит космический бесстрастный холод. Такой же слепой взгляд у президента России Ельцина. Чем объяснить неэмоциональное равнодушие обоих к тому, что по миру пущен весь народ, к безропотной отдаче чужим циклопических жизненных пространств, к виду и запаху русской крови, чем, помимо того, что оба — ЧУЖАКИ? Тотально чужие. Потому они, раболепно следуя чужим теоретическим схемам, уничтожают страну и подвергают неслыханным испытаниям народы российской цивилизации. Нет, тут не политика, тут не экономические проблемы, тут чистая биология замешана, клетки, плазма. Они чужие России на уровне клеток, вот что! Лже-Михаил и Лже-Борис, а с ними их колонны мутантов у Белого Дома…
Загляните в газеты мутантов: патологическое зубоскальство, издевательский юмор по поводу несчастий России, похабное удовольствие от того, что рассыпался СССР. Удивительно, уму непостижимо, ни одна национальная пресса ни единой страны в мире не позволит себе этого! Непостижимо, да, если считать ИХ соотечественниками, но если знать, что они на самом деле мутанты, вселившиеся в тела чужие духи,— так и должно быть. Что им до наших несчастий, до русских смертей, до запаха русской крови? В их собственной ледяной крови — вся таблица Менделеева, и редкие металлы, встречающиеся только в метеоритах!
№70(10769), 23 мая 1992 года
Манифест российского национализма
Российский националист считает своими следующие принципы.
Исторический. Российский националист принимает всю историю российской государственности, включая ее советский период. Маршал Жуков для него не менее герой, чем князь Александр Невский и генералиссимус Суворов. Последняя Гражданская война происходила между красными и белыми по поводу различного понимания будущего России. Но и те и другие были патриотами. Российский национализм равно наследует Петру I и Ленину. Без советского звена невозможна живая связь между нами и российской историей.
Российская государственность принимала поочередно различные формы: великого княжества, царства, российской империи и наконец СССР, но она никогда не была колониальной империей. Доступ в элиту российского государства был всегда доступен нерусским, и одно это обстоятельство противоречит принципу колониализма, каковой есть господство одной нации. Рюрик, Екатерина, Бронштейн, Джугашвили управляли российским государством, а в республиках сидели царьки Рашидовы и Шеварднадзе.
Границы. Российская государственность свободно распространилась в Сибирь, Среднюю Азию, на Кавказ не военным подчинением, как утверждают наши враги, но разлитием российской цивилизации. Российская цивилизация есть одна из великих цивилизаций современности. Другие — англо-саксонская, иберийская (то есть испано-португальская), французская, германская. У каждой цивилизации исторически установились свои естественные границы. (К примеру, англосаксонская цивилизация навеки укоренилась в Северной Америке и Австралии, иберийская — в Южной Америке.) Мы, россияне, имеем такое же законное право защищать границы своей цивилизации, как и англосаксы или германцы. Всего лишь административные границы коммунистической эпохи должны быть немедленно пересмотрены согласно двум критериям: 1. Минимальный. Там, где живет русский народ,— суть российская территория. (Крым, к примеру, с городом-героем Севастополем — российская земля, так же как и Харьков, Донецкий бассейн и населенные казаками области Казахстана и приднестровские русские области.) 2. Максимальный. Там, где живут народы, считающие себя принадлежащими российской цивилизации,— суть российская территория и находится под защитой могущества России (Осетия, воевавшая во всех наших войнах,— яркий пример).
Государство. Российский националист не признает антиконституционного уничтожения СССР. Российский националист выступает за единую мощную государственность в пределах российской цивилизации. Без мощного централизованного государства территории российской цивилизации ожидает хаос и кровопролитные междуусобные войны. Оно есть организм коллективной защиты российских народов от внешних и внутренних врагов — средство сдерживания межплеменных распрей. Российское государство объединяло и сдерживало агрессивные эмоции 130 народов и племен в течение нескольких столетий, и мир царил на великом пространстве от Балтийского моря до Тихого океана. Стоило российской государственности отступить, засомневаться в себе, и кровавые раны конфликтов (армяно-азербайджанский лишь один из них) кровоточат в теле Евразии.
Все, что хорошо для моего государства,— хорошо для меня. Всё в государстве. Ничто помимо государства.
Определение россиянина. Россиянин определяется не по крови и не по религиозному вероисповеданию. «Кровь ни у кого не чиста»,— скептически писал великий россиянин Константин Леонтьев. В XVII веке русская аристократия насчитывала 159 семейств татарского происхождения, 168 семейств Рюриковичей и 223 семейства польско-литовского происхождения. ТОТ, КТО СЧИТАЕТ РУССКИЙ ЯЗЫК И РУССКУЮ КУЛЬТУРУ СВОИМИ, ИСТОРИЮ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО СВОЕЙ ИСТОРИЕЙ, ЕСТЬ РОССИЯНИН. Россиянин — тот, кто считает своим лозунг: «Одна страна! Одна Родина! Один народ — российский!»
Внешняя политика: лицом к Азии. Запад многочисленными нашествиями, в первую очередь самыми страшными — наполеоновским и гитлеровским (с ними приходила вся Европа. С Гитлером: и восточноевропейские «братья» — венгры, румыны, словаки, болгары, хорваты, среди прочих), доказал, что он нам враг. Сегодня он успешно атаковал нас и побеждает самым современным оружием: «демократией» и «правами человека», и последствия применения этого оружия страшнее последствий ядерных ударов. К ядерной войне мы были подготовлены, к войне психологической — нет. «Перестройка», поощряемая Западом, разрушила наше Отечество и перессорила наши племена. Придя в чувство, отболев, разумно нам повернуться лицом к Востоку, к прародине нашей, к Азии. Там наши корни, там нам следует искать друзей и союзников. Будущее России в союзе с исламом. И православие, и ислам подвергаются агрессии Запада уже тысячелетие. Потому мы — естественные союзники. (Противостояние сербов и «мусульман» в Боснии скорее исключение, подтверждающее правило, и обусловлено местными проблемами.) Если же ислам и исламские страны объявят себя врагами России, что же, придется бороться и против них!
Ельцинский режим — не демократия. Спрятавшись за сомнительную законность президента, якобы демократически выбранного (но его предвыборная программа ничего не имела общего с его сегодняшними действиями), к власти, воспользовавшись августовским путчем, пришло самовольное меньшинство, никого, кроме себя, не представляющее. В России Ельцина НЕ СОБЛЮДЕНЫ ВСЕ ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ПОДЛИННОЙ ДЕМОКРАТИИ. Они суть: 1. Демократически выбранный парламент; 2. Многопартийная система; 3. Регулярно назначаемые выборы; 4. Независимая система судопроизводства; 5. Независимые средства информации; 6. Демократическая конституция. Парламент России (Совет депутатов) избран в 1990 году, еще при старом режиме однопартийной системы, в других политических условиях. (В августе 1991 г. произошла смена политического строя.) «Выборы» 1990 года весьма отдаленно напоминали демократические, и сам Ельцин был «избран» в парламент и затем стал его главой путем манипуляций, которые были бы признаны незаконными даже в самой хилой демократии. Теперь президент-«демократ», впрочем, грозится «разогнать к чертовой матери» даже такой «свой», уязвимый и постоянно шантажируемый им парламент… В 1989–1992 годах в России возникло множество партий, но участия в политической жизни они принимать не могут, их не пускает авторитарный режим. ВСЯКИЕ выборы отсрочены президентским указом до конца 1992 года и, без сомнения, будут отсрочены далее… Система судопроизводства унаследована Россией от «тоталитарного» государства. Никаких реформ судопроизводства проведено не было… Самые могущественные средства информации — Центральное телевидение, АПН и ТАСС — были захвачены Ельциным и К° еще 24 августа и находятся безраздельно в руках правительства… Что до Конституции, то ее нет вообще…
Если бы президент демократической страны США в сговоре с губернаторами штатов, скажем, Аляска, Нью-Йорк и Калифорния уничтожил бы государство — Соединенные Штаты Америки? Если бы президент США «освободил» цены, повысив их в 10, 20, 30 и даже 40 раз и в шесть месяцев лишил бы средний класс американцев (именно они самые бережливые) их сбережений, ограбив их таким образом? Имел бы этот президент право называть себя демократом? Он не имел бы права оставаться президентом.
Российский националист считает принципы многопартийности политической жизни, регулярно назначаемые выборы, независимость законодательной власти (Советов), независимость судебной системы и средств информации СВОИМИ ПРИНЦИПАМИ. Однако он требует, чтобы все эти принципы подчинялись главенствующему: РОССИЙСКИМ НАЦИОНАЛЬНЫМ ИНТЕРЕСАМ.
Идеология. Реставрация коммунизма? Демократия? Нет — национальная идеология. Страну не нужно, нежелательно и НЕВОЗМОЖНО вернуть под управление компартократии. Возврат к коммунистической системе невозможен. Успела доказать свою преступность доморощенная «демократия», которая таковой не является. «Демократия» спекулянтов и коррупции, «демократия» криминальных бирж и нищенства 80 процентов населения — преступна! «Демократия», укравшая сбережения своего народа,— преступна. Мазохистские и предательские «идеалы перестройки», «политика нового мышления», «принцип общечеловеческих ценностей», позволившие поставить нашу страну на колени и расчленить ее, должны быть осуждены навсегда и бесповоротно. Лидеры, ответственные за них и за «шоковую терапию»,— преданы суду народному. Речь идет о том, чтобы страна, сбросив ярмо партократии и испытав трагедию насильственной демократизации (озападнивания), наконец создала свой политический НАЦИОНАЛЬНЫЙ строй. Коллективистские, общинные желания российского народа должны быть учтены при создании новой национальной системы жизни нашего общества. Идеологией этого общества будет социальная справедливость: следует предоставить все гражданские свободы и равные возможности всем честным, работящим гражданам и ограничить размерами тюремных камер свободу преступников.
Армия. У варваров нет армий — есть орды. Армия — великолепный инструмент, первый признак цивилизованности нации. Оставив армию без политических директив, легкой мишенью чужих агрессий на Кавказе, в Молдавии и в других враждебных «республиках», режим Ельцина ежедневно предает ее. Армия должна быть немедленно выведена отовсюду, где она — бессильный обозреватель чужих страстей. И армии должны быть даны чрезвычайные полномочия и все необходимые средства для защиты российских граждан там, где этого требуют обстоятельства. Отвратительным проявлением трусости был отказ правительства Ельцина защитить Приднестровскую республику, Осетию, Абхазию.
Противокоррупционные меры. Ни один лидер, включая президента, не должен иметь больше привилегий, пока народ голоден. (За исключением привилегий охраны, средств передвижения.) Никаких дач и специальных домов отдыха. Детям и старикам немедленно отдать дачи Горбачевых и прочих Поповых. Избранные или назначенные на общественные должности лица лишаются права заниматься бизнесом. Нажившихся при прежнем режиме отдать под суд. Сбежавших за границу преследовать и там.
Народная экономическая революция. Экономическая Диктатура. Российский националист признает, что небольшое, но достаточное, чтобы жить умеренно, состояние, оставленное России коммунистической системой, разграблено и промотано за годы «перестройки» и «демократии». В стране придется произвести народную экономическую революцию на благо всех слоев общества. Основными параметрами народной экономики должны стать: рабочее самоуправление крупными предприятиями, частное владение мелкими (более всего, предприятиями легкой и пищевой промышленности), государственное владение предприятиями оборонной и энергетической промышленности, общественное (путем подписки и акций) владение средствами информации (телевидением). Корпоратизм. Параллельное, реальное равенство всех форм собственности в сельском хозяйстве (без принуждения) — и колхозной, и частной. То есть экономике быть разумно смешанной.
Однако ужасающая степень распада (практически клиническая смерть) экономики сегодня вынуждает националистов провести страну предварительно через период Экономической Диктатуры. Неумолимые карательные меры таковы:
1. Немедленное снижение цен до целесообразного уровня, базирующегося на средней зарплате рабочих и служащих, установление строжайшего диктата центра над ценами;
2. Строжайший контроль над продовольствием и его распределением, контроль над ценами на продукты питания, суровая уголовная ответственность за спекуляцию ими;
3. Немедленная остановка разрушительного процесса насильственной приватизации;
4. Восстановление оставшихся структур промышленных предприятий и аграрных структур там, где они не до конца разрушены;
5. Диктаторское вмешательство центра в экономику через чрезвычайных представителей на местах.
Если «шоковая терапия» обрекла на страдания большинство населения, лишила сбережений честного человека, среднего труженика, то цель Экономической Диктатуры — ударить по меньшинству, по вампирам, по экономическим преступникам. Восстановить справедливость.
Закон и порядок немедленно! Создание особых, усиленных отрядов по борьбе с уголовной преступностью. Временное введение военного положения в особо зараженных криминальностью районах и городах. Комбинированное применение хорошо вооруженных патрулей милиции и армии в городах и поселках страны. Изменение юридических процедур, направленных на скорейшее покарание преступников. Полная свобода милиции в выборе способов борьбы с преступностью. Никаких выстрелов в воздух — сразу в цель. Убрать преступников с улиц, сделать жизнь российского населения безопасной. Если нужно будет для этого перестрелять несколько сотен двуногих волков — националисты готовы на это.
Убрать от власти класс функционеров. Вина за разрушение государства и за обнищание населения полностью и всецело лежит на политическом классе, находящемся у власти с 1953 года по сегодняшний день. Класс номенклатурных партийных функционеров, лишь перекрестившись в «демократов», занимает лидерские кресла по-прежнему. Пожертвовав КПСС, создавшей ее, правящая номенклатурная элита ловко спасла себя. Националисты оспаривают власть у правительства, возглавляемого функционерами и состоящего из номенклатуры. Бездарный класс должен уступить место истинно народным российским лидерам.
Немедленные выборы. Общество не было проконсультировано ни Горбачевым по поводу «перестройки», ни Ельциным по поводу смены политического строя в стране (21–24 августа 1991 г.) и антиконституционного роспуска СССР. Горбачевская «перестройка» и ельцинская буржуазная революция были государственными переворотами сверху. Выборы в Совет России необходимы сегодня, дабы установилось справедливое представительство всех политических сил страны в ее парламенте. Легальные основания для выборов в Совет России:
1. В стране сменился политический строй;
2. Россия уже не республика в составе СССР;
3. Страной правит самовольное меньшинство, захватившее власть насильственно благодаря неудаче (спровоцированного?) августовского путча.
Должна быть подвергнута проверке выборами и законность президента России. Ведь Ельцин был избран еще при однопартийном режиме КПСС, и его избирательная программа не включала в себя проект уничтожения СССР или изменение политического строя в стране. Избиратели, таким образом, не давали ему санкции на эти трагические политические решения, так же как они не давали ему санкции на их ограбление освобождением цен.
Российский националист требует консультации с народом по вышеперечисленным трагическим решениям. Он считает, что оппозиция режиму Ельцина обязана добиваться проведения выборов в Совет России и местные Советы депутатов одновременно с референдумом недоверия столь опасному для народа президенту. Если авторитарный режим Ельцина откажется организовать выборы-референдум, оппозиции следует провести их самостоятельно. Чего бы это ни стоило. На территории всей страны, включая области самозваных «республик», населенные русским народом, обязательно. И в областях, населенных иными российскими народами, если они этого желают.
Национальная революция. Все вышедекларированные принципы могут быть соблюдены и цели достигнуты только при условии прихода к власти в стране истинно национальных сил. Национальные силы в свободной стране могли бы прийти к власти путем выборов. Национальные силы должны попытаться это сделать и в условиях авторитарного режима Ельцина. Если режим откажется провести выборы, или, проведя их, фальсифицирует, или не признает их результатов, или попытается уничтожить оппозицию силой — остается путь национальной революции. Тогда только путем НАЦИОНАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ российский народ сможет сохранить свое государственное, территориальное, экономическое, национальное и культурное единство. Три основных принципа НАЦИОНАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ: национальная российская политика — внутренняя и внешняя, национальная экономика на благо всех слоев населения, новые национальные лидеры.
№79(10778), 12 июня 1992 года
Права человека: живые и мёртвые
Универсальная Декларация прав человека в последние пару десятилетий разбухла в значении до размеров интернациональных заповедей, едва ли не скрижалей Новейшего Завета, сброшенных с высот ООН на нашу грешную землю ангелами, а то и самим Господом. По ним предписывается жить всему человечеству. Открытых противников у прав человека уже нет. Правами человека клялись «святые» Мандела и Сахаров. Заслышав заповеди прав, якобы немедленно обращаются в прах «тоталитарные» режимы и диктатуры… Я выяснил, однако, что о правах говорят все, но мало кто их читал. Брошюра УДПЧ меж тем всегда лежит у меня на столе. С удовольствием поделюсь с читателем своим прочтением модного текста.
Прежде всего следует указать на то, что УДПЧ — не свежий социальный кодекс, скопированный с документов XVIII века. Тощая брошюрка с тридцатью короткими заповедями (заметьте, что Уголовный кодекс любой страны — пухлая книга, т.е. запретов тысячи, прав — десятки) имеет ближайшими родственниками французскую Декларацию прав человека, принятую Конвентом 26 августа 1789 г., (17 статей), а та в свою очередь скопирована частью с «Социального Контракта» Ж.Ж. Руссо и с американской Декларации независимости. Достоверен факт, что Лафайет — французский герой американской войны за независимость, консультировался по поводу текста с Джефферсоном (тот был тогда послом США в Париже) — автором американской Декларации.
Все основные положения французской Декларации прав человека 1789 г. перенесены в УДПЧ. (а с ними, разумеется, и основные идеи американского первоисточника). Приведу здесь только первые фразы первой же статьи обеих деклараций. «Люди рождаются и пребывают свободными и равными в правах»,— открывается Декларация 1789 г. «Человеческие существа рождаются свободными и равными в достоинстве и правах»,— заявляет УДПЧ. Как видите, тот же текст. Принципы прапрапрадедушек выдохлись к концу XX века. То, что считалось и являлось истинными свободами в 1789 г., не есть свободы сегодня. Большую часть их мы имеем благодаря естественной эволюции человеческих обществ. Они превратились в банальные аксиомы общественной жизни.
Другое дело — восемнадцатый век, абсолютизм королевской власти — тогда эти принципы звучали! Капитализм ещё не родился, индустриализация едва началась а Англии, условия существования были тотально отличны от нынешних. Представьте себе мир без железных дорог, без заводов, без рабочего класса, без радио, без теле… И в этой связи представьте себе сознание населения… Нет сомнения, что для своего времени Декларация 1789 г. была революционным, могучим, опасным текстом. «Само декларирование прав не было бы трудным,— осторожно писала газета того времени «Курьер провинции»,— если бы, декларируя то, что должно быть, мы тем самым не выпускали бы манифест против того, что есть.
Безусловно, следует очертить свободу индивидуума (так же, как и человеческих коллективов) и обязанностями и правами. Однако следует декларировать современные, живые и эффективные права. Нам не нужны свободы XVIII века, мы их имеем естественным образом. Человечеству нужны новые живые права, как индивидуальные, так и коллективные. Среди них право быть, не умереть с голоду в условиях всё большего обеднения населения бедных стран (теперь к их числу относится, увы, и наша Россия), в условиях, когда каждый год население планеты увеличивается на сто миллионов человек, важнейшее право! Или вот коллективное право народа контролировать ядерные станции и ядерное оружие — разве не важнейшее право? Ведь речь идёт о жизнях миллионов людей. Насущно необходимо нациям право коллективного контроля над таким средством тоталитарного воздействия на общественное мнение, как телевидение… Список модно продолжить.
Так что помните, что права, содержащиеся в УДПЧ,— мёртвые права. Сильные мира сего пудрят вам мозги, отвлекая вас мёртвыми правами, дабы вы не требовали прав живых. Их они не хотят вам дать.
Ничего не значащими в реальном мире «правами» ловко манипулируют. Рассмотрим, как их использует Запад в международной политике.
*
Принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. (заметьте, именно в самом начале первой холодной войны) универсальная Декларация прав человека пылилась целую четверть века без употребления. Почему? Потому что четверть века после окончания второй мировой войны на территории Европы Запад продолжал вести горячие войны на неевропейских территориях планеты. Достаточно напомнить о миллионах жертв в Индокитае, в Корее, в Алжире, чтобы понять полную неупотребимость в те годы сладчайших тридцати заповедей УДПЧ. Только с середины 70-х годов по мере всё большего применения в международных отношениях «мягкого насилия», т.е. методов совращения, завлекания и обмана, универсальная Декларация прав человека и идеология, в ней содержащаяся, становится эффективным оружием.
Первым использовал права человека в агрессивных целях набожный президент США Джимми Картер. Администрация Картера впервые стала применять предлог «нарушения прав человека» для вмешательства во внутренние дела той или иной страны с целью смены политического строя, неугодного Соединённым Штатам Америки. Вслед за США «политику прав человека» стали применять и другие страны Запада. Что до Картера, то он обратился к такому «моральному» способу ведения войны вовсе не от набожности или отвращения к войне горячей. Он вынужден был считаться с общественным мнением США, травмированным насилием во Вьетнаме (смертями американских солдат, не воображайте себе, что вьетнамцев!), посему государственная американская агрессия просто сменила форму. (Около десятилетия всего, исключительно «политика прав человека» служила агрессивным целям США, пока домашнее общественное мнение не оправилось от вьетнамской травмы. Но уже в 1983 г. США совершили вторжение в Гранаду, позднее в Панаму и Ирак. Так что в арсенале международной политики Соединённых Штатов осталась и «политика прав человека», и вернулось старое «жёсткое» военное вмешательство.)
В средние века, вспомним, идеология христианства оправдывала завоевательские, варварско-грабительские крестовые походы. Идея распространения истинной веры — католицизма, оправдывала для крестоносцев не только захваты у иноверцев-арабов огромных жизненных пространств на Ближнем Востоке, но и избиение ортодоксальных христиан в Византийской империи (взятие Константинополя), геноцид альбигойцев (катаров) на юге Франции, наступление германских военно-монашеских орденов на христианскую северо-западную Русь. С помощью меча и креста действовали пришельцы из Европы. Мечом уничтожая, крестом оправдывая уничтожение, насилие и захваты, были завоёваны позднее земли обеих Америк.
Нужно понимать, что права человека есть новая форма агрессивности западного империализма, в том смысле, что её цель — навязать всей планете западную модель политического устройства. Идеология прав человека подразумевает, что капиталистическая модель общества — лучшая и помещает её в конец истории. То есть вновь истинной оказывается их вера — западных европейцев, чужие идеологии и общественные системы отметаются, презираются и изгоняются. От нас — арабов, русских, китайцев, африканцев, латиноамериканцев — требуют смирения, подчинения их правам и отказа от наших собственных политических и социальных традиций и от попыток осуществления каких бы то ни было иных проектов. От нас требуют отказаться от борьбы, от поисков лучшей модели общества, заставляют принять капитализм (он же демократия) как конечный результат социальной деятельности человека.
Современный западный империализм не есть уже простая военная репрессия. Это комплексная система отношений с бедными странами третьего мира (или странами Юга, как их всё чаще называют, но как тогда называть бедную Восточную Европу и страны экс-СССР?), понять репрессивность которой можно лишь после тщательного анализа этой системы.
Ибо это — система не открытого, но обманного насилия. Поддерживать процесс ограбления и обеднения доминируемых стран, одновременно создавая иллюзию гуманизации, демократизации их режимов: вот какова роль идеологии прав человека.
Употреблённые вместе с другим мощным оружием — экономической задолженностью, права человека полностью закабаляют страны-жертвы, запутывая их в паутину обязательств «моральных» (соблюдать права) и финансовых. Умело используемые права человека и экономическая задолженность позволяют Западу не только ориентировать как внешнюю, так и внутреннюю политику стран третьего мира в своих целях, но и непосредственно вершить эту политику самому. На наших глазах Запад через Международный валютный фонд и другие высшие финансовые инстанции диктует сегодня свою политику слабой России, в ослаблении которой, вспомним, шантаж правами человека сыграл первейшую роль!
Помимо того, что права человека есть орудие империалистических целей Запада, они ещё выполняют и примирительную, обезоруживающую функцию внутри самих западных стран. Цель их в западных странах — увековечить существующую политическую систему демократии и капиталистическую экономику. Напрасно искать в статьях Декларации важнейшие истинные права человека, а именно: право на справедливое распределение национального дохода и право на восстание против несправедливых режимов, их там нет. (Между тем это важнейшее право человека — право на восстание против режима, который не удовлетворяет его.) Идея прав человека в контексте западных стран на самом деле имеет целью объявить незаконными радикальные политические оппозиции этих стран. Тех, кто борется не против всего лишь партии у власти, но против системы самой. Зачем бороться (предлагают права человека), если все права разрешены? Если разрешены, зачем изменять мир и искать «лучшего»? Какого «лучшего»? Обман здесь заключается в том, что права человека есть требования абсолютно минимальные.
Присмотримся к УДПЧ.
*
Что предлагают вам УДПЧ, если вы живёте в репрессивном обществе, какой выход из положения? Обратимся к конкретным статьям Декларации. Статья 5-я всего лишь короткая мораль, обращённая, по-видимому, к власть имущим: «Никто не должен быть подвергнут ни пыткам, ни жестоким наказаниям или обращению, негуманному или унизительному».
Ну а если уже подвергнут, что делать? Статья 8-я всего-навсего предлагает «обращение в компетентные национальные юридические инстанции против акций, нарушающих фундаментальные права, признанные конституцией и законом».
Статья 10-я провозглашает право на «Слушание дела равноправно и публично независимым трибуналом».
Статья 14-я предлагает бегство, но не восстание: «всякая личность имеет право искать убежища и профитировать от убежища в других странах».
Статья 20-я: «Всякая личность имеет право на свободу мирных собраний и ассоциаций. Никто не может быть принуждён быть членом ассоциации».
Статья 21-я сводится к тому, что «народная воля… должна выражаться через честные выборы…»
Статья 29-я напоминает, что «индивидуум имеет обязанности по отношению к обществу» и что «в исполнении своих обязанностей и употреблении своих прав каждый подчиняется только ограничениям, определённым законом исключительно для того, чтобы обеспечить признание и уважение прав и свобод других, и чтобы удовлетворить справедливые требования морали, общественного порядка и общего блага в демократическом обществе».
Единственно возможный вывод напрашивается сам собой после внимательного прочтения УДПЧ. Революционные два столетия назад, сегодня права человека есть хартия смирения, перечень дозволенных рабу условий жизни. Далеко от гордой заповеди Гёте: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них вступает в бой!»
С теми, кто отвергает минимальную идеологию послушного раба, западные отцы-законодатели не лишают себя права нарушить свои собственные принципы, которые таким образом, оказывается, писаны лишь для тех, кто их уважает. Будь то страны с неугодными режимами (Гранада, Панама, Ирак, Иран, Куба, Никарагуа, Ливия, коммунистические страны Восточной Европы и СССР до недавнего времени), или же неугодные политические партии и группы (режим Альенде в Чили, сандинисты в Никарагуа), или неугодные индивидуумы (Омар Торрихос и Норьега в Панаме),— против них законодатели прав человека ведут безжалостную борьбу на уничтожение. Нелишне напомнить здесь, что ЦРУ обучало кровавую политическую полицию шаха «CABAK» технике добывания признаний (растоптав статью 5 УДПЧ), в то самое время как набожный президент Картер выступил в крестовый поход против нарушений прав человека в мире.
Теперь вам понятно, почему советская буржуазия, придя к власти в государственном перевороте 21–25 августа, поторопилась проголосовать (!) за права человека на Съезде депутатов СССР. Права человека ни к чему их не обязывают, но зато сколько можно извлечь выгоды!
№82(10781), 20 июня 1992 года
На дворе уже диктатура
Я выступал с грузовика на освобождённой территории СССР в Останкино ещё 18 июня, т.е. за несколько дней до кровавого штурма её. Перед Алкснисом и после генерала Титова и Виктора Анпилова. Моя «экстремистская» речь (согласно «демократическим» средствам информации все речи, произнесённые там,— экстремистские) сводилась к тому, что телевидение должно принадлежать всему обществу, всем его слоям, а не правительству. Такое тоталитарное средство информации, каким является телевидение, должно контролироваться обществом, сказал я. В Соединённых Штатах Америки (каковые вовсе не являются для меня примером в других областях жизни) телевидение и радио курируются специальной Федеральной комиссией коммуникаций. Из пяти её членов трое всегда назначаются правящей партией, и двое — оппозиционной. Во Франции вопрос решён по-иному: их телевидением заправляют девять человек; из них трое назначаются президентом страны, трое — сенатом и трое — Национальным собранием. Мою «экстремистскую» речь я закончил тем, что сказал: Мы (оппозиция) имеем право на часть телевизионного времени. Полное право. Нам не дают нашу долю телепрограмм (кстати сказать, куда большую, чем час, которого требовали пикетчики) только потому, что режим господина Ельцина есть авторитарный режим. При настоящей нефальшивой демократии средства информации независимы от правительства (так же, как независимо в демократии судопроизводство, и регулярно назначаются выборы, выборы же в стране Ельцина запрещены).
В следующий раз я побывал в Останкино уже 22 июня около 17 часов. Окрестности Останкино напоминали военный лагерь. Многие сотни милицейских и военных автомобилей, машины связи, пожарные машины с трубами водомётов, конная милиция и даже собаки! Не было у Останкино только танков. Дюжие, откормленные молодцы всех видов вооружений (автоматы, револьверы, щиты пластмассовые, щиты-«корыта» металлические, дубинки, бронежилеты, каски пластмассовые, каски зелёные армейские) стояли заслонами, подобно римским легионерам за щитами, маршировали, сидели у полевых кухонь жуя. Более десяти тысяч (как я сегодня узнал) милиционеров и «воинов» дивизии Дзержинского расположились лагерем, ожидая чего? Что на них набросятся безоружные пикетчики, половина из которых — женщины?
Вытесненные вместе с демонстрантами от метро «ВДНХ» (по всем правилам нас военным манёвром окружили и затем стали сжимать кольцо), я шёл со всеми на Манежную (там — разрешённая Моссоветом демонстрация в память начала войны), но у Рижского вокзала путь нам преградили милицейские и военные грузовики и цепи ОМОНа. Брюхатые гражданские также имелись в изобилии, мясистые зверюги, вооружённые кто дубинками, кто рациями. Окружённые со всех сторон люди сели на асфальт и провели митинг. Колыхались над нами флаги монархические, хоругви с ликом Христа, красные флаги с траурными лентами. В память об избитых, окровавленных, растоптанных пропавших без вести (вероятнее всего, убитых) товарищах, пострадавших при штурме палаточного городка «органами охраны порядка» накануне ночью. Вспомним, что пикетирование началось 12 июня с требованием предоставить оппозиции время на телевидении. Пикетирование было и осталось мирной демонстрацией.
Режим господина Ельцина предпочитает избивать людей, производить военные операции в останкинских зеленях и в центре города, вызвать конную милицию, приготовить собак, мобилизовать десять тысяч здоровых парней на грязную работу дробителей черепов, но не дать этот всего лишь час (!) телевизионного времени лидерам оппозиции! Практически отказывают им в свободе слова, а народу — в свободе информации.
Бывшая советская интеллигенция, кем бы вы ни были сегодня, куда бы вы себя не относили, к левым, правым, монархистам или демократам или бизнесменам, да проснитесь же вы наконец! И возмутитесь! На дворе у вас давно диктатура. Пока идут разговоры о Пиночете в будущем, об опасности переворота справа, об опасности якобы русского национализма или национал-коммунизма. Пиночет уже у власти. Погоны на плечах «Пиночета» вовсе не обязательны. В сером костюме Пиночет также агрессивен… Общество будоражат слухи о возможном введении военного положения. Одни его боятся, другие — желают. Но ведь применение армии (в данном случае солдат дивизии Дзержинского) в мирное время против мирной демонстрации и есть непременный признак военного положения. Оно уже существует, необъявленное, это положение.
Перестройка дегенерировала в режим господина полковника Ельцина (как секретарь обкома КПСС он имел право не меньшее чем на полковничий чин) — режим бесцеремонный, нагло антидемократический и полувоенный. Бывшие диссиденты-правозащитники, почему вы молчите? Ведь в то время, как общество пугают «красно-коричневой опасностью», среди бела дня десяток тысяч военных в погонах и без попирают на улицах Москвы права граждан на свободу слова, собраний и информации. Это ведь Анпилова пытаются посадить сегодня, публично и скандально обсуждая возможность этого в сенах российского парламента, а не наоборот! (При Брежневе до подобного бесстыдства не доходили. Сослали Сахарова в Горький, да, но не прикрывались парламентом и законностью). Это трудовую Россию травят, бьют и гонят, а не «Трудовая Россия», знаете ли, изгнала бедный ОМОН и армию из города и запретила им собираться.
Я обращаюсь к бывшим советской интеллигенции, ко всем тем, кто выступал ещё семь лет назад против несправедливости и беззаконности старого режима. Почему же вы молчите? Вы живёте при диктатуре! Сапоги маршируют по московским площадям. Отбросим побочные обстоятельства и детали конфликта у Останкино: ведь произошло кровавая и беспрецедентная воинская мобилизация только для того, чтобы не дать высказаться на телевидении Анпилову или Зюганову, Алкснису или Бабурину. Да они имеют на это право уже потому, что за ними идёт часть общества. Даже если вы с их мнением не согласны, господа Лужковы, Ельцины и Яковлевы,— вы обязаны дать им слово. Ведь это вы клянётесь ежедневно правами человека и записались в родственники демократии.
В России должны быть проведены всеобщие выборы в парламент. До этого всем партиям, и оппозиционным, обязательно должно быть предоставлено равное время на телевидении для ознакомления общества с программами этих партий. И да состоятся свободные выборы в законодательный независимый парламент. Вот тут мы и выясним истину, какая часть населения поддерживает правительство и какая — оппозиционные партии.
Но выборы отсрочены (читай: запрещены). По России грохочут сегодня сапоги ОМОНа и милицейский ботинки. Диктатура здесь. Она пришла. Уже полувоенная диктатура.
№84(10783), 25 июня 1992 года
Когда иду я по Арбату
19 июня. Раннее утро. На пикетировании Фонда Горбачева. Два лейтенанта милиции приехали первыми, вышли не спеша из машины, оглядели лозунги и пикетчиков. («Горби — холуй Буша и К°. Преступника к суду!», «Лжедемократы — вон из России! Вы украли у народа все: страну, землю, телерадио, у детей — хлеб, молоко!») Неохотно потребовали разойтись. Когда назвавшийся Петровым Сергеем Петровичем пикетчик объяснил им, что разрешения на пикетирование нет, но Фонд Горбачева — не государственное учреждение, потому разрешение не требуется, лейтенанты расслабились, может быть, и не поверив. Расслабившись, они разговорились. Особенного сочувствия они не показали, но тот, что постарше, с расшлепанным носом-картошкой, изрек удивительно мудрую фразу, привожу дословно: «КОГДА НАЧИНАЕТСЯ РЕВОЛЮЦИЯ, ТОГДА КАЖДЫЙ ВЫБИРАЕТ, КОМУ ЕМУ СЛУЖИТЬ — НАРОДУ ИЛИ ЗАКОНУ». Я вторгся в беседу. Я сказал: «Вот я вчера был в Останкино. Такое впечатление, что революция уже началась». Лейтенант задумался: «Не… Нет еще…» И ушел к машине звонить по рации, очевидно, проверять, нужно ли разрешение на пикетирование частной организации.
*
20 июня поздно, ближе к полуночи, оказался на Красной площади, привлеченный скрежетом и воплями, раздирающими воздух, пришагал с Тверской. На гигантской сцене перед Историческим музеем (строение размером с шестиэтажный дом) орет некто, кажется, девушка: «Не плачь, бейби, бейби, не плачь!»
От сверхмощных усилителей содрогается брусчатка площади, звук ударяет о диафрагму под живот. Бродят люди, подавляющее большинство с ошалелыми лицами. Даже иностранные туристы шокированы… Оказалось, идет репетиция рок-концерта, который состоится ночью 22 июня. «Не плачь, бейби, бейби, не плачь!» Рок-н-ролл отрицать бессмысленно, я сам посетил за свою жизнь с сотню рок-концертов, был даже приятелем нескольких известных американских рокеров, но на Красной площади?! Есть для этого стадионы, зал Лужников. Ничтожная музыка на священной площади страны — агрессия против символа государственности, против старых камней — расшатывают их тысячи децибел… Французы никогда не устроят рок-концерт у Дома Инвалидов, где помещается музей Армии, у гробницы великого Наполеона…
А исполнители, что же, совсем безмозглые орудия чьего-то замысла? После освобождения Франции от оккупантов французы стригли наголо девок, гулявших с немцами. Тех, кто на Красной площади выл, той самой, где праздновали победу, за которую заплачено 20 миллионами наших жизней, тех стричь мало… Шакалы…
*
Начало июля. Стою в очереди в кассу в булочной на Бутырской улице. Еду в Приднестровье с Киевского вокзала. Зашел купить хлеба в дорогу. Впереди меня старуха (чистая седая голова, в светлой чистой кофте) долго пересчитывает рубли и трояки трясущимися руками. Снова и снова.
Моложавый старик (белая кепка, седые волосы из-под кепки, костюм с чужого, явно сыновнего плеча, брюки слишком длинные, кошелка из ивовых прутьев в руке), оборачиваясь: «Что, мать, передать боишься?»
Старуха, должно быть, не расслышав, спокойно: «Я черный беру. От белого меня давно отучили».
Старик: «Только на хлеб один уходит целая зарплата, ей-богу… Если взрослому мужчине нужно полбуханки… (не слышно.— Э.Л.) получается, в месяц на семью нужно… 600 рублей только на хлеб?»
Старуха (очень спокойно) закрывает старый кошелек: «К весне умирать буду…» Обернувшись, смотрит на меня. Поясняет мне: «К весне следующего года».
Очередь молчаливая, но не мрачная, даже ветерок гуляет июльский, заворачивая с улицы в магазин. От кассы все идут получать хлеб. Прослеживается железная, закономерная связь между возрастом и покупаемым хлебом. Люди помоложе покупают хлеб белый, дорогой. Старики все больше берут четвертушки и половинки черного. Российское новое общество осуществляет хладнокровный геноцид своих стариков. Стоит жара… Выхожу, и асфальт мягкий под ботинками, иду к метро, размышляя: «Старуха спокойно приготовилась умирать к весне. А что, смерть освобождает от унижений…»
*
На Старом Арбате откормленные молодые люди призывного возраста торгуют мундирами, шинелями, фуражками, знаменами великой Армии. Продают регалии славы отцов, дедов и прадедов: ордена, медали, эмблемы. Спекулируют историей, флотский мундир — 3.000 рублей. Футболки с надписью КГБ и щитом и мечом — эмблемой некогда могущественной организации — 800 рублей… Мясомассые, плечистые, накачанные, накормленные, красномордые, хлебают ребятки-дезертиры, сидя у лотков с награбленным, немецкое пиво из бутылок. Мародеры. Мародеры, обчистившие стариков, они спекулируют на том, что создали и освятили своей кровью предыдущие поколения. С полей нашей славы свезли на Старый Арбат награбленное — МАРОДЕРЫ.
В установившемся на российской земле «цивилизованном обществе» тот, кто моложе и мясистее, у кого толстая и розовая шея, бревна-руки и голова, способная к нехитрым комбинациям обмана ближнего, тот и господин, тот и пан. Честные люди, старые люди, наивные «патриоты», те, для кого Честь, Родина, Государство, Россия — слова священные,— все они в 1992 году в Москве есть ундерменши, недолюди. Это красношеие дезертиры и мародеры есть супермены нового общества. Проходя меж лотков с выставленными на продажу реликвиями нашей национальной славы, наблюдая бесстыдные, упитанные будки спекулянтов-МАРОДЕРОВ, я бормочу всегда одни и те же строки, они сами придумались мне: «КОГДА ИДУ Я ПО АРБАТУ, МНЕ ХОЧЕТСЯ ИМЕТЬ ГРАНАТУ…»
*
В Приднестровье, на фронте в Бендерах, в окопах между Григориуполем и Дубоссарами, на позициях на Дубоссарской ГЭС — тоже молодые люди. 20–25 лет. Но какой контраст с арбатской сволочью! Из Ленинграда, из Одессы, из Москвы, с Кубани и Терека и из Сибири приехали в Приднестровье самые смелые. Привет вам, ребята с передового поста в здании общежития на Первомайской улице в Бендерах, привет вам, ребята из отряда старшего лейтенанта Кириллова, привет вам, терские казаки есаула Колонтаева, державшие позицию на дороге на Кошницу, привет тебе, Саша Косапчук в Бендерах, привет тебе, Андрей, лейтенант-разведчик из Ленинграда… У вас там пока перемирие. Может, загрузитесь в пару военных самолетов и прилетите очистить столицу от мародеров?
*
Поучительна поездка через Украину в поезде Одесса—Москва. Поезд идет добрые 17–18 часов по территории ныне чужого, еще не враждебного, но совсем не дружественного государства. Это чувствуешь кожей. Молчаливо-угрожающая обстановка на разомлевших от жары пустых станциях. На всех вокзалах, запущенных, грязных, новенькие гербы нового государства. Физически пугает тот факт, что географически наша русская граница передвинулась так близко к Москве. От Брянщины до Москвы всего каких-то шесть часов не очень спешным этим поездом. Меньше суток, если вдуматься, для чужих танков. (Но, похабная, торгует столица знаками военной доблести, словно они ей не понадобятся…)
Но понадобятся… И очень скоро. Вышел на станции: почему-то остановился поезд, хотя не должен бы. Мелкая станция. Туалет M и Ж. Полинявший киоск «Соки — Воды» закрыт. Слоняются солдат с прапорщиком без головных уборов. Кажется, поддатые. Посредине асфальтовой площади присели два пассажира нашего поезда — голые до пояса, в шортах и шлепанцах. Еще один в тренировочных брюках подошел, присел на корточки. Сидят, как три курицы. На облупленном киоске «Соки — Воды» — плакаты. Чтобы убить время, вчитался. Благо, хорошо знаю украинский, без проблем. (В русской школе в Харькове со второго класса заставляли учить. В украинские школы родители детей отдавать не хотели — считалось, провинциальным ребенок вырастет.) Верхняя часть плаката сорвана, но все понятно и по остатку текста. Списываю аккуратно, переводя:
«…3. На нары всех заговорщиков Крыма. 4. Введение в Крыму президентского правления. 5. Крыму — статус района Херсонской области. МЫ ТРЕБУЕМ ОТ ПРЕЗИДЕНТА ДАТЬ СИГНАЛ К КРЕСТОВОМУ ПОХОДУ НА КРЫМ! Сбор в 9:00… (следует адрес.— Э.Л.). Мы победим! УКРАИНСКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ».
Рядом еще плакат.
«ВНИМАНИЕ! Физически здоровые мужчины, без лишних психологических комплексов, те, которые желают принять участие в действиях, направленных на защиту национальных интересов в Приднестровье, Крыму и других регионах, могут осуществить свои мечты в рядах УКРАИНСКОЙ НАРОДНОЙ САМООБОРОНЫ. Запись добровольцев ежедневно с 14 до 19 часов по адресу: г.Киев, переулок Музейный, 8; г.Винница (следует адрес.— Э.Л.)… КОМАНДА УНСО».
Я вспомнил, что в июне (18-го?) боевики Украинской национальной ассамблеи (это именно они УНСО) в количестве 80 человек напали на Киево-Печерскую Лавру. Пострадали тогда 16 священнослужителей и прихожан. Сегодня «осуществить свои мечты» для «физически здоровых мужчин без комплексов» на территории Украины несложно. Некоторые запреты, ограничивающие действия подобных мечтательных мужчин, еще существуют, но их все меньше. Пока российские демократические телевидение и пресса эйфорически освещают встречи все более игривых и самодовольных, упоенных властью Кравчука с Ельциным, убаюкивая себя и общественное мнение России тем, что все спокойно на Украине, на деле там идет необратимый процесс все большего отравления украинцев ядом агрессивного национализма. Повторяется случившееся в Хорватии. Я знаю, о чем говорю. Я был в Югославии «до» (в 1989 г.) и «после» (в 1991 г.), уже на фронте.
В Москве товарищи с Украины передали мне толстый пакет газет и журналов. Экстремистские националистические издания. «Замкова гора», «Украинские обрии», «Наш клич», «Нескорена нация», «Националистична Украина», «Висти»… Когда-нибудь эти издания будут разыскивать наши потомки, пытаясь разобраться, как же начались гражданская война на Украине и кровавый затяжной конфликт между Украиной и Россией. Им нетрудно будет отыскать начало, первые подземные толчки гражданской войны вот в таких, например, строках:
«Московский народ всегда был диким племенем, которое никогда не имело своей культуры, а крало ее у других, всегда было общиной неполноценных варваров» («Националистична Украина», 1991, №1).
Или вот в таком призыве-инструкции, воистину «мужчины без комплексов» сочинили этот призыв:
«…Задача наших организаций, нашего народа заключается не столько в том, чтобы добыть независимость, а сколько в том, чтобы добить Россию в том виде, в котором она существует сейчас… Деятельность наших организаций должна быть перенесена на территорию противника… До того, пока Россия будет существовать в том размере, в каком она сейчас существует, пока она не будет возвращена к границам времен Ивана III, до тех пор о реальной независимости не может быть и речи» («Висти», 1991, №6).
Наши потомки, «роясь в сегодняшнем, окаменевшем», узнают, что незадолго до начала гражданской войны на Украине журнал «Наш клич» (1992, №1) подстрекательски писал:
«Украина, которую мы должны оставить потомкам,— это Украина для украинцев, а не для международного базара».
А «Нескорена нация» в сентябрьском номере за 1991 год уточняла доктрину следующим образом:
«Демократических разглагольствований о предоставлении равных прав коренным и некоренным нациям… оно (украинское правительство.— Э.Л.) не допустит… В Украине есть коренные нации и национальности. Это украинцы, крымские татары, караимы и крымчаки. На Украине есть и представители некоренных наций. Это русские, белорусы, поляки, евреи, болгары и другие. Объем прав коренных и некоренных наций разный. Коренные нации имеют право на самоопределение на своей этнографической территории, представители некоренных наций такого права не имеют… Именно по этим причинам на Украине невозможно говорить о равноправии наций».
Продолжая рыться «в сегодняшнем, окаменевшем», наши потомки не смогут не заметить (увы, этого не хочет замечать демократически настроенный обыватель в России и даже его собрат — обыватель на Украине) явный, безостановочный «прогресс» в процессе отравления сознания украинцев националистическим ядом. В своем первом номере за 1992 год «Замкова гора» переходит от призывов к делу — дает уже подробный рецепт изготовления напалма в домашних условиях (сопровождая его рисунками), а также способы его применения с максимальным эффектом для разрушения строений и уничтожения людей. В этом же номере объявлено о создании структур УНСО. А 18 июня отряд в 80 человек напал на Киево-Печерскую лавру. Потомки поймут, что в 1992 году доселе пребывавшие в инкубационном периоде (доселе запеленутые в коконы малотиражных публикаций) экстремистские украинские националистические идеи сделались доступны широкой публике. Вожди УНА и УНСО стали получать доступ на центральное радио и телевидение Украины.
Умудренные куда большим опытом, чем мы, потомки будут много циничнее нас и потому пожмут плечами и констатируют: «Да, все к концу 1992 года было готово для гражданской войны на Украине».
Москва буйно заросла деревьями и всякой зеленью, как зарастают оставленные жителями города. Рано утром блуждаю в районе Ленинского проспекта. Отсюда, с улицы Марии Ульяновой, уезжал я за границу восемнадцать лет тому назад. На соседней улице Крупской в парковой полосе скульптура Ленина и Крупской залита белой краской. Но у ног их все же свежие цветы.
№117(10816), 10 сентября 1992 года
Дачники
Конец июня. Посещение бывшей дачи Мураховского, экс-друга экс-Горбачева. До этого дача была местом обитания предыдущих вельмож. Меня и нескольких молодых людей из партии Жириновского привез сюда на поучительную экскурсию человек из министерства иностранных дел. Я никогда не видел мест обитания советских вельмож. Придя в сознание в одной комнате, я так и ушел впоследствии от родителей из одной комнаты во взрослую жизнь, где меня тоже ждали… комнаты.
Как корабль, оснащенный палубами многочисленных террас и трюмами с сауной, бассейном, гимнастическими залами, стоит в старом сосновом бору нелепое, где трех- где и четырехэтажное сооружение. Бесполезно огромные спальни. Банкетный зал на черт знает сколько персон. Террасы. Самая огромная — асфальтирована! Мебель, очевидно, лучшая из возможных, поражает своим вычурным мещанством едва ли не XIX века. Множество дверей, переходов, лестничных маршей, вешалок… Нет, однако, библиотеки, нет вообще ни единой книги! И как я ни старался, я не нашел ничего похожего на рабочий кабинет хозяина.
В сонном кисловатом мареве, в паутинах, в запахе плесени плавает вокруг сосновый лес. Зудит комарами. Сосны, судя по чудовищной толщине стволов,— столетние, если не двухсотлетние.
В настоящий момент дача необитаема и находится в ведении министерства иностранных дел. Министерство собирается дачу сдавать за 22 миллиона в год. По-прежнему живет в глубине участка, если пройти по асфальтовой дороге, семья, обслуживающая дачу. К сосне привязана темная, неприятно-молчаливая, худая немецкая овчарка со злыми глазами. У семьи лакеев свой дом о двух этажах, сам по себе приличная дача. Лакей-мужчина до сих пор сговорчив, послушен и заискивает перед человеком, приведшим нас. Женская половина семьи зло ворчит и время от времени отказывается выполнять указания: отпирать ту или иную дверь. Она этого не произносит, но поведение ее ясно выражает следующий текст: «Ездят тут всякие! Нет на вас настоящего хозяина!»
Я попробовал углубиться в природу, в участок. Трудно. Когда воздвигали жилища вельмож, их воздвигали в лесу, разгородив лес на участки заборами. Я обнаружил гигантский ствол сосны, спиленный, да и брошенный. Видны попытки распилить ствол и убрать его. Но работа не закончена, распилы старые, перестройка и здесь не удалась. Отступились перед тяжелой работой. Будет гнить мощное дерево.
На чудовищной величины банкетном столе съели мы привезенные с собой жалкие наши припасы: колбасу, огурцы и выпили пива. Из двери обшарили стол, я успел увидеть торжествующе-презрительные глаза прислуги. И спрятались. Вероятно, подумала: колбасу! На таком столе! Где гусей, кабанов и медвежатину поедали!
Шофер свозил нас к Москве-реке. Мелкая, с быстрым течением и довольно чистой водой. Пустые гнезда ласточек ли, стрижей — в обрыве на том берегу. На песке несколько групп купальщиков и купальщиц с холеными лицами и телами. Дети вельмож, их внуки? Искупавшись, мы вернулись.
Я побродил еще по дому, пытаясь понять: что за жизнь была тут у советских вельмож? Дачная, по Чехову, сытая и сонная. Завтракали, обедали, спали после обеда. Парились в сауне, пили водку и ликеры, принимали гостей, подолгу засиживались на террасе, сплетничая. Натирались мазями от комаров. Ездили купаться в Москве-реке. Окруженные толстыми детьми, смотрели в банкетном зале телевизор. Ну ладно, книги, предположим, вывезли. Но никаких следов работы какой бы то ни было, умственной ли, физической ли, я не обнаружил. Давно не ремонтированные стены, однако, девственно нетронуты: никаких следов кнопок ли, гвоздей ли — приколоть к стене карту, диаграмму, да, черт возьми, просто фотографию старых родителей или последнюю депешу АНН, чтоб вчитаться, на несколько часов приколоть… Я нашел великолепную светлую комнату на третьем этаже и, расхаживая по ней, думал: здесь он мог поставить себе ксерокс-машину, здесь — факс, тут бы можно было поместить несколько телетайпов, чтобы получать новости прямо сюда. Здесь — стеллажи с нужными справочными изданиями… Но нет, никаких следов РАБОТЫ я не нашел. Лишь следы ПРАЗДНОСТИ.
Вот как они потеряли власть. Вот здесь они потеряли власть задолго до того, как ее вырвали у них из рук. (Их завистливые, менее ожиревшие, чем они, замы и эксперты. Ельцины и юристы Собчаки.)
Когда умер истовый тиран, не дававший отдыха ни себе, ни другим, чье окно светилось в Кремле до трех утра, партия стала быстро терять форму и обрастать жиром. Дотоле великолепный военно-монашеский орден — мускулистый и суровый, партия изнежилась и всего лишь за 30 лет стала организацией, возглавляемой дачниками. Здесь, в сытой жаре, под писк комариный, в пару сауны, под цветное мелькание телевизоров и потеряли они власть, задолго до 1985 года. Так жиреют неизбежно и наживают себе болезнь сердца небегающие охотничьи собаки.
Если чеховский Вишневый сад стал символом крушения помещичьей жизни, то Дача партийного вельможи — символ одряхления партократии. Правящий класс-импотент, увы, изгнан с дач классом-полуимпотентом. Когда я уезжал, шофер МИДа отвозил меня в Москву, через улицу, в даче напротив, ворота были настежь распахнуты. Рабочие сгружали с грузовика новенькие радиаторы. Многие десятки. «Утепляются!— вздохнул шофер.— Мне бы один такой».— «Чья дача?» — спросил я. Он назвал фамилию известного аппаратчика. «Во время революций первыми всегда овладевают властью те, кто при старом режиме был к ней наиболее близок. В 1789 году аристократы были первыми, кто взял власть…» — вспомнил я слова Маркса. Разумное наблюдение это подтвердилось с тех пор множество раз, стало правилом. Главой первого правительства, сформированного после февральской буржуазной революции, был князь Львов, главами сегодняшних буржуазных и националистических республик, образовавшихся после буржуазного государственного переворота 21–24 августа, стали секретари ЦК и партвельможи: Ельцин, Кравчук, Шушкевич и иже. Но долго они в хозяевах дач не удержатся. Закон исторического детерминизма неумолим. У злых и голодных неизбежно оказывается больше энергии и воли к власти.
№122(10821), 22 сентября 1992 года
Линчуют Югославию
Стратег из «Ле Монд»
В «Ле Монд» за 10 сентября сообщение о том, что два французских солдата, «голубые каски ООН», убиты выстрелами «босняков». Рядом злая редакторская реплика — наконец-то французы разозлились на тех, чьи интересы они явились защищать. Оказывается, «босняки», согласно секретному рапорту ООН, ответственны ещё и за сбитый итальянский вертолёт гуманитарной помощи, и «многие смертоносные обстрелы Сараева», то есть за обстрел боснийского же населения. «Всё это делается с целью подтолкнуть интернациональное сообщество к интервенции против сербов»,— констатирует редактор. (Уже восемь французских солдат убиты в Боснии и 39 ранены). Пусть временно, на несколько дней, но до сих пор успешно игравшие роль жертв «босняки» выступают в новой роли провокаторов.
Увы, пятна французской крови на репутации «босняков» мало что изменят в общей геополитической ситуации на Балканах. Врагом объединённой Европы, а следовательно и Франции, останется нация, которую Германия избрала во враги,— сербская нация. Потому что только сербы мешают осуществлению исторических германских интересов на Балканах. Нравится ей это или нет, Франция Миттерана будет молчать, подчинится германскому диктату во имя высшего интереса: осуществления политического объединения Европы. Поставить Францию во главе Европы — личная цель Миттерана). Погибших же, защищая германские интересы, французских солдат скоро забудут.
В том же номере «Ле Монд» огромная, на страницу, статья известного французского социолога Эдгара Морэна «Ассоциация или варварство». В статье я нашёл несколько перлов, меня восхитивших, среди них вот такой: «аппаратчики, окрестившиеся в националистов, часто есть не кто иные, как демократы — АВСТРАЛОПИТЕКИ, которые знают только грубость и хитрость». Если две трети статьи посвящены всё той же горящей Югославии, цель статьи убедить соотечественников проголосовать 20 сентября за Маастрихт — санкционировать политическое и финансовое объединение Европы.
Европа должна быть сильной, объединённой, тогда она сможет заставить экс-коммунистические нации жить в мире. Социолог предлагает
«военное освобождение Сараева и коридоров снабжения с последующим протекторатом ООН и/или протекторатом Европейского сообщества над столицей Боснии и её регионом».
Хм… В 60-е и 70-е годы подобные милитаристские советы давали оголтелые генералы-ястребы, а социологи демонстрировали против милитаризма генералов на улицах. Сегодня генералы высказываются сдержаннее социологов. В каждом параграфе статьи сквозит мессианистическая вера в то, что «Европа двенадцати» имеет право вооружённым путём заставлять экс-коммунистические нации жить в мире, имеет право раскраивать остальную Европу по своему усмотрению. Если отвлечься от мании западноевропейского величия Эдгара Морэна, то можно увидеть, что он высказывает в статье и несколько разумных мыслей. У меня не вызывает, например, возражений его утверждение, что позиция хорватов поставила проблему сербской нации, «драматически разбросанной в Хорватии и в Боснии-Герцеговине…» И ни один серб, я уверен, не возразит против следующей фразы: «Защитники законного права «маленьких наций» (на самоопределение.— Э.Л.) не поняли, что безоговорочное признание Хорватии ослабило шансы на нахождение нового ассоциативного спасения и усугубило конфликтуальность тем более, что воспоминания о злодеяниях усташей тотчас ожили среди сербов». Что же подразумевает Морэн под «ассоциативным спасением»? «Перед нами,— пишет он (т.е. перед Европой двенадцати.— Э.Л.) — двойная задача: признать законные стремления наций к суверенитету, но основать ассоциативный кадр, который необходим для соблюдения жизненно важных интересов одних и других, так же как и Европы». Уф, у французских социологов, как видим, язык не менее тёмный и деревянный, чем был у советских аппаратчиков.
К концу статьи социолог высказывается конкретнее: «Восстановление полиэтнической Боснии-Герцеговины есть непременное условие всякой ре-ассоциации между нациями экс-Югославии». И ещё точнее: «Необходимо предвидеть ассоциативные комплексы согласно различным формулам… Так, мне видится дунайская ассоциация, простирающаяся от Румынии до Южной Германии, балканская ассоциация… касающаяся, в частности, Сербии, Македонии, Боснии-Герцеговины…»
От стати Эдгара Морэна исходит шизофреническое обаяние. В сущности, Морэн призывает к воссозданию… Югославии. С той принципиальной и унизительной для народов — предполагаемых членов её разницей, что балканская ассоциация будет находиться под контролем «Европы двенадцати». Бросается в глаза и то обстоятельство, что Словения и Хорватия не будут входить в балканскую ассоциацию. Добыча победителя — они будут входить (и входят уже) в германскую ассоциацию. О ней Эдгар Морэн не упоминает в статье.
Это, преследуя германские интересы, Запад и «Европа двенадцати», в частности, в несколько лет продала, предала, раскромсала Югославию кровавыми фронтами.
Почётные немцы и четвёртый рейх
Помню, шофёр Министерства иностранных дел отвозил меня в Москву, с экскурсии на дачу М.— бывшего партийного вельможи… (Я никогда не видел персональной дачи, решил посмотреть…) Дело было в июле. Мы остановились на перекрёстке, ожидая зелёного огня. Шофёр указал мне на милицейский пост ГАИ, хорошо асфальтированная дорога устремлялась в свежий лесок: «Дача Горбатого!» Смеркалось… Я, помню, подумал, глядя на лесок: «С придунайских полей и с боснийских холмов и гор, из иракской пустыни, с гор Кавказа, с равнин Молдавии пришли бы к его даче сотни тысяч окровавленных мертвецов-призраков и постучали бы к нему, обрёкшему их на смерть, в окна… Чтобы он умер от ужаса. Вот уж кто повинен в преступлениях против человечества — это он, почётный немец…»
Тому, что происходит в Югославии, объяснение следует искать не в Югославии, но за её пределами. На подмосковной даче прежде всего. Горбачёв виновен в уничтожении великой державы СССР — силы, создававшей контрбаланс силе американо-западноевропейской. Исчезновении СССР развязало руки Америке и Европе, оставило их единственными хозяевами мира. И они перестали соблюдать даже элементарные правила международного общежития. Уподобившись в международных отношениях линчующим негра плантаторам, самовольные судьи превратили Организацию Объединённых Наций в Банду Оголтелых Погромщиков. Без суда и следствия, используя фальшивые предлоги и фальшивые свидетельства, коалиция забросала бомбами Ирак. 250.000 иракцев (по меньшей мере) были уничтожены трусливо с воздуха только потому, что этого хотели США. Недавно стало известно, например, что знаменитые свидетельства о кувейтских младенцах, якобы выброшенных из колыбелей и умерщвлённых иракскими солдатами, декларированные перед Советом Безопасности ООН и Комитетом по правам человека (через два дня после слушания «свидетелей» Совет Безопасности проголосовал за военную интервенцию против Ирака), были фальшивыми. Реализация фальшивки была осуществлена американской фирмой «Хилл энд Ноултон» за цену 10 миллионов долларов. В роли очевидца-хирурга доктора Ибрагима («самое тяжкое было хоронить младенцев. Я сам похоронил сорок новорождённых…») снимался кувейтский дантист доктор Бехбегани. Сегодня он признаётся, что никаких мёртвых младенцев не видел. В роли «плачущей женщины-очевидца» Наирах выступала… дочь посла Кувейта в США. Как и папочка, она принадлежит к правящей Кувейтом фамилии Аль Сабах.
В случае Югославии — воля объединившейся Германии есть движущая сила югославских событий. Германия лишь использует амбиции балканских национальных буржуазий в своих целях, подстрекая их к сепаратизму. Самостоятельно словенская или хорватская национальные буржуазии не смогли бы разорвать Югославию на куски, так же как не могут разорвать Испанию баскские и каталонские националисты, а Францию не разрывают корсиканское, бретонское и то же баскское националистические движения. Самую счастливую и благополучную страну можно разорвать на части, если этого захочет преобладающая сила. Почётные немцы внутри страны всегда найдутся. Восемьдесят миллионов германцев отныне диктуют Европе политику. По закону больших величин Германия физически восстанавливает свой рейх от Балтийского моря до Адриатики. Фактическая аннексия и оккупация сегодня вышли из моды и непродуктивны. Именно поэтому Эдгар Морэн употребляет осторожное слово «ассоциация». Перевожу с языка социологов: осторожно пропавшие из дунайской и балканской ассоциаций Словения и Хорватия будут входить в германскую ассоциацию с Германией, Австрией, Венгрией в четвёртый рейх. А пожелает ли Германия закрепить ассоциацию юридически, ей-Богу, значения не имеет. Фактически четвёртый рейх уже существует. Но аппетит появляется во время еды.
Пусть не германские панцирные дивизии высылает Германия в Югославию, как в 1941 г., но вынуждает Европейское сообщество признать своих некогда вассалов Хорватию и Словению и тем поощрить сепаратистские восстания на этих территориях, суть политики Германии не изменилась. Напомню, что хорваты с 1102 г. находились в ассоциации с венгерским королевством и, будучи оккупированы Австро-Венгрией, находились под постоянным воздействием её века. Широко известно мнение Гитлера по их поводу: «Из славянских племён хорваты достойны быть германизированы». Пусть себе германизируются, если хорватский народ весь идёт за Туджманом. (В чём я лично глубоко сомневаюсь). Однако достойный не менее Горбачёва звания «почётного немца» президент Туджман пожелал германизироваться, прихватив с собой миллион (вначале миллион) сербов, обнаруживших себя живущими на территории Хорватии (противоестественные границы были определены хорватом Тито). Не желая ни хорватизироваться, ни тем более германизироваться, сербский народ справедливо восстал в Славонии и Краине в 1991 г.
Фальшивая нация «босняков»-мусульман»
Предлог для новой атаки сфальсифицирован совсем уж неубедительно. Для декларации национальной независимости необходимо как минимум иметь нацию. Но боснийской нации не существует в природе. Территория Боснии (регион обязан своим именем Босне, притоку реки Савы) населена сербами и хорватами. Часть их (следствие оттоманского владычества) мусульманского вероисповедания. Однако под давлением Германии «Европа двенадцати» признала независимость Боснии-Герцеговины.
Не устояли перед соблазном нанести ещё одну кровавую рану Югославии. (Герцеговинцев тоже не существует. Как ростовчане не есть нация, но жители Ростовской области. Русские, украинцы, кавказцы). Даже если предположить, что большинство населения Боснии-Герцеговины мусульмане, никаким международным правом не предусмотрено создание религиозной общиной своего государства на территории существующего суверенного государства, в данном случае Югославии. Налицо — международный бандитизм, суд Линча над Югославией…
Во Франции живёт куда большее количество мусульман, чем в Боснии,— более трёх миллионов человек. (Население всей Боснии — 4,2 миллиона). Самая большая концентрация мусульман — в Париже. Вот я думаю, что, если парижские мусульмане объявят вдруг о своей независимости? И будут признаны, поддержаны Индонезией, Пакистаном, Суданом, Китаем… И с оружием в руках станут осуществлять свою независимость? Президент Миттеран двинет на них танки и будет поддержан в своих действиях всем политическим классом, включая оппозицию. Пример кажется абсурдным, но разве не абсурдно возведение для нужд германской политики религиозной мусульманской общины в Боснии в нацию мусульман.
Забытая история и подтасованное прошлое
Для того, чтобы расправиться с Югославией, Запад даже не ревизовал историю, как в случае с Россией, но нагло забыл историю. Забыты времена, когда западные лидеры фотографировались с покойным Тито в обнимку (пересмотрите старые газеты), лобызались и счастливо величали его «лидером неприсоединившихся стран». Восхищённые тем фактом уже, что в 1948 г. Тито поссорился со Сталиным. Забыто и то, что ещё в 1971 г. папа принял в Ватикане своего Тито. Забыто начисто, что до 1985 г. Югославия и социалистической страной-то едва считалась. Забыто, что большая часть элементов демократии и добрая половина элементов капитализма присутствовали в югославской жизни и в её экономике. Забыто, что в Югославии родилось «самоуправление» — коллективная форма владения и управления предприятиями, в своё время предмет тысяч коллоквиумов и социальных исследований, предмет для подражания в десятках стран. Начисто забыто, что в Югославии коллективизация не состоялась, большая часть земель осталась в частном владении. Забыто, что югославские граждане преспокойно выезжали миллионами в капиталистический мир на заработки и возвращались, когда хотели, домой, т.е. обладали свободой передвижения… Для меня, не забывшего историю, поучительно было наблюдать, как эту же страну начиная с 1989 г. наглейшим образом всё чаще стали называть «последней коммунистической диктатурой» и даже «тоталитарной империей». Ибо Западу нужно было противопоставить «юной демократии» Туджмана врага. Нужно было оправдать вмешательство во внутренние дела суверенного государства (в случае Франции — исторического союзника!), оправдать поддержку словенского и хорватского сепаратизма. Что же лучше «коммунистической диктатуры» действует всегда и безотказно на обывателя Европы, как красная тряпка на быка?.. В иракской провокации, прежде чем подсунуть ООН фальшивых свидетелей, фирма «Хилл энд Ноултон» исследовала, что насилие над младенцами возмущает общественное мнение более всего.
В боснийской провокации (а как ещё назвать признание «Европой двенадцати» независимости Боснии, если гражданская война там началась едва ли не наутро после признания?) Запад предпочёл ещё усилить степень пропагандной агрессии и без стеснения обратился к методам из арсенала расизма. Слово «серб» употребляется таким образом, что превращается в синоним злобного агрессора, «убивающего мирных «босняков» (они же «мусульмане») и «демократических хорватов». Готовые с криком «Расизм!» перегрызть горло всякому, кто назовёт еврея евреем, даже «новые философы» Финкелькраут и Брукнер истерически кричат вместе с толпой французских интеллектуалов о «сербском экспансионизме», об «этнических чистках», производимых сербами, о «сербских концлагерях», о «сербских лагерях смерти». Несмотря на то, что и представители Красного Креста, и даже ООН ежедневно повторяют, что в лагерях содержат своих пленных и хорваты, и «босняки». И что условия жизни в этих лагерях не лучше, чем в сербских.
Абсолютное большинство средств информации Запада ведёт компанию сербофобии, отвратительную и расистскую. Мне большого труда стоит каждый раз находить печатный орган для публикации моих репортажей из Югославии, ибо репортажи эти выражают нежелательную во Франции и в Европе точку зрения на события на Балканах. И «Фигаро», и «Ле Монд», и «Либерасьон» отказались от моей статьи «Сербская горечь», а голландская газета «НРС/Ханделсблаад» вынула мой репортаж, уже набранный, из номера.
Президенты
Европейских сербофобов, дьяволизирующих сербов, однако, не смущает нимало то, каких лидеров они поддерживают и какие идеи эти лидеры защищают. Президент «босняков» Изетбегович не раз высказывал публично своё восхищение Исламской Республикой Пакистан и называл её «моделью для Боснии». Общество, подобное пакистанскому, намеревается построить он и в Боснии. То есть публичные повешения, публичные наказания кнутом, забрасывания камнями и тому подобные прелести?.. Всё это президент «босняков» мечтает устроить в сердце Европы. С помощью интервенции в Сербию войск демократических стран… Удивительно? Уму непостижимо? Нисколько! «Европа двенадцати», и в частности республиканская, демократическая, прогрессивная Франция, успешно не замечает уже несколько лет, какой режим установился в Хорватии. О чудовищных традициях усташей писали, но присмотримся поближе к личности президента Туджмана. Незадолго до того, как стать президентом в 1990 г., он имел неосторожность выпустить в Загребе книгу под названием «Богом забытые земли: историческая правда». Книга ныне исчезла из библиотек таинственным образом. Дабы не быть голословным, цитирую президента: «После того, что он выстрадал в ходе истории, еврейский народ развязал через короткое время политику геноцида настолько безжалостную, что она может быть определена справедливо, как иудеонацизм». И цитирую ещё: «Цифра шесть миллионов мёртвых (евреев — Э.Л.),— пишет Туджман,— базируется на показаниях свидетелей, находившихся под воздействием эмоций и, согласно данным, односторонним и преувеличенным». Следует пояснить читателю, что оспаривание цифр Шоа-Голокоуста есть недопустимое кощунство во Франции. Неосторожному политическому деятелю подобное оспаривание будет стоить карьеры. За оспаривание существования газовых камер в Освенциме профессор Роберт Фориссон был изгнан из университета, уничтожен как гражданин, избит и осуждён.
Туджману, почётному немцу, всё можно. Его держат в демократах. Меж тем… но судите сами. Имя лагеря Ясеновац, где усташи уничтожили 700.000 сербов, евреев и цыган, скорбное и страшное имя для сербов, оно же высечено рядом с Освенцимом и Треблинкой на монументе памятника жертвам Шоа-Голокоуста. Согласно Туджману, Ясеновац не был лагерем уничтожения, но был рабочим лагерем, где погибло лишь от трёх до четырёх тысяч человек. Массовые убийства в Ясеноваце для Туджмана есть «сербско-еврейская клевета». А управляли лагерем, согласно Туджману, не хорваты, но… сами заключённые. И всеми комитетами правлениями лагеря руководили… евреи. Они же организовывали казни и «присваивали золото мёртвым». «Еврей остаётся евреем даже в Ясеноваце». У Туджмана в книге эту фразу произносит один из выживших экс-заключённых лагеря. «Я вдвойне счастливый человек,— откровенничает уже сам Туджман,— моя жена не сербка и не еврейка».
Книгу Туджмана-антисемита спрятали, спасая его репутацию. Туджман нужен Германии для великих и серьёзных дел. Все вы знаете и помните, что побеждённая Германия не имеет права производить ядерное оружие и владеть им. Потому в Хорватии, в Крско, на северо-востоке от Загреба, построенный с помощью Германии, существует ядерный завод.
Готовы к интервенции
Предлоги для интервенции придуманы, общественное мнение оболванено, убеждено в том, что сербы уничтожают мирных «босняков» в лагерях смерти. Всё готово. Только трусость пока ещё удерживает «Европу двенадцати» от прямой военной интервенции в Боснию, а потом и в Сербию. Воспоминания о чудовищных потерях, понесённых германской армией в Сербии в 1941–1945 гг., удерживают крестоносцев, уже приготовившихся в поход. Генералы в отставке, менее воинственные, чем социологи и философы, предупреждают общественное мнение о доблестях сербского солдата — «одного из лучших в мире».
Почему Франция, пренебрегая своими историческими альянсами, сменила французскую внешнюю политику на германскую, мне понятно. Президент Миттеран — убеждённый европеец. Блаженные мечтания о сотворении европейского Голема — общеевропейской сильной федерации (голова — Франция; брюхо и кулаки — Германия) преследует французский политический класс со времён Петена. Петен открыто желал, чтобы объединение произошло под германским преобладанием. Это третий рейх в лице Гитлера пренебрежительно отказался тогда от союза с Францией. Тщеславная мечта — проголосовав за Маастрихт, восстановить империю Карла Великого — «императора Запада» до её разделения в 814 году меж тремя сыновьями (территории современных Франции, Германии и Италии) — жива в Европе. И особенно популярна во Франции. И «технократы» европейского правительства Брюсселя, и депутаты-романтики Европейского парламента в Страсбурге, и интеллектуалы Парижа готовы ради осуществления её поступиться своими национальными интересами. Голему нужно мощное брюхо и кулаки Германии, поэтому Франция Миттерана готова пожертвовать не только историческим союзником — Сербией, но десятками исторических союзников. Потому Франция пошлёт свои войска в Боснию и Сербию в составе экспедиционного корпуса, если Запад преодолеет свой страх…
Но вот Россия… Мне больно писать о её позиции. Уже Горбачёв предал полмира: КПСС, арабов, восточных немцев, кубинцев… многие сотни миллионов людей в мире. Предал он и Югославию. Лишив планету СССР, он позволил всем инстинктам завоевательства и доминирования безнаказанно возобладать на Западе. Не боясь теперь заступничества могучего Большого Брата (русский народ, повергнутый на землю предателями, сам растоптан, корчится от боли, не может ещё встать), на Сербию, страну с десятью миллионами населения, навалился всей тяжестью Запад. Продолжая предательства Горбачёва, правительство Ельцина-Козырева предало сербов — братский народ, выступило за блокаду Сербии. Гаже предательства не бывает — предали братьев по крови и религии. Могли бы хотя бы воздержаться от голосования в ООН, но даже не воздержались.
НО пусть сербы знают, что не русский народ отвернулся от сербского народа, но правительство в Москве, враждебное в такой же степени русскому народу, как и сербскому, отвернулось от сербов. Когда к власти в России придут националисты-патриоты, мы поможем сербскому народу. Пусть знают интернациональные бандиты, что их ожидает при вступлении на территорию Сербии. Аминь.
№124(10823), 26 сентября 1992 года
Как быть с президентом
Модные лидеры
Нет уже на политической сцене многих, совсем недавно вознёсшихся, модных лидеров, читатель. Мы даже не успели как следует запомнить их имена. Затянут в чёрную дыру политического небытия, тот самый, что передал ГДР толстому канцлеру Колю, маленький такой, Лотар дю Мэзьер. Его карьера оказалась блистательной, но кратковременной. Просчитался. Ожидал платы за предательство — места в правительстве объединённой Германии, а там… кто знает… Но всплыли его связи со стази — политической полицией ГДР, и новые господа побоялись о него испачкаться.
Ушли из Кремля на дачу «почётного немца», любимца истеричных дамочек и европейских интеллектуалов, душку Горбачёва. Разъезжает теперь «душка» туристом по свету. Румынские шахтёры свергли красавца, премьер-министра Румынии Петру Романа. Плейбой, Роман был из хорошей семьи,— сын генерала, основателя секуритатэ — румынской политической полиции. Другой плейбой, Гамсахурдиа (сын писателя-классика), загнан куда-то в горы Западной Грузии. Леха Валенсу накололи было в борьбе за власть набожные интеллектуалы «Солидарити», поставив во главе Польши своего инте5ллектуала-католика Тадеуша Мазовецкого; но бывший электрик, озлившись, призвал на помощь работяг, провинциалов и тёток с кошёлками, и вот правит Польшей. Но слетит и он, не поможет и жена Данута и десяток детишек, и распятие не поможет. Польша в большой беде. Два с половиной миллиона безработных и шесть сытых подбородков Валенсы плохо согласуются. Веществен и ценен польский опыт. Демократ, как видим, будь он и вчерашним своим братом работягой-электриком, ничего хорошего стране не принёс. Отравлены сами идеи… Только что понуро ушёл со сцены «поэт», не менее «душка», чем был Горбачёв, президент Вацлав Гавел. Уволен в связи с расширением штатов. Теперь на месте Чехословакии будут две крошечные страны (результат, впрочем, не окончательный, кажется, вскоре будут три), и потому требуются минимум два президента. Вацлава же попросили удалиться, несмотря на то, что его очень любили на Западе. Как он был грустен, уходя…
Каждый президент мечтает усесться навечно в президентское кресло, вселиться в президентский дворец навсегда. Президент России не исключение… Я чувствую, как юмор спешно покидает меня, увы, так как перехожу к невесёлому предмету. Выбранный 12 июня 1991 г. в Президенты России, захвативший всю фактическую власть в СССР 21-24 августа, и расформировавший в декабре 91-го нашу с вами Великую Державу, как спешно расформировывают чреватую бунтом дивизию, Президент Ельцин Б.Н. намеревается сидеть в Кремле до 1996 г., что бы ни произошло. Он заявил об этом во время визита в Соединённые Штаты, обещал американскому конгрессу отсидеть весь свой срок. Упрямый, дюжий, седовласый дядя собирается насиловать нас своей персоной. Я хочу рассмотреть в данной статье, как Президент наш Ельцин Б.Н. справляется со своей работой, и если выяснится, что не справляется вовсе, то поразмыслить над тем, как нам избавиться от такого Президента, избранного нами же (я, впрочем, участия не принимал, не имея ещё советского паспорта) на нашу же голову.
Почему его избрали? Кто его избирал?
Помню, шёл я 23 февраля с Тверской в нескончаемой колонне рассерженных граждан (болела разбитая омоновцами голова) и прислушивался к разговорам. Побитые граждане зло дискутировали на единственную только тему «Почему мы его избрали? Какое затмение на нас нашло?» Честно сокрушаясь по поводу сделанного выбора, они обвиняли себя: «Недоглядели, кого выбираем. Избрал его весь народ, а он стал Президентом только жуликов и «демократов». Только их — меньшинства населения — интересы он и защищает».
Я тогда слушал. С тех пор у меня было достаточно времени анализировать происшедшее. Ельцина выбрали несколько групп населения, часто с различными интересами. Определённая, довольно многочисленная группа избирателей, среди них множество женщин, выбрала его интуитивно-чувственно, визуально-физически, за силуэт. От объяснения феномена меня избавляет Ирина Долгова, секретарь-машинистка из Нижнего Новгорода, цитирую по «Литературной газете» от 27 марта 1991 г. «От политики, я, конечно, далека. Но, по-моему, именно таким, как Борис Николаевич, должен быть наш Президент. Посмотрите, как он держится на людях. Его статность завораживает, да на него просто смотреть приятно — высок, широк в плечах, голос громкий, а лицо какое мужественное, не чета некоторым мужчинам. Между прочим, они с американским президентом чем-то похожи, - оба такие подтянутые, представительные… А то, что сплетни про него распускают, да и плевать — любой мужик и выпить, и погулять может, так уж они устроены. Главное, чтоб дело делал. А Борис Николаевич вон как надрывается, всю страну исколесил, а мог бы, между прочим, из загранки не вылезать, и не один, как некоторые. Смотришь на него и думаешь, что есть ещё на Руси настоящие мужчины».
Анекдотичность подобного подхода очевидна, однако, не признаваясь себе в этом, многие миллионы проголосовали за «представительного», за «смотреть приятно». Если пойти по этому пути дальше, то лучший выход — устроить конкурс на звание «самый представительный русский мужик» и выбранного атлета сделать президентом. Или пригласить в президенты Шварценеггера.
Ещё одна группа избирателей несомненно поверила в предвыборные обещания Президента. Выступая в зале «Октябрь» за несколько дней до выборов, кандидат Ельцин произнёс полуторачасовую речь, и в ней было всё, на любой вкус, обещания для всех групп населения. Обещания были многочисленны и чудовищно противоречивы. Так, например, наряду с «проведением радикальной рыночной реформы» Ельцин пообещал «ускоренное развитие социальных гарантий, повышение минимальных зарплат и пенсий, рост стипендий, увеличение отпуска и сокращение рабочей недели». В той же речи он истолковал «приватизацию как раздачу гражданам частной собственности» (цитирую информацию Л. Тюлень в «Московских новостях» за 9 июня 1991 г.). Чтобы поверить в то, что «радикальная рыночная реформа» (понимай, капиталистическая обвальная революция) может быть совмещена с «ускоренным развитием социальных гарантий» избирателю нужно было сделаться ребёнком десяти лет, не более. Под натиском бодрых ребят из «команды Ельцина» избиратели этой группы сделались десятилетними детьми в день выборов. Не так важно, когда они опять сделались взрослыми, на следующий день или 2 января 1992 г., в любом случае было поздно.
Ещё одна группа избирателей (и в ней было немало коммунистов, увы!) голосовала за Ельцина из соображений, как это ни покажется странным, безопасности. Бывший секретарь обкома и бывший секретарь ЦК, пусть и блудный сын партии, казался своим. Выглядел надёжнее, чем генерал Макашов, или совсем неизвестный Жириновский. Надеялись, что, добравшись до власти, Борис Николаевич образумится.
Ещё одна группа избирателей, самая многочисленная. Те, кто голосовал не за Ельцина лично, но против системы. Голосовали против аппарата, сводили счёты с прошлым. За все обиды, на — получай, Система, выбираю кандидата — Нет! Ельцин — месть Системе против кандидата Системы Рыжкова. (А за ним угадывался Горбачёв, уже невидимый в народе. Так что за Ельцина проголосовали и все, кого раздражал уже Горбачёв). Феномен известен из практики других стран как «голосование протеста». Так, во Франции в первом туре президентских выборов 1981 г. за Жискар д’Эстена голосовало 27,82% избирателе, в то время как за Миттерана 26,08% (всего в первом туре участвовали десять кандидатов). Во втором туре, столкнувшем президента Жискара и претендента социалиста Миттерана (левые не были у власти во Франции с четверть века), победил Миттеран. Он набрал 52,22% голосов всех участвовавших в выборах, Жискар же — 47,77%. Те, кто голосовал за Миттерана во втором туре, дополнительные 25% избирателей голосовали за него, протестуя против Системы, которую олицетворял Жискар.
Именно эта самая многочисленная категория избирателей — «протестующие» — привела к власти в России Ельцина. Они же, «протестующие», до этого привели его на место Председателя ВС РСФСР. Правда, с третьего раза.
Трагедии после выборов
Сегодня Президент России повсюду употребляет, чтобы подчеркнуть свою законность пребывания у власти, один и тот же аргумент: «Я избран демократически народом», избран «большинством народа», «большинством голосов». Всё это так. Он избран вышеперечисленными группами избирателей. Однако самые драматические действия его президентства, их по меньшей мере три, не содержались в его предвыборной программе, противоречат его же предвыборной программе.
Это:
1. Запрещение КПСС,
2. Расчленение Великой Державы,
3. Трагическое освобождение цен, повлёкшее за собой резкое обеднение населения и тотальное уничтожение сбережений народных.
«Большинство коммунистов — за Ельцина!» — это призыв из предвыборной программы кандидата Ельцина. Как видите, ради победы он не стеснялся голосов коммунистов. Если бы избиратели до выборов узнали о его намерении запретить КПСС, как только представится возможность, полагаю, что несколько миллионов избирателей, в особенности в провинции, не проголосовали бы за него. И среди них были бы не только коммунисты. Одних оттолкнула бы его жестокость, другие расценили бы его акцию как предательство, всё же он состоял в партии 35 лет, и это она привела его на высшие должности; а большинству, я полагаю, не понравилось бы его коварство. Коварный Президент опасен.
Не содержалось в программе Ельцина ни слова об уничтожении СССР. Только что, 17 марта 1991 г. высказавшиеся за сохранение Великой Державы две третьих населения страны возмутились бы подобным проектом, если бы кандидат в президенты его огласил, и отшатнулись бы от подобного кандидата. Когда из состава Соединённых Штатов вышел в начале 1860 г. штат Южная Каролина, а позднее Миссисипи, Флорида, Техас, в общей сложности 11 штатов, американцы нашли это отделение настолько опасным, что началась гражданская война, длившаяся пять лет и унёсшая 617 тысяч жизней, цифра очень серьёзная даже сегодня, в век ядерного оружия. Полную историческую аналогию уничтожению СССР, осуществлённому тремя её гражданами — Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем,— подыскать невозможно. Её не существует. Если нужен неопровержимый довод в пользу одновременно антидемократичности и антирусскости президента Ельцина, то беловежский произвол, убийство великого государства, вопреки воле его народов (17 марта выраженной совершенно ясно) — есть довод неотразимый. Результат: 25 миллионов русских оказались за границами российского государства. Их удел: унижения, участь граждан второго сорта, преследования, бегство с земель, где родились их деды и прадеды. В сущности, капитуляция (без военного поражения! Добровольная!) была подписана в Беловежской пуще. Избиратели не давали Ельцину санкции на подобное трагическое решение. Уже только Беловежское соглашение есть достаточное основание для аннулирования результатов выборов 12 июня. Если бы губернатор штата Калифорния в сговоре с губернаторами штатов Аляска и Нью-Йорк уничтожил бы государство Соединённые Штаты Америки, подписав где-нибудь в пустыне Можав соглашение о его роспуске, его судили бы за государственную измену.
Повысив цены в 10, 20, 30 и даже 40 раз, Президент Ельцин лишил российских граждан сбережений. Лишил не люмпенов, у них ничего нет, но именно средний класс, на который якобы собирался опереться в своих «реформах». И отбросил 80 процентов населения за черту бедности. Статистика официальная. Если бы американский президент проделал со своими гражданами нечто подобное? Появление американского Ельцина невозможно. Любой американский политик, даже самый авантюристичный, твёрдо знает, что доводить людей до отчаяния опасно. Когда через десять лет я зашёл, будучи в Нью-Йорке, в магазин «Робсон» на Бродвее у 56-й, там обыкновенно «одеваются» бедные и чёрные, полиэстеровые носки так и стоили 1 доллар 25 центов…) Но такой политик, как Ельцин, народом не пуган. Потому торопится в демократию и капитализм по телам российских граждан, только кости хрустят.
«Реформировать, смотрю я в словарь, изменять к лучшему, поправлять». То, что происходит в России, не поправки, не «реформы», но революционное насилие. Охваченные лихорадкой демократической революционности, претворяют в жизнь свои идеи экстремисты-демократы. (Революции, напомню, бывают левые и правые). Невзирая на страдания населения. Если бы избиратели знали 12 июня 1991 г., что за «радикальными реформами» скрывается оголтелый экономический террор против подавляющего большинства граждан России, за Ельцина проголосовали бы только его кореши типа Бурбулиса плюс несколько тысяч самых отпетых фанатиков-демократов.
Правитель не России, но Химерии
Мне могут возразить, что своих избирателей обманывали и обманывают многие президенты. Я отвечаю: это порочная практика, и я не сторонник западных демократий, но противник их, отчасти именно поэтому. Вот президент Буш обещал в 1988 г. не повышать налоги, но повысил их. Однако этот обман Буша, который вынул из кармана каждого американца у кого на десяток, у кого на сотню долларов в год больше, чем обещал, есть детская шалость в сравнении с грехами Ельцина. Действия Президента России Ельцина находятся за пределами политики, логики и здравого смысла. Это действия фанатика, новообращённого уже в преклонном возрасте в религию, о которой он мало что знает, но ради торжества которой он тотально забыл о благе граждан. Президент преследует химерическую цель построения политической системы — «демократии» и экономической системы — капитализма, он фанатик «демократии», а не Президент России. А мы с вами — граждане России. Нам нужен президент, который бы защищал нас, население, народ, следил за тем, чтобы мы были накормлены сегодня: обеспечил бы нас хлебом и маслом по разумным доступным ценам, и чтоб носки дешёвые были бы доступны даже самому бедному.
Ельцин пришёл к власти, пользуясь коварством и обманом как методом. Я объяснил как. Обманул избирателей-коммунистов, обманул избирателей — сторонников сильной государственности (они верили, что с «настоящим мужчиной» Ельциным страна встанет с колен, на колени её поставил Горбачёв), обманул тех граждан, кто верил, что будут «реформы», а происходит бессмысленно-жестокая автоматическая реализация условий, диктуемых Монетарным Фондом. Если же Ельцин не обманул, но был вынужден, что его вынудили к этим трагическим решениям другие, тогда он бесхарактерен. Коварный или бесхарактерный, совершив то, что он совершил, Ельцин не имеет права как ни в чём не бывало сидеть в Кремле до 1996 года. Для нас его приверженность «демократии» (мы уже убедились, что и она фальшива: пренебрёг же волей народа, изъявленной 17 марта 1991 г.) — никак не качество. Наш Президент должен быть привержен нам — российскому народу. В кремле — место для правителей государства нашего, а не для его противников.
Избавиться от Президента
Пресса демократов, естественно, уговаривает граждан потерпеть. Дескать, неизбежен «переходный период». Оппозицию же демократы обвиняют в «стремлении использовать драматизм переходного периода для того, чтобы повергнуть процессы демократизации вспять». Переходный период между тем трагически затянулся. Правительство не может похвалиться ни единой победой, в то время как поражений — тысячи! Из страны со средним жизненным уровнем Россию эти самые «процессы» превратили в страну нищих. Границы государства опасно приблизились к Москве. Одновременно само собой распространяется (и поощряется демократами) среди приунывших и уставших граждан апатия к политике и мнение, что любое другое правительство, дескать, столкнётся с теми же проблемами. Ничего подобного, граждане! Национальное правительство, сформированное оппозицией, немедленно остановит их разрушительную революцию и от погони за химерами обратится к удовлетворению немедленных нужд нашего народа. Повторяю: немедленных нужд. Хлеб, одежда, жилище, безопасность…
…Помню, в Салтовском посёлке, в далёкие дни моего детства, выволакивали жители свои кровати, если в них поселялись клопы, в чисто поле и из чайников хлестали в щели кроватей крутым кипятком. Это называлось «морить клопов». Нам придётся «вымаривать» обманувших народ правителей, подталкивать их к выходу. (Заметьте, что я абсолютно вежлив и ни разу не оскорбил Главу Государства). Во имя национальных интересов России Президент-фанатик «демократии» должен уйти. Необходимо провести референдум недоверия Президенту и новые выборы в парламент России одновременно. Свободные, честные выборы. Причины для недоверия Президенту я уже назвал, парламент же России избран в 1990 г., ещё при однопартийном режиме КПСС и отражает однопартийную политическую структуру того времени.
Вы, господин Президент, уже проиграли нам морально. Моральность, правильность на стороне оппозиции. Физическая сила тоже будет на нашей стороне. Желая действовать конституционно и легально, мы требуем выборов — референдума. Если референдум не будет проведён, рано или поздно произойдёт стихийный взрыв. И только Бог тогда будет судьёй.
№127(10826), 3 октября 1992 года
Высота над Сараево
Середина октября. Красивая, цветная осень. Мокрый лес. Высота 794. На северо-западе от Сараева — военный район Жучь. Вдалеке и внизу видны коробки высотных зданий Сараева. Время от времени то бухает миномет, то раздается дробный стук пулемета. Полковник Вукович показывает мне позиции противника, внизу, под нами, на поросших обильно кустарником и лесом склонах.
Полковник боится за меня. Только что встреченные нами два транспортера ООН, один из них — украинский, были обстреляны «турками». («Турок» или «турчин» — так называют на балканских фронтах мусульман.) Потому полковник идет со стороны линии фронта, прикрывая меня корпусом от возможного огня снайперов. Сопровождают нас, наверное, с двадцать солдат, автоматы в руках.
Еще на командном пункте полковник заставил меня снять бушлат и надел на меня свою шинель. Снял пилотку с ближайшего солдата и надел на меня. Не маскарада ради, но дабы снайпер не целил в гражданского, выделив его из солдат. Полковник крупнее меня, шинель большая.
В осеннем лесу посещаем землянки, вырытые на склоне горы среди деревьев. Накат из бревен, поверху — земля, бруствер смотрит щелью вниз в кустарники, на «турков». Солдаты соорудили землянки, каждый согласно своему собственному архитектурному вкусу. Вход в них прикрывает где пластиковый полог, где одеяло и даже фанерная дверь со стеклом. Внутри обыкновенно топчан-постель, иногда печка. Вдоль стен сложены боеприпасы. В то время как один солдат спит, другой несет караульную службу. Знакомлюсь с солдатами, пожимаю руки, записываю имена. Фотограф Имре Сабо (его «дал» мне белградский журнал «НИН») снимает солдат. Солдаты, как дети, любят фотографироваться и позируют с удовольствием и в Приднестровье, и в Славонии, и в Боснии. Стоя в землянке, у амбразуры, между нами — пулемет, пьем с полковником Вуковичем по глотку ракии из его фляжки. За победу сербов. Фотограф работает. Снимает солдата с пулеметом. У солдата шрам на губе. Записываю: «Драго Елек, воюет с апреля, 30 лет».
Чуть в стороне пленные «турчины» рубят и пилят лес под присмотром сербского сержанта. Вид у них хмурый. Впрочем, бравых пленных увидеть невозможно.
Осматриваю еще землянки. Самая большая обшита деревянными планками и даже с рифленой железной крышей… Бьет крупная пушка. «Наша,— объясняет полковник,— 410 миллиметров». Спрашиваю, какие пушки «у турчинов». Четыре орудия по 403 миллиметра.
Спеша по осеннему военному лесу с солдатами, обнаруживаю, что звучит во мне отцовская (наигрывал ее мой батя-офицер на гитаре) мелодия:
С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы —
Товарищи мои…
Бойцы разного возраста. Командир этого участка фронта (небритый, небольшого роста, красные глаза, нервный), полковник называет его просто Миня, без фамилии, был ранен в бедро в сентябре. Продолжал воевать, с фронта не ушел. Улыбаясь, говорит мне, что болваны из ООН объявили его военным преступником. Храбрость его известна всему фронту. В его вагончике — командном пункте, там я оставил бушлат, на стене — репродукции икон: покровитель Сербии Святый Савва и Святой Василий Осрожский.
Мальчику в пилотке, военном пальто и сапогах (тонкая шея) всего 14 лет. Александр Драгутинович водит санитарную машину, бульдозер. Его дом в нескольких километрах. Девочка — Горана Миятович, тоже 14 лет. У нее здесь отец, мать, брат. Семья воюет, защищая дом и землю. Спрашиваю, стреляет ли она? Отвечает спокойно: «Стреляю».
Соседняя высота 850. Стоит зачехленная самоходка «Прага». Мощное оружие. Мне рассказывают историю о пленном «турчине». Тот просил: «Покажите мне «Прагу», потом можете меня застрелить»… Линия телефона в листьях. В траве валяется шинель. «С убитого»,— объясняет мне полковник. (Все время слышны разрывы.) Полковник говорит, что обыкновенно его солдаты отмечают места захоронения погибших врагов и, если находят документы, отправляют их в штаб. Согласно полковнику, «турчины» не заботятся о своих убитых, сербы же всегда востребывают трупы своих…
В грязи на дороге черно-красная футболка. «Турецкая»,— роняет солдат.
У полковника на его участке фронта погибли с начала апреля 210 человек. Снимаемся у пушки. Стрелок-наводчик Саша Беатович, 22 года.
120-миллиметровый миномет в луже воды. 82-миллиметровые минометы. Рядом штабеля ящиков с минами. «На сколько хватает?» — спрашиваю солдата. «На десяток нормальных дней. Но если день горячий — только на день».
Командир Миня и молодой солдат растягивают за углы трофей. Голубое знамя с белыми лилиями на щите. «Турчинское». Под подобным воевал во Вторую мировую войну «Боснишэ-Герцеговинишэ батальон (мусульманский) Ваффен-СС». По-видимому, с исчезновением идеологии коммунизма мир возвращается к состоянию и раскладке сил периода Второй мировой. Отогнув ветку дерева, полковник осторожно высовывается. «Вон там противник». Передает мне бинокль. Вижу только стену зелени и сломленные здесь и там деревья. Но нас противнику тоже не видно. И мы сидим в зелени и в деревьях.
Когда спускаемся с высоты, полковник заметно расслабляется. Он боялся за меня. В Белграде меня принял сам президент Сербии Милошевич. Полковнику не улыбается, чтобы на его участке фронта застрелили столь важного гостя. Он предпочитал самому быть убитым, закрывая меня корпусом. «С берез, неслышен, невесом, слетает желтый лист…» — звучит во мне мелодия.
Едем в Вогошчу. Община Вогошча относится к Сараеву. В некогда ресторане, теперь — военная столовая, происходит банкет в мою честь. У ресторана мирное название «Кон-Тики». При свете трех тусклых лампочек (электростанции все находятся на территории, захваченной хорватами, потому лампочки питаются от автомобильного аккумулятора) — военная пирушка. Меня сажают во главе стола, между председателем общины господином Копрьицем Райко и полковником Вуковичем. Во время банкета мне вручают дорогой подарок: пистолет 7,65, модель 70. Вокруг стола нас человек сорок, почти все в военной форме.
Несмотря на войну и блокаду, в Боснии живут много лучше, чем в России, которой якобы помогает Европа. На столе сушеное мясо, чорба, вареная ягнятина. Пьем ракию. Приходят музыканты: гитарист (позже узнаю, что он пленный мусульманин) и баянист. Ни единой женщины, исключая большую блондинку округлых форм — она же официантка и, очевидно, директор или хозяйка «Кон-Тики». Выхожу в туалет. Вонь, воды нет. Война.
Поем. Солдатская пирушка. Поем, как гусары Лермонтова, как офицеры 1944 года. Кто-нибудь затягивает куплет, хор повторяет его. Что-то вроде наших частушек. Различаю понятное мне: «Тито — усташей воспита» и «Тито мае (имеет.— Э.Л.) свои партизаны, а Алия (лидер «турчинов» Алия Изитбегович.— Э.Л.) — свои мусульманы».
Слева от меня — господин Тинтор. Человек этот (он привез меня из Белграда вместе с шофером Ранко Ситковичем) был одним из первых, кто вместе с президентом Караджичем поднял сербский мятеж в Боснии. Он похож на французского актера Лино Вентуру, но не знает об этом. Шофер наш, огромный, остроумный парень Ранко, великолепный водитель и большой донжуан, подходит ко мне и говорит убежденно: «Ельцин — усташа!» Перевод, я думаю, не нужен. Сербы пьют за Россию, за русских, за русскую культуру. Я думаю: «За что сербы так упорно любят нас, русских? Правительство Ельцина только что предало их. Но они все равно нас любят».
Выходим в холодную ночь, под большие сербские звезды. Спать едем в дом Йована Тинтора. На следующее утро мне выдают бумагу от министерства обороны, разрешение носить мой пистолет. Под тяжестью пистолета разрывается через несколько часов мой хрупкий французский ремень. Один из солдат вытягивает из брюк свой ремень и дает мне.
№138(10837), 29 октября 1992 года
Чётники
По горной красивейшей дороге приехали на позицию в Великовацы. Мощный хвойный лес, перемежаемый кустарниками. Повсюду солдаты устраиваются на зиму: пилят деревья. Вся выходящая на Сараево сторона дороги укрепляется — в смотровые амбразуры землянок на склоне глядят на город стволы. Город внизу дымится, странно ярко вдруг освещенный прорвавшимся сквозь черные тучи потоком света.
«Вот тот желтый дом,— объясняет мне господин Тинтор,— это отель «Холидей Инн», а рядом с ним здание Народной Скупщины Боснии». (Парламент.) Мы с господином Тинтором присели в укрытии у крупнокалиберного тяжелого пулемета 12,7 миллиметров. Оба только что сделали по нескольку выстрелов. «Аймо дали!» — и мы едем дальше.
Странная кишка из бетона, змеей изгибающаяся среди елей, оказалась бобслейной дорогой. По ней десяток лет назад неслись во время зимних Олимпийских игр бобслей-сани. Сегодня кишка здесь и там повреждена снарядами, в нескольких местах покрыта сверху бревнами и используется для жилья.
Множество людей копают канаву вдоль края дороги, обращенной к Сараеву. Спускаемся ниже, ближе к городу. Дома его укрупнились, приблизившись.
Первым солдатом, встреченным нами в населенном пункте, экзотически называющемся Еврейски гроби (по причине находящегося здесь старого еврейского кладбища), был молодой «юнак» (так назвал его господин Тинтор) Мичо Трифкович. Юнак — что-то вроде витязя. В свое время, чтобы стать юнаком, нужно было представить отрубленную турецкую голову… Мы выходим из машины. На домах повсюду следы пуль. Крыши разбиты. Пробираемся вдоль стен домов и через сады на самую передовую к четникам. Они занимают длинный барак на склоне горы. На стенах барака граффити: «С вером у Бога», «Бог чува серба», «Четники», «Сербия». На видном месте фотография Драже Михайловича, четнического генерала, расстрелянного Тито. Перед бараком — пара минометов, снарядные ящики.
Барак и есть линия фронта, объясняют нам. За бараком — ничейная земля (я выглядываю: стена зелени, расщепленные огнем стволы), а через 100–150 метров — укрепления противника.
Все время стучат крупнокалиберные пулеметы: с гор, сбоку, снизу. Солнце то выходит, то заходит. Спускаюсь в землянку к солдатам. Их двое: Любомир Попович и Димшо Глухович. Меж ними тяжелый пулемет 12,7 миллиметров. Попович рассказывает: «Намолившись, доведя себя до экстаза, бегут на нас «турки», а мы их выкашиваем. 12 июля мы здесь положили около двадцати «турок». Так и лежали, очень воняло падалью. Позже приехали солдаты ООН, убрали их… Единственная польза от солдат ООН».
Во дворе вокруг господина Тинтора (он шикарен, в лиловом пальто и с сиреневым шарфом!) собрались солдаты. Разговор идет о политике. Молодой совсем подросток-парень взял здоровенную трубу (насколько я знаю, это ракета «земля — земля») и пошел в угол сада. Устроил трубу на плече. Место, куда вышел парень, обстреливается. «Склонься, ты, молодатый!» — кричит ему господин Тинтор. Перевода не требуется. Молодой из вежливости склоняется. Я иду к парню, но меня перехватывает наш шофер. «Снайперы, Лимонов!» Я подчиняюсь. Они за меня отвечают. Через некоторое время, впрочем, выждав, пока мои опекуны увлеклись разговором, я ухожу-таки к баррикаде, отделяющей четников от ничейной земли. Гляжу в зелень меж мешков с песком.
Бородатый четник Мишо Чолич предлагает мне свой автомат: «На, русс, стреляй!» Стреляю, останавливаюсь. Чолич хлопает меня по плечу: «Стреляй весь магазин!» «Калашников» работает крепко и сочно. Пули уходят в зелень ничейной земли. Стреляем не только мы здесь, в Еврейски гроби, но стреляет весь фронт. Причина: «турки» не выполнили договора, не отдали тела восьми погибших сербов. Потому, когда в 11 часов истек срок ультиматума, последовала обещанная атака. Сербы чтут своих убитых… На Чоличе баранья шапка с четнической кокардой. Он достает небольшую фляжку с ракией. «На глотни, русс!» Делаю глоток за победу… Сербы, следует сказать, спокойнее относятся к алкоголю, чем мы. В Приднестровье в июле комендатура усиленно боролась с потреблением алкоголя. На мой спокойный взгляд, алкоголь всегда будет неотделим от войны. Напряжение войны столь велико, что солдату насущно необходимо расслабиться. Разумеется, без излишеств… Подбираю с земли плод по имени «дуня» (кажется, помесь груши с яблоком). Жую…
Едем в Войковичи, где в здании бывшей милиции помещается штаб этого участка фронта и одновременно военная столовая. Девушку-солдатку, она подает нам обед, зовут красиво — Славица. Едим рис с мясом. Мне сообщают, что здесь находится «экип» французского телевидения. Два человека со второго канала, с «Антенн-2». Французы появляются с переводчицей. У них испуганный вид. Их сажают в глубине столовой за большой стол рядом с солдатами.
Я и фотограф Сабо хотим повидать другие позиции. Тинтор остается ждать нас. Выходим. Проходя мимо стола французов, наклоняюсь к ним, представляюсь, говорю, что живу в Париже и теперь вот все чаще в Москве. Простая вежливость, и только. Старший, черная вязаная лыжная шапка над бледным лбом, вижу, недружелюбно смотрит на мой пистолет у бедра: «А что вы ЗДЕСЬ делаете?» — спрашивает он неприветливо. Объясняю, что интересно бывать в «горячих точках» планеты, видеть своими глазами войну, Историю. Что в ноябре 1991-го был в Вуковаре, а недавно, в июле, в Приднестровье. Они неприязненно молчат. Желаю им приятного аппетита и выхожу, раздумывая над тем, почему они так враждебны? Я к ним как нормальный человек…
Мы с Сабо съездили на позиции над рекой Железницей и вернулись в здание милиции в Войковичах. Выяснилось, что солдаты собираются пробраться ночью в здание фабрики, только что занятое сербами, и берут с собою французов. Днем туда пробираться рискованно, зона обстреливается, но с наступлением темноты — возможно. Стоим во дворе, и я уговариваю молодого лейтенанта (он отлично говорит по-английски, потому и поведет теле-французов) взять с собой и нас, меня и Сабо. Замечаю, что старший из теле-французов, тот, в шапочке, незаметно снимает меня, положив камеру на плечо коллеги. Почему исподтишка, думаю я, почему не спросил, можно ли? Я бы не стал возражать…
Спустя несколько минут тихий оклик из-за спины: «Мсье!..» Оборачиваюсь, так как один здесь, помимо французов, я мсье. Он сидит, присел на корточки у своей аппаратуры. «Если вы пойдете с нами, мсье, я откажусь снимать. Не буду снимать в присутствии такого salaud*, как вы. Как журналист вы не имеете права брать оружие…» Губы у него дергаются, черные глаза замутненно злы. Он явно в состоянии истерики. Спокойно говорю: «Заткнитесь, пожалуйста, с вашей жеманной парижской моралью, здесь идет свирепая война… Мораль парижских салонов неупотребима здесь…» Он встает, и у него, я вижу, дрожит лицо: «Заткнись ты… а то, а то… я тебя ударю…» Я смотрю на его бледную одутловатую физиономию и думаю, что вот пристрелю я его сейчас здесь, и меня даже не выдадут… сербы меня покроют, пусть и без большой охоты… «Бедный кретин!» — бросаю я, преодолев искушение, и отворачиваюсь от него. На фабрику я не иду, противно будет видеть его рожу. Что он сделает за репортаж, мне ясно. Испуганно-враждебный, он приехал к сербам с уже готовым мнением о них. Он их боится и не любит, как и большинство западных журналистов.
Фотограф, мы стоим во дворе, рядом с открытой (лишь навес) кухней, рассказывает мне, что в Еврейски гроби, поднявшись на второй этаж штаба четников, увидел вдалеке, в Сараево, дом родителей приятеля своего, серба. Приезжая в Сараево, Сабо много раз останавливался в этом доме. «Семья приятеля так и живет там, не смогли вовремя выехать»,— констатирует грустно фотограф. Он венгр, и, хотя в Воеводине, а именно там живет большинство югославских венгров, обстановка меж этносами нормальная, его, венгра, явно беспокоит будущее. Попавшая под перекрестный огонь войны сербская семья есть лишь один из бесчисленных эпизодов трагедии, называемой ВОЙНА. Я вспоминаю, что в декабре 1991 года, когда я вернулся из Вуковара в Белград, со мной связались люди из Сараева. Они приглашали меня приехать к ним, они устроят мне литературный вечер. Белградские друзья отсоветовали ехать. «Сараево — сонный, провинциальный город. Там сонные люди, скучно…» И вот теперь тут не скучно. А тогда после истерзанных трупов, увиденных под Вуковаром, я не поехал в сонный город… Отчего все это? Оттого, что группа интеллектуалов-мусульман с озверением преследует свою мечту о мусульманском государстве на территории, населенной не только мусульманами. Сербы восстали против этой мечты. Я ничего не имею против мусульман или их веры, я уважаю их религию, выступаю за единение с ними в России, но я друг сербов и Сербии. Это так просто, болван тележурналист из Парижа, друг обязан защищать друзей! Никакой стерильной объективности (а она есть синоним трусости — твоя объективность, бедный кретин с «Антенн-2», объективным быть безопасно) не может быть, когда стреляют в твоих друзей.
№148(10847), 24 ноября 1992 года
* Salaud (франц.) — негодяй.
Нас загоняют в тупик
Предыстория создания этой статьи
В октябре на конгрессе Фронта национального спасения, выступив с речью, я получил, как и все ораторы, свою долю записок. Среди них была подписанная Мокеевым В.М., депутатом Свердловского облсовета:
«Как вас понять? Поддерживаете отставку Президента и правительства, а предлагаете разогнать депутатский корпус, который сейчас способен убрать и правительство, и Президента. Разогнать ВС сейчас — значит оставить Б.Н.Ельцина единственным и ничем не ограниченным властителем! Ваша идея вредна, согласитесь!»
В.М.Мокеев не совсем правильно интерпретировал моё выступление. Я в очень мягкой форме, стараясь не обидеть народных депутатов (депутатов-патриотов, мною уважаемых), сказал, что не вижу в программе ФНС стратегия взятия власти. Что формулировка программы «строго на законной конституционной основе добиться создания правительства национального спасения» есть нонсенс, ибо если мы создадим второе правительство в стране, акт этот будет рассматриваться как незаконный и повлечёт за собой репрессии или, хуже того, будет высмеян. Что я за отставку Президента обеими руками, но он в отставку не уйдёт. Что самое уязвимое звено власти — парламент — Совет депутатов России. Выбранный при однопартийном режиме весной 1990 г., он не отражает реальной расстановки политических сил в стране (все политические партии России созданы ПОЗДНЕЕ весны 1990 г.). По всем законам политики, международным, да просто следуя здравому смыслу, парламент следовало давным-давно переизбрать. Или тотчас после августовских событий 1991 г., когда сменился политический строй в стране и была запрещена КПСС. Или после 8 декабря того же года, когда РСФСР превратилась в суверенное государство Россию. Я заключил своё выступление тем, что сказал: единственно легальной конституционной стратегией ФНС может стать призыв: Немедленные выборы в Совет депутатов России!
Оргкомитет ФНС предпочёл поддержать конфронтацию между парламентом и правительством. Лишь Бабурин в своём выступлении упомянул, что, возможно, придётся «ставить вопрос о перевыборах депутатского корпуса и Президента».
Перипетии Съезда
И вот пришёл Съезд. Оппозицией (я имею в виду не фальшивую, но радикальную оппозицию) возлагались на него огромные надежды. Куда больше, чем на конгресс 8-9 февраля, на Съезд 17 марта, на вече того же дня и даже на конгресс 24 октября. Даже в выступлении непримиримого Виктора Анпилова на Манежной 7 ноября прозвучала нота солидарности со Съездом. Он призвал помочь Съезду: «Создавайте инициативные группы и собирайте подписи за отставку Гайдара и Ельцина». Могу свидетельствовать, что и лидеры ФНС воспринимали проведение Съезда как свою акцию. Что до меня, признаюсь, я был настолько уверен, что Съезд не изменит трагической судьбы страны, а только перетасует затасканную уже колоду политических карт, что я даже уехал из Москвы на время Съезда устраивать свои запущенные литературные дела. Обыкновенно же в кажущиеся мне критическими моменты истории я стараюсь присутствовать в Москве.
10 декабря Ельцин, возмущённый непризнанием Гайдара Съездом, устроил скандал, обвинил Съезд и ВС в желании править страной и призвал к референдуму… Засомневавшись в своём анализе, я каждый час слушал радио, думая: «Господи, сделай так, чтобы эти люди нашли в себе силы проявить решительность!». Однако в течение нескольких дней с помощью Конституционного суда был достигнут компромисс между Президентом Ельциным и Председателем ВС Хасбулатовым. Уступки Ельцина: референдума не будет, он представит на рассмотрение парламента нескольких кандидатов в премьеры, согласен на рейтинговое голосование. Уступки парламента: снимаются те несколько незначительных поправок (три), принятые Съездом 5 декабря.
В последующие дни я нашёл в русских газетах детали происшедшего. Разочаровывающие и уничижительные детали, следует сказать. Даже в момент наибольшей конфронтации Съезд обратился к народу с обращением, в котором я нашёл такой призыв: «Активно содействовать конструктивному сотрудничеству Президента и Съезда, законодательной, исполнительной и судебной властей, общественно-политических сил на платформе приверженности курсу реформ и соблюдения Конституции Российской Федерации». И такой призыв: «Не поддаваться провокациям, не допускать конфронтации и противостояния в обществе, не отвечать на призывы выходить на улицы, на противостояние, от кого бы они ни исходили».
Вы видите, В.М. Мокеев, извините, не знаю вашего имени-отчества, налицо вопиющее соглашательство нашего парламента. Призыв «сотрудничать на платформе приверженности курсу реформ». Подумать только. Но ведь именно против этого курса, разрушающего нашу страну, и выступает ФНС, делегатом которого вы сидели в зале парламентского центра 24 октября. Против ожидаемого соглашательства и предупреждал я Фронт национального спасения, достаточно хорошо зная и социальный состав ВС, и вообще корни и природу депутатов, избранных весной 1990 г., Съезд (в нём были и взрывчатые элементы, вспомним выступления Н. Солодяковой, А. Тулеева, О. Смолина) убоялся конфронтации, несколько раз возопил об опасности противостояния! Но ведь именно противостояния ищет оппозиция, чтоб разразился наконец, к облегчению всех, «последний и решительный бой». Как же так?
Дело в том, что ни ВС России, ни Съезд не есть оппозиция. Парламент вот уже около трёх лет играет с Президентом в игру взаимного шантажа, выгодную и парламенту, и Президенту. Каждый из них старается время от времени оттягать власть себе, но они не могут оторваться друг от друга как сиамские близнецы. 10 декабря с Ельциным случилась истерика, он раздражённо нарушил правила шантажа, отказался вдруг играть в игру. Его тотчас убедили и наставили, а испуганный парламент попятился тоже, и вот все помирились.
Но вспомним, о чём шла речь-то. Всего лишь о замене нескольких министров! Убрав Гайдара, всегда можно заменить его Скоковым, Хижой или псевдооппозиционером Вольским и продолжать ту же политику экономического террора над народом, ибо как ещё назвать «курс реформ»?! Верховный Совет ведь не покусился на немедленную остановку экономического террора («курс реформ»). Фронт национального спасения просчитался, поддержав конфронтацию между парламентом и правительством.
Потому иллюзорны надежды на то, что парламент спасёт страну от правительства и Президента. Потому третьей силе следует спасать страну и от Президента и его правительства, и от парламента.
Кто есть кто
Напомню, кто есть кто. Правительство есть кучка молодых, выдвинутых Ельциным тщеславных циников-технократов, насилующих страну и народ. Они аморальны. Декларируют себя демократами, однако их пониманию парадоксальным образом недоступен фундаментальный принцип демократии: «Сегодняшнее благосостояние народа превыше всего: реформ, революций и даже счастья будущих поколений». Освобождённые от политической ответственности Президентом (он отменил выборы — именно они и есть наказание и возмездие в демократии), они всем обязаны не политической партии, выбранной руководить страной в результате выборов, но лично ему — Президенту.
Парламент: Верховный Совет России и расширенный Съезд депутатов. Избран из среды коммунистической перестроечной номенклатуры весной 1990 г. Второсортные «политические» силы того времени, ибо лучшие попали на скамьи депутатов СССР. Автоматически превратился из законодательного органа союзной федеративной республики в парламент страны. Придя к власти в августе и запретив КПСС, Ельцин против всякого ожидания не распустил однопартийный парламент и сосуществует с ним уже второй год. Абсурдность ситуации может быть подчёркнута следующим сравнением: это как если бы Совет народных комиссаров во главе с Лениным (да простит меня Владимир Ильич!) сосуществовал бы с Государственной думой состава 1915 г., где бородатые купцы чинно дискутировали бы с бритыми заводчиками и боярскими детьми.
Почему Ельцин не распустил парламент и не объявил новые выборы? Да потому, что ему подсказали, что незаконным парламентом можно будет куда легче манипулировать, чем даже избранными в атмосфере победы на «баррикадах» демократическими башибузуками. Отсюда все разнузданные угрозы «разогнать к чёртовой матери», ибо Борис Николаевич знал, что эти депутаты остаются депутатами лишь его милостью. Со временем, однако, односторонний шантаж (Президента на парламент) сделался взаимным шантажом.
По мере катастрофического падения популярности Президента (вызвано падение шоковой терапией и предательством 25 миллионов русских в ближнем зарубежье) парламент поднимал голову, понимая, что Президент всё более нуждается в незаконных депутатах, ибо новый состав парламента (да любой другой состав!) уберёт его от власти. Однако депутаты прекрасно знают и то, что любой другой лидер разгонит незаконный, устаревший парламент. Отсюда отношения взаимного шантажа между ними (ещё усиливающиеся от того, что председатель парламента Хасбулатов — политический конкурент Ельцина в борьбе за верховную власть). Эти отношения завели нашу страну в политический тупик. В самый трагический момент нашей истории… Таким образом, противопоставление парламента Президенту есть плод воображения части оппозиции и общественного мнения, иллюзия, не выдерживающая даже поверхностного анализа. Вы понимаете это сегодня, после Съезда, уважаемый В.М. Мокеев.
И я не чужд эмоций и был тронут выступлениями на Съезде целого ряда депутатов из провинции. И в честности этих депутатов я не сомневаюсь. Да, они принесли в игорную атмосферу верхов народное горе, боль, несчастье, негодование простых людей — жертв экономического террора и террора этнического. Однако добросовестность политического обозревателя заставляет меня смахнуть эмоциональные слёзы и обратиться к объективной реальности. И по всем законам и по справедливости Верховный Совет несёт такую же ответственность за всё происходящее в стране (и Съезд несёт ответственность!), как и Президент.
Это депутаты России санкционировали ампутацию СССР: результат её — уже миллионы русских беженцев. Пепел жилищ беженцев не стучит в ваши сердца, депутаты?! Разве ВС не несёт ответственности за убийство СССР? Разве Верховный Совет не знает, что санкционирование им убийства СССР гражданами Ельциным, Шушкевичем, Кравчуком привело уже к братоубийству между русскими? В Приднестровье русские, мобилизованные в кишинёвские войска, стреляли в русских из приднестровской гвардии, разве наш парламент не отвечает за это? В Гудаутах я присутствовал при опросе русского офицера, которого пытал в Сухуми русский следователь, служащий Госсовету Грузии. Парламент России, что, не знает о таких случаях?
Помню, 16 марта 1992 г., за день до Съезда экс-депутатов СССР, Сажи Умалатова с презрением и возмущением рассказывала, что экс-депутаты в «депутатском доме», где она живёт, вместо того чтобы бороться за воссоздание СССР, принять участие в Съезде, создали организацию, цель которой — борьба за сохранение за экс-депутатами московских квартир! Среди депутатов России есть патриоты и националисты в такой же степени, в какой среди депутатов СССР оказались Алкснис, Умалатова и другие, однако депутаты СССР в своё время покорно ушли со сцены, хотя имели конституционное право, опираясь на волю народов, высказанную в референдуме 17 марта 1991 г., призвать армию к защите Конституции… Такого размера политические ошибки остаются в памяти народов как преступления.
Парламент России санкционировал убийство СССР и шоковую терапию. Даже только этих двух ошибок сверхдостаточно. Призванный убрать от власти саму идеологию «реформ», 14 декабря 1992 г. он лишь заменил носителей этой идеологии. Понадобятся ещё многие месяцы агонии и страданий народных, прежде чем депутаты решатся (если решатся) на бунт против идеологии разрушения.
Новая номенклатура
За последние несколько лет в стране сформировалась новая номенклатура. Она контролирует власть в стране. Неизменная масса её, несколько тысяч человек, все эти годы разделяются или объединяются в эфемерные группы и движения, вызывая иллюзию политической борьбы. В одной из статей я сравнивал новую номенклатуру с засаленной колодой карт. Карты этой колоды — депутаты ВС России, и правительство, и депутаты Моссовета и Ленсовета, биржевики и активные генералы. Новая номенклатура вышла из перестроечной элиты горбачёвского времени, а часть её даже непосредственно из брежневской номенклатуры. Состав этого класса оформился около весны 1990 г. и с тех пор не обновлялся. Состав этот унизительно однообразен: буржуазия, буржуазная интеллигенция и военные составляют, например, среди депутатов России 94,1%, и только мизерные 5,9% есть рабочие и рядовые крестьяне.
Новая номенклатура — не политический класс, она есть дополитический класс. Более всего она напоминает социальную группу, немало навредившую России во все времена (читайте Соловьёва!),— боярство. Отобранные избирателями (в случае депутатов) или властью в 1990 г. в основном за симпатии к модным тогда ещё у избирателя «реформам», это люди из прошлого нашей страны. Их отбирали по чину, по количеству звёзд, по громкости голоса, по величине имени брежневского времени, по степени яркости их антисталинской или антизастойной демагогии. Их заслуга в 1990 г. заключалась в том, что они — люди прошлого — симпатизировали некоему расплывчатому «цивилизованному» будущему. Подобные переходные группы неизбежно появляются в любой период социальных катастроф, и нормально, что за отсутствием настоящего политического класса они временно выполняют его функции. Подчёркиваю, временно.
Архаичная новая номенклатура навязала стране самую архаичную, феодальную форму политики — борьбу между личностями бояр — вождей кланов. А не между политическими идеями, которые они несут или должны были бы нести. Новая номенклатура куда более открыто беспринципная группа, чем некогда была номенклатура КПСС, ибо полное отсутствие политической морали и ответственности позволяет её членам резко менять политическую ориентацию даже на прямо противоположную.
Не счесть среди новой номенклатуры вождей, открестившихся последовательно и от КПСС, и от Горбачёва, есть уже открестившиеся от Ельцина и баррикад Белого дома. До сих пор хотя бы лагерь патриотов был табу для новой номенклатуры. Однако с сожалением и возмущением должен констатировать, что табу это, увы, пало, вредная традиция боярства, бегавшего от законных царей к Лжедмитриям и обратно, увы, распространилась уже и на лагерь наших. Соблазн заполучить в президиум крупного боярина в самой высокой шапке, будь он абсолютно бесполезен, успешно разрушает волю даже самых железных патриотов.
В России нет сегодня политической борьбы. Нет. Есть борьба боярских кланов новой номенклатуры. К примеру, за могущественным Хасбулатовым стоит не партия, но толпа сторонников, зависящих от него депутатов и должностных лиц, соответствующая толпе холопов и приживалок и дружине боярина. Кстати, какие политические убеждения у Руслана Хасбулатова? Не могу определить, ибо его убеждения меняются со временем, следуя изменениям настроений и улицы, и депутатского корпуса, и Президента…
Замечу, что соотечественники мои постоянно путают политика с самодержцем или функционером. Самодержец или функционер, да, может назавтра ретиво исполнять противоположную политику. Политический лидер приносит свою политику и, если она обанкротилась, уходит со сцены. Иногда изгоняется. Или навсегда, или до тех пор, пока его политические идеи будут реабилитированы. Только в архаичной, дополитической социальной системе боярская номенклатура сидит на сцене столетиями, всё те же решатели наших судеб.
В декабре 1991 г. они совершили политическое преступление, оставив 25 миллионов русских за пределами России, в январе они не восстали против введения разбойного террора против своего народа, а мы всё прощаем им и ждём. Ждём чего? Пока они эволюционируют вслед за временем и ценой опыта чудовищных трагедий дадут нам правительство всего лишь очередного технократа и он будет продолжать «курс реформ» в момент, когда стране нужен политический лидер, способный остановить эти «реформы»?!
Боязнь противостояния, ставка на эволюцию депутатов (и вообще лидеров) возводит пассивность в метод политики, в КАЧЕСТВО, ставит страну в зависимость от этой эволюции, от доброй или злой воли бояр, способствует продолжению трагедии народа. Теперь мы будем ждать, когда депутатам сделается очевидной несостоятельность очередной группы министров. Ждать, пока каждый «демократ» станет патриотом? Пока каждый сторонник «реформ» поймёт что «реформы» есть синоним убийства остатков нашей экономики? К этому времени России вообще не будет.
Изгнать бояр. Осуществить многопартийность
Парламент — это политическое пространство, где сталкиваются идеи, представленные политическими партиями. Так обстоит дело во всём мире, за исключением нескольких диктатур и… России. Показательно, что, добиваясь с истерикой и надсадом отмены монополии КПСС на власть, отменив её,— захватившие власть в августе «демократы» не осуществили за полтора года соблюдения первого принципа демократии: принципа многопартийности политической жизни.
После августовского переворота множество депутатов определили себя политически простейшим путём: оппортунистически примкнули к победителям, образовав проправительственные парламентские группы или вступив в различные «демократические» партии. Большинство ныне покинуло проправительственные группировки, оставляя за собой свободу оппортунизма. Около 150 депутатов из 1041 назначены Ельциным на правительственные должности,— они есть чиновники правительства.
Бояре всеми силами хотят казаться политиками, создают иллюзию политической борьбы. Они ни за что не хотят уступить место новому политическому классу. Бояре ловко используют в борьбе против нового политического класса демократию. Используют принцип уважения к избранности власти. Люди прошлого, бояре-депутаты, будут решать судьбы страны и в 1993-м, и в 1994 годах. Неприкосновенность депутатского срока в климате установившейся многопартийности — желательное явление, но настаивать на том, чтобы нынешний депутатский состав досидел свой срок в период катастроф и сломов социальных и государственных, есть ловкое мошенничество. И преступление перед страной. Депутаты призыва 1990 г. неадекватны предъявляемым к ним страной и народом требованиям. Ибо избраны они были в другую историческую эпоху, отстоящую от нашей хронологически на три года, а исторически — на все полстолетия! За эти эпохальные годы сменилось всё: политический строй, границы страны, психология избирателей, опыт избирателей отяготился и обогатился.
Единственное спасение России состоит в том, чтобы впустить на парламентскую сцену новый политический класс. Пусть свежие политические силы решают судьбу страны взамен хитрецов-бояр, приспособившихся оппортунистов, доказавших своё тугодумие, жестокость и по последнему счёту — безразличие к интересам народа. Тогда возникнет у нас наконец политическая жизнь, ответственные перед избирателями депутаты будут бояться следующих выборов. Сегодня гражданин бессилен против много раз предавших его интересы властей. Бессилен перед произволом бояр номенклатуры, решающих его судьбу без его участия.
Фронт национального спасения
ФНС, как я уже говорил, поддержал конфронтацию между правительством и парламентом. Ведомый депутатами-патриотами (в Политсовете ФНС подавляющее большинство — депутаты России) ФНС стал работать на парламент. Вместо того чтобы вести свою собственную борьбу. Глубоко уважая лично Бабурина, Саенко, Исакова за их радикальную позицию в ВС России, я считаю солидаризирование ФНС с парламентом большой ошибкой. Сам титул Фронта национального спасения предполагает срочное спасение, а не выжидательное пассивное содействование. Повсюду в мире организации, бравшие на себя титул ФНС, подвергались репрессиям. Да минует нас чаша сия, но следует помнить, что это серьёзный и трагический титул, ко многому обязывающий. Делу оппозиции будет нанесён чрезвычайный ущерб если вслед за одноактными пьесами «Конгресс гражданских и патриотических сил», «Съезд 17 марта», «Общенародное вече», «Конгресс Российского собора» пьеса под названием «Фронт национального спасения» также окажется одноактной и вскоре за недостатком зрителей будет снята с репертуара. В подобном случае ФНС сам высмеет свой суровый и грозный титул.
№164(10863), 31 декабря 1992 года
«Пусти ме да гинем!»
Ледяной ночью 2 марта нас разбудили в казарме всех, включая полковников Шкорича и Кнежевича, чтобы взять у нас кровь. Тридцать шесть литров крови нужны были для того, чтобы спасти жизнь бойцу из «Сербской Добровольческой Гвардии», раненному смертельно на высоте Ражовльева Глава. Бойца разорвало миной… После пяти полных переливаний крови он вышел живым из этой ночи, но ногу и руку пришлось ампутировать. Солдатская судьба повернулась спиной к бедному парню.
…Красная обветренная физиономия старого солдата, крестьянина, наспех переодетого в военную форму, появилась в моей двери. Улыбается. «Хладно, капитан?» Я кричу: «Ой, хладно!» — моя клетка ледяная. Я не капитан, но предыдущий обитатель клетки (железная койка, стол и железная печка с трубой, уходящей в стену) был-таки капитан, его имя все еще на двери. В шесть утра казарма уже наполнена обычными утренними звуками: приближающиеся и удаляющиеся шаги, кашель, смех, хлопанье дверей. Я вскакиваю, заправляю койку, надеваю форму югославской армии, бегу в единственный на этаже туалет умываться. Когда я возвращаюсь, старый крестьянин-солдат сидит на корточках перед печкой, огонь гудит, и ледяная клетка начинает согреваться. Привилегия офицера — я имею право на завтрак в комнате. Завтрак («доручек» — по-сербски) состоит из полбанки консервированной рыбы, двух больших кусков хлеба и содержимого пол-литровой пластмассовой кружки: теплая вода с сиропом. Сижу за столом, надо мной, на стене, большая оперативная карта района. Красным, синим и черным обозначены наши и их позиции. Вверху, в правом углу карты,— надпись «Секретно». На спинке койки висит автомат Калашникова югославского производства, с двумя магазинами, туго оплетенными клейкой лентой. На одеяле — мой пистолет, пояс и пятнисто-камуфляжное пальто. Действие происходит на Балканах, в Далмации, в районе города Бенковац, в стране, называемой Сербская Республика Крайина. От итальянского города Римини, через Адриатику, до моей казармы всего 240 километров.
Крайина — страна каменная, ветреная, поросшая кустами можжевельника (по-сербски — «смрэка»). Цветет мелкими розовыми и белыми цветами орешник («баям»). Много неба, камня, ветра, дыма, виноградников, коз и овец. Овцы не равнинные (толстые и темные), но маньеристские, со светлыми блондинисто-выжженными рунами, на легких ногах, с узкими мордами борзых.
Повсюду война. Хорватское наступление 22 января захлебнулось, но тлеют боевые действия, не затухают ни днем, ни ночью. На одном только операционном направлении в районе села Смильчич 40 убитых и 300 раненых с нашей стороны. Из этих 340 человек только четверо (!) пострадали от пуль. Основная масса потерь вызвана минами (по-сербски миномет — «минобацач»), здесь их называют гранатами. Часты ранения в голову.
Смерть всегда где-то рядом. На передовом посту близ Наранджичи, севернее Новиграда, всего в 700 метрах от занятого хорватами города, за каменной стеной, у убежища, сложенного из бревен, камня, земли и одеял, беседую с солдатами. Могучий ветер со стороны Новиградского моря сдувает с ног. Солдаты натянули на себя все, что можно одеть. Командир поста Милан Маджарец обращает мое внимание на ствол сосны, под ней я сижу на снарядном ящике. На стволе — свежие следы пуль. «Снайпер»,— подтверждает командир. Такие же следы пуль на соседнем дереве. Сквозь ветки нам видна впереди позиция, с которой обыкновенно стреляет хорватский танк. Снайпер стреляет с другого холма. Показывают, с какого. «Почему вы не смените позицию? Ведь ясно, что снайпер хорошо пристрелялся. Рано или поздно он снимет кого-то». Маджарец объясняет, что переносить пост — задача трудоемкая. Здесь они хорошо окопались. Они предпочитают быть осторожными… В каменной обветренной стране этой над Новиградским морем (глубокий залив Адриатики) невозможно находиться долго. Солдаты на посту меняются каждые 24 часа. Среди солдат — Душан Порипович, доброволец из Банйи. Ему 63 года, он воюет уже третий год. (Лыжная шапка закрывает все лицо, на голове — пилотка, поверх — каска). Порипович пришел сюда с севера, ранее он воевал в Покупско, на реке Купа. Там передовая сербская позиция отстоит от Зафеба по прямой всего на 27 километров. Спрашиваю у Маджарца, почему в его 63 года Порипович не остался в тылу, с женщинами и детьми. Тот удивлен вопросом. «Потому что он хочет воевать, жить жизнью солдата. Физически он держится хорошо, как и другие солдаты».
Возвращаясь с поста, на северной окраине Наранджичей проходим мимо дома, бывшего еще недавно оборонным пунктом хорватов. Два брошенных гранатомета (одноразового пользования) БСТ-82. В бункере: прорезь окна на уровне пола, в углу на столе — остатки еды, в беспорядке матрасы, мусор, брошенное оружие. Банки из-под пива, коробки из-под сигарет, плоская бутыль итальянского бренди. Под ногами — вмерзший в лед альбом с фотографиями. Выдираю альбом, вглядываюсь. Свадьба. Дети. Пирог со свечами. Крестьяне за столом. Солдаты говорят мне, что это был хорватский дом… Еще дальше, у каменной стены (Крайина вся перерезана такими стенами — одновременно защита от ветра и размежевание участков), оставленные хорватами индивидуальные позиции. Камни всякий раз разбросаны таким образом, что видно: лежал человек, встроив ствол оружия в степу. Везде мусор, дерьмо, пачки из-под хорватских сигарет, банки из-под пива и тушенки. Так через каждые несколько десятков метров.
Крайина наполнена ветром, дымом горящих зданий и полевых кухонь, взрывами мин и снарядов гаубиц.
В Пржине (западнее села Смильчич). Солдаты строят блиндажи, окапывают в землю брошенные войсками UNPRAFOR белые жилые домики из пластика, обкладывают снарядными ящиками, наполненными песком, потолки настилают из бревен. «Единственная польза от UNPRAFOR — эти вот домики, трофеи»,— говорит мне капитан Богунович. Сам передний край, позиция, чуть выше, проходит по кромке фруктового сада. Колючие кусты, линия окопов, над окопами, здесь и там,— несколько пулеметных гнезд. Пулеметы «ПАМ, 12,7 мм», системы Браунинг, я стрелял из такого в Сараево в прошлом году. Противник — через поле, в 800 метрах. Пригибаясь, пробегаем один за другим открытые места. В саду цветет орешник, и повсюду — следы вражеских мин: срубленные ветки, ямы воронок. Подбираю узкую, тонкую, как коса, ленту металла, такая, визжа в небе, снесет не одну голову. Эта, к счастью, уже безопасна, будет ржаветь в земле.
Впереди, метров за 200, поле заминировано. Через полчаса меня знакомят с человеком, который его минировал. Милорад Джакович или Дзил, 30 лет, командир отделения «Откачанных» (то есть «сумасшедших»). Он родом из села Ислам Греческий. Красивый чернобородый парень, командир «сумасшедших» почти робок. Он женат, у него двое детей. Очень любит оружие и охотничьих собак. Разговариваем, стоя на дороге. Дорога ведет к аэродрому Земуника, всего пару километров. (В конце января Земуник и его аэродромы (два), так же, как мост у Масленицы, стали известны всему миру. Так как явились целями внезапного наступления хорватов). Спрашиваю Дзила о его походе в родное село, оккупированное хорватами (солдаты уже успели рассказать мне об этом подвиге). «Да, ходил,— говорит он просто.— Взял кофе, свою собаку, осмотрел командное место хорватов и вернулся. По дороге взорвал большой грузовик». Улыбается. «Минное поле, это тоже ты?» Кивает. В перерыве между войнами (первой — 1991 года и новой, начавшейся 22 января 1993 г.) он часто ходил на минные поля охотиться на зайцев и фазанов. Там развелось много зайцев и фазанов. «Не боялся?» Нет, он ведь «понимает» мины.
Несколько русских танков Т-55. На одном надпись «Пусти ме да гинем!» (то есть «Пусти меня погибнуть!»). Не знаю, слышал ли командир танка Йово Алованья о надписи на головных повязках пилотов-камикадзе «Путь самурая есть смерть!», но «Пусти ме да гинем!» буквально то же, та же этика.
На корректировочном пункте смотрю в перископ на разрушенный мост через Новско Ждрило (узкий пролив), тот самый знаменитый мост у Масленицы. Подполковник Узелац показывает мне контур хорватского транспортного судна, затопленного его артиллерией. Объясняет мне, что вся его техника оказалась в день наступления хорватов (22 января) под замком у UNPRAFOR, в то время как хорватская армия обладала всем тяжелым вооружением. «Замки сбили, забрали технику…» Сегодня мораль у его людей высокая. Воюют за свою ведь землю. «Отступать нам некуда, в Россию не поедешь».
В перископ видим, что в селе Кашич, влево от церкви святого Ильи, стреляет вражеское орудие, скрытое в небольшой роще. Мнения разделяются: орудие это или танк. «Пичку матерну!— ругается подполковник.— Цель 121, вправо 150. Пали!» Вижу, как огненным сполохом приземляется снаряд. «Лево 30, далее 100. Пали!» — корректирует подполковник. По каменным полям, по лунному пейзажу с корявыми деревьями без листьев, иду к орудиям. Под темным небом обнаруживаю свои родные русские пушки: 122 мм, модель 1938 года. С корректировочного пункта поступают координаты цели. Двадцатидвухкилограммовый снаряд идет в ствол, гильза следует за ним. Искушение шарахнуть из пушки моих отцов велико. «Пали!» Я дергаю за веревку, раскрыв, как мне посоветовали рот, чтобы не оглохнуть. Позднее узнаю от корректировщиков, что секунда отделяла выпущенный мною снаряд от проехавшего по дороге в Кашиче военного грузовика неприятеля. Имея опыт четырех войн, дабы избежать упреков «прогрессивно настроенной» интеллигенции Белграда, Москвы и Парижа («Почему вы, журналист, нарушив нейтралитет, позволяете себе участвовать в боевых действиях, брать в руки оружие?» — слышу я их ехидные голоса), я в этот раз официально оформился как доброволец в армию Крайины. «Я стреляю в небо, а Бог выбирает, на чью голову опустить снаряд»,— утешает меня командир орудийного расчета. Еще он говорит, что им нужны снаряды, когда Россия пришлет снаряды? Артиллеристы показывают мне выпущенные по их позиции ракеты венгерского производства. «Пусть Америка возьмет себе хорватов, а Россия возьмет нас». Против сербов сегодня воюют все те же народы, кто пришел вместе с Гитлером в Россию: хорваты, венгры. Боснийские мусульмане служили в 13-й Боснийско-Герцеговинской дивизии SS.
В автомобиле с полковником Шкоричем едем в монастырь Крка, к владыке Лонгину, он — глава Далматинской епархии. По дороге полковник затрагивает тему страха и героизма. «На войне боятся все,— утверждает полковник,— но одни умеют владеть своим страхом, другие — нет». Я спрашиваю полковника, как бы он сформулировал определение героя. «Герой — тот, кто умеет презреть свой страх и действовать против него». Вокруг каменная могучая пустыня, поросшая деревом граб, серым и тоже как бы каменным. Листья отсутствуют еще. Здесь чудовищно красиво. Недаром здесь снимали в свое время «спагетти-вестерны», природа не уступает Вайомингам и Колорадо, а съемки стоили в десятки раз дешевле, чем в Америке. В Крайине живут крепкие каменные люди, под стать ее природе. Здесь мало промышленности (немногие текстильные предприятия закрылись) — это страна крестьян, овцеводов и виноградарей, людей с большими, тяжелыми руками тружеников. План Вэнса-Оуэна обрек их на жительство с хорватами, что невозможно. Совместная жизнь невозможна по простой и страшной причине (отвлекшись от споров по поводу того, кто первый начал войну и какая сторона была более жестокой) — количество крови, пролитой с обеих сторон, превысило критический уровень терпимости. UNPRAFOR, которому жители Крайины доверились, не защитил их. Не смог или не захотел. Сегодня они никому не верят. Они не отдадут свою землю, умрут ВСЕ, но не отдадут. «Пусти ми да гинем!» Местные интересы Крайины противоположны не только интересам хорватской стороны, не только интересам Запада (выраженным в плане Вэнса-Оуэна), но даже интересам Белграда, Сербии Милошевича, те согласны оставить Крайину хорватам в обмен на сохранение за сербами территорий в Боснии. До войны в Крайние было около 250 тысяч жителей, сегодня… Министр иностранных дел Крайины Ярцевич сказал мне, что около 130 тысяч. Всего 130 тысяч, но это каменные люди! В зале семинарии Кркского монастыря владыка Лонгин, в черной рясе, очки, молодой еще, седина в черной бороде и в гриве волос, со страстью рассказывает мне об истории Крайины. Согласно Лонгину, оказывается, хорваты Крайины — бывшие сербы. «В годы голода на Петровском поле католический священник из Дрниш раздавал еду голодным сербским крестьянам только в том случае, если они перейдут в католичество. Мы единственная нация, которая, меняя веру, меняет национальность. Вы знаете, что перекрестившись, серб становится хорватом?! В 1880 г. Папа Римский подтвердил эту практику указом: тех сербов, которые живут в Далмации, называть католиками и хорватами!»
Идем в церковь, она основана в 1350 году, но на ее месте ранее существовал уже небольшой монастырь. Под церковью сохранились остатки еще более древней катакомбной церкви, куда, по преданию, приходил совершать службу сам апостол Павел. Церковь небольшая, о четырех столбах: старый греческий, византийский стиль. Лучшие иконы и церковная утварь вывезены из военной зоны, спрятаны. Много русских икон: красные одежды святых на сером и золотом. Повсюду камень, потому жесточайше холодно. «Всегда радуйтесь…» — так начинается завещание Стефана Кнежевича, настоятеля Крки, умершего в 1890 году, вытесненное на каменном саркофаге его. Сознавая опасность католического прозелитизма, он в своем завещании просил убрать его прах из монастыря, если братия изменит вере. За монастырем и склепом с телом Стефана — старые кипарисы и могилы монахов. Полковник Шкорич, красивый, седой, тонкий, говорит мне, что хотел бы быть похороненным в таком месте. В кипарисах мяукает как кошка не то дрозд, не то скворец.
По этой земле, красивой и каменной, прошли многие завоеватели: венецианцы и турки, солдаты Австро-Венгрии и Муссолини. Совсем недалеко к северу по побережью — Рийека, она же Фиуме, город в 1919 году захватил полковник, поэт и итальянский империалист Габриэле д'Аннунцио. Пожилой веселый крестьянин в берете, пригласивший нас выпить вина и съесть домашней ветчины с луком, рассказал, что в возрасте десяти лет учил в школе итальянский язык, носил черную форму… Встав, крестьянин стоя напевает несколько строк итальянского фашистского гимна…
Следуя завещанию Стефана, мы, солдаты, радуемся. Я тоже. Простой горячей пище на позициях («на террене», как выражается военный полицейский, бравый парень в берете Светозар Милич, он повсюду сопровождает меня, держа автомат особым способом: как ребенка прижимая его к правому плечу). Обыкновенно это фасолевый или гороховый суп с кусочками ветчины или колбасы. (В казарме у нас еда похуже. Там готовят на сотни солдат). Радуемся, если удастся разжиться, стакану местного вина. Радуемся, если стихает жестокий, всегдашний ветер. Выскочив из машины, радуемся на дороге, ведущей в городок Обровац: две мины приземлились чуть впереди нас, лишь повредили дорогу и сорвали провода… Солдат живет сегодняшним днем и если иногда заглядывает в прошлое, о будущем старается не думать. Жив — уже хорошо. Так как сколько-нибудь приемлемого решения проблемы Крайины не видно, то война пока — перманентное состояние. Крайина — республика вооруженных граждан.
Центр профессионального военного обучения «Альфа» создан «фондасьен капитана Драгана». В нем солдаты (вооруженные граждане) могут повысить свою профессиональную квалификацию: обучиться камуфляжу, конструкции убежищ и блиндажей, искусству минирования, борьбе с авионами и танками. Легендарный герой капитан Драган (я встретился с ним в бою за высоту Ражовльева Глава) — профессиональный военный. Австралийский гражданин сербского происхождения, капитан явился в Крайину тотчас, когда начались первые столкновения, в 1990 г. Это он первый стал учить местных крестьян воевать.
Живя жизнью солдата, я не избег встреч с беженцами. Сочувствуя старикам и детям, я все же человек казармы, потому беженцев мне всегда очень жалко и они вызывают во мне дикую тоску. Дети, женщины, старики в центре «Красного Креста» в Бргут и в школе в селе Белине: скученные в классных комнатах, сидят и лежат на матрасах. Все со злобой и гневом говорят о предательстве UNPRAFOR. «Почему они нас не защитили?» Испытывают особую неприязнь к французскому контингенту. В городе Обровац командир майор Допудж рассказывает мне детали.
Согласно майору, французский контингент (среди французов было несколько офицеров хорватского происхождения), симпатизируя хорватам, поставлял им разведывательные данные о сербских позициях. Более того, французы глушили телефонную связь между отдельными отрядами сербов в течение трех дней. Майор просил французских военных: «Не мешайте нам!», но глушение продолжалось. Еще более серьезная акция: французы, согласно майору, дали три своих бронетранспортера (белых, с буквами UN) хорватам, и те заехали на БТРах, неузнанные, в тыл к сербам. Сербские солдаты, думая что приехал UNPRAFOR, вышли без оружия, и были убитые и пленные. И сегодня десятеро из этих солдат все еще находятся в тюрьме в Задаре. Еще 24 сербских солдата (из них две женщины) погибли в Лика, потому что французы пропустили туда хорватов. Майор признается, что едва устоял против искушения открыть огонь из гаубиц по французскому контингенту, дабы отомстить за смерть своих солдат. «Удержался, не захотел стрелять по двадцатилетним детям. Французские солдаты не виноваты, виновато их командование и правительство Франции. Потерянные пять километров мы вернем».
Французы располагались в нескольких местах: часть (командный пункт) в отеле «Плитвице», в Масленице, часть в местечке Рованьска (это там хорваты получили БТРы), военная полиция помещалась в устье реки Каришница, на изумрудном берегу Карийского моря (глубокий залив Адриатики), и в казарме в Бенковац. В Бенковац (французы уехали оттуда уже 23 февраля, бежали) осталась их карта, где обозначены направления ударов хорватской армии. Карту нашли вселившиеся в здание после французов кенийцы. Майор Допудж сказал, что готов подтвердить свои показания под присягой.
В свете этих фактов загадочная немилость, в которую вдруг попал (тотчас после возвращения Миттерана из последнего визита в Югославию) Пьер Жокс, представляется менее загадочной. Не послужило ли причиной увольнения министра обороны (друга и партийного соратника Миттерана) поведение французского контингента в Крайние? Хорватское наступление нанесло несомненный ущерб политике Запада в бывшей Югославии. А никаких других военных операций французская армия в это время не вела. Что узнал Миттеран там, «на террене», и от кого узнал? От генерала Филиппа Марийона? Предмет для размышлений. Как бы там ни было, наши Рэмбо бежали, побросав белые домики, испортив надолго французскую репутацию в этом районе. UNPRAFOR здесь ненавидимая военная сила. (Тогда как до 22 января все было как раз наоборот. Войска UN пользовались в этом районе куда большим уважением, чем где бы то ни было на сербских землях). Исключение — контингент из Кении. Кенийский поручик лег на дорогу перед хорватским танком, не желая пропустить его. Поручик был жестоко избит, ему сломали четыре ребра и бросили в тюрьму. Историю UNPRAFOR замял, не желая раздражать хорватскую сторону.
Меня повсюду спрашивают: «Когда Россия будет нам помогать?» Беженцы в центре в Бргут, обступив меня, зло кричали: «Почему вы не скинете вашу власть, Ельцина? Нас всех перебьют!» И хотя я всякий раз объясняю им, что правительство Ельцина не только антисербское, но и антирусское, мне стыдно за мою Родину.
Вечер в казарме. Светозар и другой «мой» солдат Неделько Йокич уходят. Светозар, уходя, оглядел мой автомат и, заглянув в ствол, покачал головой. Автомат мой после стрельбы нуждается в чистке. Сажусь чистить автомат.
№41(10904), 8 апреля 1993 года
Имперский инстинкт
Я сознаю, что этой статьёй, замахнувшись на миф ГУЛАГа, я обижу и возмущу немало людей. Однако я считаю, что несправедливый миф заслуживает того, что бы его разбили как Идола. Исторические предрассудки существуют до тех пор, пока не найдётся тип, который придёт и ударит по ним молотком. Так называемый сталинский террор объясняется обычно капризами тирана. Я вижу по-иному.
Миф и реальность
Согласно интервью допутчевского Крючкова, шефа КГБ, соратника Горбачёва, опубликованному в первом номере «Литературной газеты» за январь 1991 г., в ГУЛАГе побывали (за все 30-е, 40-е и 50-е годы) три с лишним миллиона человек и погибли там 780 тысяч человек. Однако эти реальный цифры не цитируются, в обиходе по-прежнему остаются фантастические «миллионы жертв» или даже «60-70 миллионов погибших». Таким образом, чудовищно преувеличенные, мифологические цифры, раздутые совокупно (каждая группа преследовала свои цели) советскими диссидентами, западными разведслужбами и использованные в конце 80-х годов ещё раз «демократами», продолжают, фальшивые, оставаться в обращении. Увы, в популярной истории (для неумеющих или не имеющих времени самостоятельно мыслить, таковых, увы, всегда немало), кажется, останутся эти «десятки миллионов погибших в ГУЛАГе». «Ложь, повторенная множество раз, становится правдой»,— пояснил некогда профессионал дезинформации Геббельс.
СССР и его прошлое сатанизировали по тому же рецепту, по какому сатанизировали другую великую империю — Римскую. Только один параллельный пример из области жертв. Все помнят рисунки из учебников истории: христиане с горящими глазами, сбившись в кучку на арене, ждут приближающихся к ним страшных хищников, чаще всего это львы. Поверху, на балконе, пирует кровожадный Цезарь, окружённый пьяными собутыльниками и полуголыми девками. Согласно отцам церкви многие десятки тысяч мучеников якобы погибли на римских аренах. Достоверные же цифры (их приводит английский историк Дэйвид Кейс)… пятьдесят христиан за 200 лет были брошены диким зверям.
Империю сегодня сделали символом зла. Местный этнический, феодальный инстинкт повсюду побеждает имперский инстинкт. (Последнее проявление имперского инстинкта — референдум 17 марта 1991 г. Народ советский желал империю, но не нашлось имперских лидеров.) Выпущенные из Союза руками Ельцина, Кравчука, Шушкевича — трёх бесталанных пожилых граждан Великой Империи, местные национализмы демонами разгулялись на просторах Евразии: в кровавую воронку карабахского конфликта уже затянуты многие десятки тысяч жизней. Молдавия… Осетия… Абхазия… Таджикистан… югославские войны… За прошедшие полтора года я побывал на пяти войнах: запах падали, гнилые трупы, солдаты и разрушенные города. Это всё феодальный инстинкт в действии.
Имперский инстинкт присущ только великим историческим нациям. Он ведёт к созданию цивилизации, к склеиванию племён вокруг языка, великой культуры и военной и государственной энергии. Империя есть государственная форма, в которую отливаются цивилизации. Феодальный же инстинкт присущ малым и особенно неисторическим, никогда не имевшим своей государственности или имевшим её очень недолго народам. Империя, однажды кроваво установившись, склонна к великодушию, к прощению, к собиранию племён и к их растворению в общем имперском принципе. В то время как феодальный инстинкт брутален, мстителен, склонен к жестокостям и низостям ради жестокостей и низостей. (Скажем, взятие заложников: имперские нации до этого не опускаются. Однако сколько раз русские офицеры и солдаты служили заложниками кавказским националистам?) Имперский инстинкт опирается на разумное видение мира, феодальный — на мгновенные страсти.
Римская империя просуществовала четырнадцать веков, до 1204 г., когда Константинополь был захвачен крестоносцами. Историки обращаются обыкновенно к римскому миру после седьмого века как к «Византийской империи». Этот термин есть позднее искусственное измышление. Для её народов она оставалась, как и всегда была, Римской империей. В зените её могущества 60 миллионов человек жили на территории современных 36 стран, называя себя гражданами империи. А управлялась эта махина довольно легко, всего тремястами высших администраторов и угрозой военного наказания. На большинстве территорий Римской империи армия была едва заметна, но потенциальные бунтовщики сознавали угрозу и помнили об участи, постигшей других. Первое правовое государство своего времени, воцарившись среди истеричных национализмов, оно вызывало, разумеется, дружную ненависть парфян, мидян, иудеев и прочих субъектов античного мира. В конце концов мощную империю доконали. В наследство феодальным варварам досталось: большинство городов Европы (они основаны римлянами); римские дороги; римские законы послужили основой всех европейских законодательных систем; две огромные религиозные организации: католическая и греческая ортодоксальные церкви; военное искусство: римские битвы изучаются во всех военных академиях мира. Даже рясы, носимые высшими чинами христианской церкви, имеют в своей основе воскресный костюм римского аристократа IV века.
Великая Российская…
У нас, русских, была своя Великая Империя. Это неоспоримо. Не колониальная, которая основывается не на слиянии, а на подавлении доминирующей нацией других племён. Нам удалось построить некое подобие Римской империи, но большинство нашего населения этого даже не заметило. А тот, кто заметил, не сумел объяснить этого соотечественникам, одержимым скукой — нормальной, кстати говоря, болезнью империй. Философ румынского происхождения, живущий в Париже, Чиоран, писал:
«После того как нация оставляет свои цели доминирования и завоеваний, тоска и общая скука обрекает её на медленное умирание. Бич наций в полном расцвете, скука уничтожает их жизненную силу».
Благосостояние всегда вызывает скуку. Позже враги империи — «демократы» презрительно назвали наше самое равномерное в истории человечества благосостояние «застоем». Мы были по-иному сыты, чем Запад, но все были сыты.
В 1975–1980 гг. я безуспешно пытался объяснить американцам, что жизнь в СССР скучна. Американские газеты отказывались печатать мои статьи, им было выгоднее пропагандировать диссидентское лживое видение СССР как «кровавого режима». Это был год выхода в свет первого тома «Архипелага ГУЛАГ». Парадоксально, но режим стало возможно называть «кровавым» именно тогда, когда у него выкрошились все клыки.
Империю строили тысячелетие. Следует неотложно понять раз и навсегда, что семьдесят лет Советской власти — это тоже империя. Идеология, да, сменилась в 1917 г., но империя сохранилась и упрочилась. (С тех пор умерли и белая, монархическая идеология, и красная). А этот имперский инстинкт вёл красных конников в походе на Тегеран в 1921 г. И этот же всё ещё мощный имперский инстинкт бросил нас на Берлин 16 апреля 1945 г.
Имперский инстинкт был обязан подавлять местные этнические, феодальные проявления энергии во имя высшей цели: безопасности и равномерного благосостояния всех. Потому незамедлительно отправлялись в ГУЛАГ все литовские «лесные братья», поклонники украинского трезубца, бандеровцы и им подобные. Основную массу политических заключённых ГУЛАГа всегда составляли националисты, ибо империя мудро сознавала, что местные истеричные демоны есть её основные противники. Сегодня если не те же люди, кто заполнял бараки ГУЛАГа (Чорновил — яркий пример), то в большинстве своём их наследники, продолжатели, родственники и духовные братья стреляют в Кавказских горах, на равнинах Молдавии, истерично вопят в зданиях своих парламентов.
Когда римляне уставали от набегов варваров на пограничные имперские города, в горячую точку высылались боевые легионы. В империи советского периода (сотни тысяч раз опороченное) НКВД предохраняло основную массу жителей империи, две сотни миллионов и позже три сотни миллионов, от агрессивности нескольких сотен тысяч. Сегодня некому охранять: и лупят из пушек и танков бывшие «жертвы ГУЛАГа» или их дети от Бендер до Душанбе. Солженицын, носитель местного, московско-рязанского феодального инстинкта, был поддержан Западом в его борьбе против империи. (Неужели ему в голову не пришло, что насилие ГУЛАГа было защитительным насилием?) Сам кавказец, цезарь Иосиф Сталин знал секрет империи, её уязвимость демонам национальных страстей, потому «срока огромные» при нём и позже давались именно носителям пагубных национальных страстей.
Уже не СССР, но Россия — всё же многонациональное государство. Правительство, которое наконец захочет спасти Россию и её граждан, неминуемо должно будет принять и жёстко следить за соблюдением закона, согласно которому отделение от тела России территорий на основе и под предлогом национального суверенитета будет признано и государственным, и расовым преступлением. И будет караться «сроками огромными» за особо тяжкое племенное феодальное рвение. Робер Давид, израильский журналист, выходец из государства, которое знает, как обращаться со своими врагами, года три назад опубликовал статью, в которой советовал собрать всех представителей народных национальных фронтов в одной камере Бутырок. «Взгляд, конечно, варварский, но верный»,— скажу, перефразируя поэта Бродского.
Их «драгоценные» культуры
Основной аргумент любой взятой наугад националистической интеллигенции: «национализм, говорят они (армянский, молдавский, латвийский), нужен нам, дабы защитить национальную культуру». Да помилуйте, это фальшивый аргумент. Ваши национальные культуры были защищены империей лучше, чем русская. Ни в какой Франции, США, ни в каком многонациональном Китае нет столько литературы на языках народов, столько школ иных языков, столько театров, сколько было в СССР. Армянский Ватикан — Эчмиадзин жил как государство в государстве, в то время как у себя в России безжалостно превращали церкви в стойла и склады и взрывали храмы. (Беру Армению как пример, наугад. Однако верно и то, что первый толчок феодализма случился в Армении.) Армянские газеты и книги, армянские фильмы выходили всегда. Глобально, геополитически мы, русские, согрели вас, братья, под крылом империи, а не согрели бы, давно бы вы разделили участь курдов. Рождаясь в Бейруте, вы, армяне, учились в Ереване, и с советскими и другими паспортами свободно разъезжали по миру: и в Нью-Йорк, и в Париж. Нам русским, римлянам в империи, такая свобода и не снилась… Нет, это не защита культуры, но ваши феодальные страсти погнали вас в Карабах, где никто не нуждался ни в каком освобождении. Это ваша безрассудность погнала вас. Прекратить вовсе ваши конфликты с азербайджанской нацией империя не могла, но в 1921–1986 гг. эти ваши конфликты оставались в пределах уголовной хроники. Вы ваши всегдашние трения с другим народом превратили в междоусобную бойню. Но самый тяжкий грех в вашем поведении, что вы стали убивать из засады, подло наших офицеров (ростовское дело), вы брали и продолжаете брать русских военнослужащих в заложники.
К армянам особый счёт. Близкие по вере, они казались нам братьями, и мы с ними обращались как братья. У меня в книге «У нас была Великая Эпоха» есть персонаж, он же и реальное лицо: сержант Махитарьян, служивший под начальством моего бати-лейтенанта, светлая личность моего детства. Так это его сыновья берут сегодня русских в заложники? Культуру защищать национальную! И для этого превратить Карабах в нежилую, обгорелую, страшную землю, где уже никто не сможет жить нормально в ближайшие несколько десятилетий? Империя была умнее и добрее: она устраняла выборочно и индивидуально. Часто и ошибалась, насилие направляла не на того. Но у империи не было личных счётов. У вас, господа, одни личные счёты и страсти.
О культуре же следует сказать вам неприятную, циничную правду. Никакого возрождения армянской ли, грузинской ли и даже украинской культуры не будет. На пороге XXI века поздно развивать национальные культуры, потому что мир через телевидение, радио, кинофильмы подвергся и подвергается агрессии общезападной городской цивилизации. Сохранятся после этой агрессии только языки больших народов и традиции крупнейших наций. Предлог развития культуры — полнейшая демагогия. Национальное государство и культура не состоят друг с другом ни в арифметической, ни в геометрической связи. Какая культура у княжества Лихтенштейн? И даже у Голландии с её двадцатью миллионами населения никакой особой голландской культуры нет после 1945 г. Есть общая со Швецией, Данией, Норвегией и более всего с Германией. Ибо мощная германская нация задаёт тон. Армянские, литовские, казахские писатели благодаря империи были доступны десяткам миллионов читателей. Сегодня они обречены на аудиторию в несколько тысяч в лучшем случае. На Франкфуртской книжной ярмарке в 1986 г. американские издатели купили семь французских книг. Только семь! Так то французских!
У некоторых народов, ловко выделивших себя в национальные государства как только представилась возможность, и письменности-то не было, а это империя озаботилась созданием их письменности. Русские учёные записали их эпосы для сохранения. Великая русская нация, великодушная и неравнодушная, поощряла местные феодализмы. Не только не запрещали, но насаждали повсюду двуязычие: школы на местном и на русском языках. В результате такой политики империя в конце концов оказалась в положении острейшего противоречия. Отправляя в ГУЛАГ созревшие ядовитые плоды национализмов: «лесных братьев», поклонников трезубца и прочих, мы тщательно культивировали деревья, на которых выросли эти фрукты — национальные школы, театры, газеты, издательства. Потому к концу 60-х годов они, эти от центра стремящиеся силы, колонизировали нас, колонизировали метрополию даже империи, по крайней мере её крупные города. (Москву-таки физически колонизировал Кавказ.) Постепенно под дряхлыми порталами наших государственных учреждений стали господствовать западничество в форме «демократии» и феодализмы, но не имперский дух.
А партия, спросит читатель? КПСС я предъявляю мои упрёки. Упрекаю её за слабость, за ханжество и притворство, за то, что позволила себе превратиться из сурового военно-монашеского ордена большевиков в вялую и жирную бюрократическую организация. За неестественную систему отбора лидеров на основании чиновничьих качеств повиновения, потому талантливая молодёжь просто не попадала в партию. Судьба КПСС как организации трагична. К несчастью, судьба империи оказалась сплетена с судьбой этой организации, ибо, увы, из людей партии формировалась высшая администрация империи. Годы падения имперского инстинкта в последние десятилетия позволили местным коммунистическим царькам выковать себе из всего и ничего (из предрассудков, мстительных исторических воспоминаний, умерших обычаев и пр.) национальные феодальные идентификации. 1985 г. освободил их. Убийство СССР позволило полсотне местных царьков в республиках сделать последний решающий шаг: стать настоящими феодалами, установить свою феодально-этническую власть. Подкрашенную поверху в модные цвета «либерализм» и «демократию»; представить себя президентами «наций» и «государств», якобы обретших свободу при падении коммунистической тирании. Этот трагический маскарад, увы, не понят и не замечен равно ни интеллигенцией России, ни её политиками.
Часовой евразийских пространств
130 евразийских племён были объединены в Великую Империю по принципу политического суверенитета и цивилизаторскому принципу, а не по национальному. Потому это было удачное государство, на одной шестой части суши царил мир. Да, Великая Империя была построена на фундаменте Российского государства, и российский народ послужил нацией, вокруг которой возникла великая евразийская цивилизация. Повторяю: среди наций существует естественная иерархия, как и среди индивидуумов. Наиболее способные нации необходимо лидируют в мире. Каждая государственность покоится на силе, и только на ней. Каждая государственность рождалась в кровавых войнах с соседями. Те племена, которые не смогли создать свою государственность до самого конца XX века, просто не способны её создать. И никакие голубые каски ООН или американская морская пехота не могут поддерживать существование искусственно созданных всего лишь общим голосованием государств сколько-нибудь продолжительное время. Обуза себе и другим, государства-паразиты — мусульманская Босния, Эстония или Латвия — не в силах ни защитить себя, ни прокормить. Мы только что наблюдали рождение государств-уродцев, инвалидов, «национальных республик», существование которых ни на чём не основано, помимо произвольной фантазии буржуазии каждой республики. В осуществлении этих фантазий республикам помог Запад, заинтересованный в распаде могучей империи. Но Запад не станет воевать за все республики. Уже испуганный инспирированной им же резнёй в Боснии (а как ещё классифицировать признание Боснии странами Запада, за которым немедленно началась война?), он уже медлит, вмешаться или нет… «Республикам» следует помнить, что независимости даны им не по силам, но как милостыня, а милостыня может быть завтра отобрана.
Человеческие племена агрессивны. В этом их доблесть и причина кровопролитий. Среди народов постоянно идёт и никогда не кончается пир каннибалов. Мир — скорее исключение из правила, застой — исключение из войны. Одни народы пожирают другие. Российскую цивилизацию и созданную ею империю сегодня пожирают слабые, потому что, не побеждённая физически, империя покончила с собой. Нам сумели навязать ложные принципы «общечеловеческих ценностей» и «нового мышления». Западные государства не живут сами согласно этим принципам, игнорируя их, они живут согласно старому доброму принципу «сильный всегда прав». Мы слишком великодушны, чрезмерно добродушны — будем же сильны!
Сплотимся все. Проникнемся духом героизма. Проникнемся героическим мужеством наших предков и защитим нашу российскую цивилизацию, воссоздадим наше многоплеменное Российское государство — империю. Будем беспощадны, ибо нас не пожалеет никто. Российская цивилизация должна вернуться к выполнению исторической миссии своей — часового евразийских пространств.
Даёшь империю!
Если национализм — феодальная страсть мелких народцев, то идеология великого народа — империализм. Нам насущно нужна наша империя. Маленьким, крошечным русский народ быть не сможет. Так же как не может быть крошечным и никогда не успокоится германский народ. Отсутствие империи неизбежно приведёт нас к моральным, политическим и человеческим извращениям. Достаточно назвать одно из извращений, самое страшное — братоубийство. В войнах, настоящих и будущих, между пятнадцатью республиками русские вынуждены будут воевать (и уже воевали: в Приднестровье) брат против брата.
Следует громко, в голос, признать: да, мы хотим империю! Да, даёшь империю, Российскую империю, исходя из принципа: там, где живут русские, там — империя. Границы России должны соответствовать этническим границам расселения русских. Нам нужна политика русификации: политика «плавильного котла», подобная американской. Мы никого не оттолкнём. Мы упраздним национальность в паспорте.
Империя — это безопасная крепость для всех, защищённая от феодальных, крысиных страстей жизнь. Янки — объективно наши противники, но и их империя являлась убежищем. В Америку в XIX веке и в ХХ бежали армяне, греки, турки и ещё десятки народов, спасаясь от феодальных крысиных страстей в своих странах. И сегодня бегут в метрополию империи, в Россию, армяне, грузины, азербайджанцы, среднеазиатские народы, спасаясь от феодальных крысиных страстей.
По мере дискредитации ельцинского режима всё большее количество пастухов стада человеческого (или претендентов на роль пастухов) декларируют себя патриотами и (или) националистами. Однако редко кто из них имеет ясные идеи национализма. Какой национализм хотим мы воздвигнуть в России и в какой России? Феодальные, придирчивые (к составу крови, к имени, религии), узконациональные сектантские импульсы неизбежно приведут к созданию низкого духом феодального государства, в котором будет тяжело дышать и русским. Высокие же имперские импульсы российского народа, носителя цивилизации, неизбежно приведут к империи, великолепной высшей форме государства.
№65(10928), 3 июня 1993 года
Обстрел сорока
Добравшись в июле 1993 г. до Парижа, я обнаружил, что мое имя склоняется, спрягается и грязнится на первых страницах газет и журналов. Увы, не по поводу моей книги «Дисциплинарный Санаторий», появившейся наконец в июне во французском переводе, нет. Оказалось, что во французской столице идет охота за ведьмами… «национал-большевизма». И я — один из этих самых ведьм или дьяволов, за которыми охотятся.
Залп, оповещающий о начале сезона маккартизма, дал 23 июня почтенный и читаемый всей Францией еженедельник (сатирический) «Канар Аншенэ». На целую страницу еженедельника (формата «Правды») развернулось досье под названием «Когда правые экстремисты ловят в водах коммунистов». Уже только подзаголовки дают представление о характере статьи: «Большевик в журнале «Шок»» (атака против меня), «Новые правые в гостях у марксистов» (атака против известного философа Алена де Бенуа) и т.п.
Следует сказать, что все крупные кампании в прессе, все «дела» во Франции всегда начинались с «досье» в «Канар Аншенэ». Свергнувшая в свое время президента Жискара история с бриллиантами (Император Центрально-Африканской Республики Бокасса подарил президенту бриллианты) тоже началась на страницах «Канар Аншенэ». Вкратце история, изложенная в «Канар», выглядит так. Газета «Идио Интернасьональ» (я ее автор и член редколлегии уже четыре года) во главе с директором Жан-Эдерном Аллиером и главным редактором Марком Коэном служит мыслительным центром националистов плюс коммунистов и мостом. Мостом между коричневыми («Фронт Насьеналь» Ле Пена, журналы «Шок месяца», журнал «Кризис» Алена де Бенуа) и красными (журнал «Революсьен», компартия Франции).
«Ну и что?! Большое дело!» — скажет русский читатель. Я себе сказал то же самое. Однако архаичное политическое мышление демократической интеллигенции самой якобы интеллектуальной страны в мире не может вынести подобного кровосмешения. Чтоб крайне правые с крайне левыми! Нельзя! И началась боевая кампания. Уже через три дня после «Канар» залп дает 26 июня «Ле Монд». На первой странице под заголовком «Соблазн национал-коммунизма» читаем шапку:
«Во Франции, как и в России, бывшие сталинисты и интеллектуалы правого экстремизма мечтают о «третьем пути», красном и коричневом».
Далее за подписями Оливье Биффо и Эдви Пленель идет огромный текст, продолжающийся на 12-й странице. Я переведу лишь самое начало.
«Это три гримасничающие истории конца ускользающего века. Первая происходит между Парижем и Москвой через экс-Югославию и имеет героем Эдварда Лимонова, русского писателя, обосновавшегося во Франции, вчера «диссидента» в СССР, принужденного к насильственному изгнанию в 1974 г. «Хотите вы, чтобы я привез вам новое красно-коричневое знамя национал-коммунистического движения?» Вопрос поставлен Лимоновым его интервьюеру из журнала «Шок месяца» в перспективе своего очередного путешествия в Москву. Опубликованное в номере за июль-август 1992 этого крайне правого ежемесячника и озаглавленное «Эдвард Лимонов под знаменами национал-коммунизма», интервью было осуществлено Патриком Гофманом, который хвастается, что голосует за компартию Франции, одновременно коллаборируя в лепенистком ежемесячнике. Лимонов там декларирует в частности следующее: «Если возможно говорить о флирте между националистами и коммунистами во Франции, в России это уже альянс, вписавшийся в ежедневную политическую реальность… Мы живем в эпоху радикальной смены союзов, повсюду строятся новые баррикады, и мы их защитим, эти баррикады, с новыми братьями по оружию». С этой точки зрения Лимонов не колеблется уже платить своей собственной персоной, «Калашников» наизготовку. В следующем номере «Шок» (сентябрь 1992) он в Приднестровье, на стороне русскоязычных добровольцев в войне против Молдавии».
И т.д. Основная забота «Ле Монд» доказать, что Лимонов печатался и в журнале «Революсьен», близком компартии Франции. Ну и что? Я печатаюсь везде, где мне платят франки, в свое время я печатался в благонадежной «Либерасьен», пока газета считала возможным публиковать мои статьи. Покончив с Лимоновым, «Ле Монд» обрушивается на Алена де Бенуа и рикошетом достается здесь и Александру Дугину и газете «День». Следующие подразделы статьи в «Ле Монд» озаглавлены: «Национальный Фронт в «Идио Интернасьональ»» и «Переворот левых нацистов». В последнем речь идет о том, как автор полицейских романов писатель Дидье Данэнкс пытался предупредить об «опасных связях» некоторых коммунистов (редактор «Идио» Марк Коэн, член ФКП, некоторые журналисты «Революсьен» писали в «Идио») самого Жоржа Марше. Помогая стукачу, подлая «Ле Монд» публикует отрывки из писем Жоржа Марше Дидье Данэнксу. В первом (от 28 октября 1992 г.) генеральный секретарь ФКП «премного благодарен» стукачу Данэнксу за возможность «увидеть реальность в освещении таком, о котором я не предполагал».
«Я проверил факты, которые вы упомянули, исключительно те, которые связаны с ответственными лицами моей партии, они предупреждены. Поверьте мне, я так же возмущен, как и вы».
Так как стукач не унялся и продолжал писать письма, Жорж Марше вынужден ответить ему еще раз, 24 мая сего года. Он пишет:
«Я желаю, поскольку вы занимаетесь этим вопросом, чтобы вы продолжали вашу работу, и если вы констатируете, что существуют связи между людьми компартии и крайне правыми, у меня есть только одна просьба к вам: скажите об этом! Так как было бы постыдно и бесчестно для коммунистов, которые этим занимаются».
«Писатель (продолжает «Ле Монд»), который говорит, что он за свободный социализм, не заставил себя просить два раза, и «Канар Аншенэ» 23 июля… опубликовала досье…»
«Ле Монд» пытается заставить читателей поверить, что стукач Дидье Данэнкс, маленький писатель, организовал кампанию против «национал-большевизма» в прессе.
Но утверждение «Ле Монд» абсурдно, так как не по силам маленькому стукачу организовать такую кампанию. Крайне правая газета «Минют» намекает на то, что на самом деле кампания организована сверху, социалистами.
«Драгоценная деталь,— пишет «Минют»,— информация была опубликована за несколько дней до этого (а именно 14 июня — Э.Л.) в «Ле Пли», в конфиденциальном листке, очень близком к Пьеру Жоксу»
(бывший министр внутренних дел и министр обороны в нескольких правительствах социалистов, друг Миттерана).
Уже 29 июня в боевые действия вступает «Либерасьен». Ее сотрудник Жан-Поль Круз тоже замешан в скандале, так как в мае напечатал в «Идио» статью «Вперед к национальному фронту». «Либерасьен» публикует на две страницы, на разворот, досье «Попутчики Национал-Большевистской Галактики». Обстрел ведется по все тем же движущимся мишеням: по «своему» Жан-Поль Крузу (он глава профсоюза СЖТ в «Либерасьен», его нелегко уволить), по директору «Идио» Жан-Эдерну Аллиеру, по Лимонову, по Алену де Бенуа, по Марку Коэну. Осколки падают на компартию Франции (достается Жоржу Марше, директору «Юманите» Ле Руа, директору «Революсьен» Эрмьеру и главному редактору Жуари) и на некоторых менее знаменитых и менее виновных авторов «Идио».
Обо мне, не церемонясь, некто Франсуа Боннет пишет в «Либерасьен»:
«Писания Лимонова об экс-Югославии становятся затем более подробными для ежемесячника «Шок», в котором он рассказывает, как он участвовал в этнической чистке на стороне сербов, «Калашников» в руке. (Наглая ложь! С «Калашниковым» в руках я стрелял в лучше вооруженного врага). В номере «Шока» за июнь,— продолжает Боннет,— Эдвард Лимонов откладывает оружие и объясняет, как в России, в этот раз, он перешел от теории к практике для того, чтобы ускорить союз коричневых и красных. В мае, в Москве, Лимонов сделался президентом Фронта Национал-Большевиков, нового альянса, состоящего из бывших коммунистов, ультранационалистов и неофашистов. Лимонов объясняет программу: «Национал-большевизм есть слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления… Наши цели и задачи: устранение от власти антинациональной клики, установление нового порядка, основанного на национальных и социальных традициях русского народа».
Остановим цитирование и зададимся вопросом: что же в этом тексте криминального, неправдивого или непозволительного? Согласно интеллектуальным суевериям французского общества, нельзя, чтоб крайне правые и крайне левые сошлись в одной организации? А мне-то какое дело до ваших суеверий, восходящих к 1789 году, когда на скамьях Национальной Конвенции депутаты расселись особым образом, какое мне дело?
«9 мая Фронт Национал-большевиков,
— продолжает Боннет,—
демонстрировал на улицах Москвы под знаменами, смешавшими орлов и кельтские кресты». «Номер два Национал-Большевистского Фронта есть некто Александр Дугин, философ, квалифицируемый как «русский Ален де Бенуа», которого он, между прочим, друг. И действительно, эти двое встречаются регулярно на коллоквиумах в Москве и Париже».
Действительно, Национал-Большевистский Фронт был организован Дугиным и мною 1-го мая 1993 г., и в его состав вошли пять крайне правых и крайне левых партий. Мы колебались, стоит ли объявлять о его создании до тех пор, пока нет настоящей организации и помещения. И решили пока не объявлять. Единственная информация о создании фронта попала в мой репортаж из Москвы в июльском номере «Шока». Демонстрация Национал-Большевистского Фронта девятого мая была замечена всеми иностранными газетами и телевидением. Почему? Потому что в колонне НБФ шли исключительно молодые и дисциплинированные люди, знамена были необычными, лозунги «Янки гоу хоум» (убирайтесь домой, американцы!), «Русский порядок!», «Рубль — да, доллар — нет!» были необычными, яркими и современными лозунгами. Ельцинские газеты воздержались от информации по понятным причинам: не давать паблисити новому движению, к тому же опровергающему их основной тезис о стариках — консерваторах, ностальгирующих по прошлому. Молодая Россия прошла девятого мая по Тверской и преклонила колени перед дедами-воинами 1941–1945 гг.
Но вернемся во Францию. 30 июня и «Ле Монд», и «Либерасьен» выходят опять с материалами о заговоре национал-большевиков во Франции. (Как вы убедились, несуществующем заговоре. Единственный национал-большевик на французской земле — это я. Однако опасность для себя подобного союза в будущем власть имущие поняли инстинктивно верно. 30 же июня «Юманите» оправдывается на страницу и публикует письма Марше Данэнксу. 1-го июля «Ле Монд» посвящает опять целую страницу заговору национал-большевиков, заголовок статьи ««Идио» — лаборатория красно-коричневых». (Видите, как быстро на Западе стали пользоваться словарем Ельцина). В тот же день появляется досье в «Котидьен де Пари» — «Французская демократия перед лицом национал-большевистского заговора». Полная страница. Также первого июля статья в «Фигаро»: «Странная доктрина красных фашистов» с подзаголовком обо мне: «Любопытный персонаж». Внутри статьи вырезка: «Противоестественное сближение», где Ги Эрмьер, директор «Революсьен», и депутат от департамента Буш-дю-Рон, член Политбюро ФКП,
«осуждают с негодованием все попытки, направленные на сближение, в действительности противоестественное, между коммунистами и крайне правыми». «Наш еженедельник никогда не переставал биться с правыми и крайне правыми»,
— декларирует мсье Эрмьер и указывает, что
«эта принципиальная позиция нас привела к тому, что, когда выяснилось, что Эдвард Лимонов перешел от диссидентства против советской системы к невыносимому национализму, мы порвали всякое сотрудничество с ним».
Мимоходом замечу, что симпатичный Ги Эрмьер, депутат, врет здесь по долгу службы. Я сам перестал предлагать свои статьи «Революсьен» по причине того, что платить они стали ничтожно мало, а журнализм для меня не забава, но средство существования. В тот же день 1-го июля «Либерасьен» публикует две статьи на тему: красно-коричневые: ««Юманите» реагирует двояко» и статью корреспондентки из Москвы, некоей Паолы Репенко «Ле Пен: Националисты всех стран, соединяйтесь!» В последней пересказывается интервью Владимира Бондаренко с Ле Пеном, опубликованное в специальном номере «Дня». Корреспондентка не знает, что связал Бондаренко (и «День») с «Шоком» и с Ле Пеном Лимонов, так что единственный раз меня не «осуждают с негодованием». Я познакомился с Ле Пеном еще в сентябре 1991 года, был у него на вилле. И что? За него голосовало 14% французских избирателей в последних президентских выборах.
Умелая кампания в прессе всегда начинается во Франции с «Канар», подхватывается тяжелыми орудиями ежедневных газет «Ле Монд», «Либе», «Фигаро», чтобы затем ударили еженедельники — журналы. Кампания против национал-большевиков построена по классической схеме, никакой импровизации. Продолжают еще бить ежедневные газеты: 3 июля «Ле Монд» посвящает свои полторы полосы «заговору»: статья специалиста по крайне правым движениям Рене Монзат «Эсэсовский ритуал Новых Правых» и статья «Руководство КПФ угрожает исключением своим членам, проявившим симпатии к крайне правым». 8 июля католическая «Ла Круа» публикует статью «Красные и коричневые: новая формула», но уже бьют по национал-большевикам и их заговору еженедельники.
Номер за 3–9 июля журнала «Глоб» публикует на две полные страницы статью «Дело национал-коммунизма, французский вариант». Статью иллюстрируют спаренные фотографии Геббельса, Дорио (коммунист, Дорио в 1934 г. примкнул к фашистам), Алена де Бенуа и… вашего русского знакомого, полит, обозревателя «Советской России» Эдуарда Лимонова. Подзаголовок к статье характерен для этого проеврейского и произраильского французского журнала:
««Канар Аншенэ» обнародованы тесные связи между членами компартии и фашиствующими интеллектуалами. В программе национализм, антиимпериализм и антисионизм».
7 июля сатирический «Шарли Эбдо» дает исключительно глупую статью на ту же тему «Свастикообразный серп и молот».
Номер за 8–14 июля журнала «Эвенеман де Жеди» отводит десяток страниц статье «Веселенькие попутчики» на ту же тему.
«Глоб» за 7–13 июля рецидивирует. Глупо, нагло, на уровне рисунков в мужских туалетах, статьей «Ученики Гитлера?» с подзаголовком «Еще раз национал-коммунизм». На фоне фотографии фюрера-школьника помещены три фотографии: Алена де Бенуа, Жан-Эдерна Аллиера и… Эдуарда Лимонова. Пять страниц журнала отведены «досье».
«Ле Пуэнт» за 3–9 июля помещает интервью с философом Аленом Финкелькротом, на двух страницах, под заголовком «Новые одежды национал-коммунизма». Среди прочего там есть такие перлы
«Их знамя? «Национал-коммунизм», химера, которая хочет (это стиль «Ле Пуэнт»!— Э.Л.) примирить Маркса и Дорио. Их кредо? Ненависть к демократии, к сионизму, к «плутократам» и к цивилизации торговцев. Их реферансы? От теоретиков нацизма до Милошевича. Их имена? Эдвард Лимонов (автор романов, каковой был фашиствующим наемником в Сербии), Жан-Поль Круз (журналист в «Либерасьен») и некоторые другие из ФКП, СЖТ и «Фронт Насьеналь»».
Вот так, круто, просто и глупо.
Разумеется, на всех публикациях остановиться нет возможности. Наверное, их сотни, но я не могу обойти журнал «Пари-Матч» за 4–10 июля, где на 84-й странице помещена статья «Крайне левые, крайне правые, та же борьба?» Там есть любопытные строки.
«Даже Ресеньемант Женеро (разведка французской полиции. Эквивалент ФБР),— пишет «Пари-матч»,— близко следит за этим досье. Две секции Р.Ж. знали о существовании этого сближения еще до первых статей в прессе. Эта Галактика исключительно интеллектуальная. Она группирует где-то между тридцатью и сорока персон, которые не структурированы и не организованы никак»,
— уточняет полицейский (конец цитаты).
В связи с этими «двумя секциями» (два отдела или два взвода?) Р.Ж. мне пришла на ум идея сопоставить даты репрессий против основанного мной и Дугиным Национал-Большевистского Фронта (в частности против возглавляемой мной Национал-Радикальной партии — части НБФ) в России с обнаружением национал-большевистского заговора во Франции. Французские даты вы уже знаете.
Русские даты, вот они: в ночь на 5 июня зверски избит член НБФ Андрей Маликов. 5 июня я представляю его, избитого, народу с трибуны на демонстрации на Лубянской площади. Подполковник из окружения Анпилова предупреждает меня, что «отдан приказ вас арестовать по окончании митинга». Не жду окончания митинга, скрываюсь. 20 июня Маликов арестован на улице. В карманах у него обнаружены две гранаты Ф-1. 22 июня, около 14 часов, в подвальном помещении Национал-Радикальной партии на Садово-Кудринской был произведен обыск. Участвовали: одиннадцать автоматчиков, следователи милиции и якобы «несколько человек из МБ». На трое суток задержан был Евгений Бирюков, лидер группы «Россы», входящей в НБФ. 22 же июня утром (совпадение?) мне позвонил человек, за несколько дней до этого предложивший связать меня с Министерством Безопасности. Договорились, что меня примут в Большом доме на Лубянке 24 июня в 12 часов. Напомню, что статья в «Ле Пли» (журнал бывшего министра Внутренних Дел Франции Пьера Жокса) появилась 14 июня, а статья в «Канар», давшая сигнал к разгрому «заговора национал-большевиков» во Франции, вышла 23 июня. (Тоже совпадение?) 24 июня я провел на Лубянке четыре часа. В дружелюбной беседе, групповой и с двумя генералами (вместе и порознь), генералы заверили меня, что Министерство Безопасности не имеет никакого отношения к обыску. «Политическим сыском МБ не занимается». Может быть. 30 июня человек, сдавший мне лично, подвальное помещение на Садово-Кудринской, получил вызов в 83-е отделение милиции, где ему вручили бумагу следующего содержания.
«Прошу незамедлительно обеспечить освобождение помещения по вышеуказанному адресу, сданного вами партии национал-радикалов, в противном случае ГУВД Мосгорисполкома будет вынуждено обратиться с ходатайством… о лишении вас занимаемой площади…»
— пишет начальник 83-го отделения милиции майор Барсков В.П.
Во Франции быть объявленным вот так вот всеми газетами красно-коричневым заговорщиком равносильно получению клейма «враг народа». 30 июня (еще одно совпадение, без сомнения) в «Либерасьен» читаем:
««Идио Интернасьеналь» в кризисе. Жан-Эдерн Аллиер, директор «Идио», сделал публичным вчера вечером (29 июня) коммюнике, в котором он объявляет, что он расстается со своим главным редактором Марком Коэном. «Я созвал вчера вечером редколлегию моего журнала,— объяснил Жан-Эдерн Аллиер,— и я потребовал увольнения Марка Коэна, главного редактора. Я запретил всякое сотрудничество с Жан-Поль Крузом в будущем. Что касается Эдварда Лимонова, я жду возвращения его из России, чтобы решить с ним, должен ли он или нет оставаться одним из наших».
Вот так. Марк Коэн потерял одновременно работу в большом журнале «Интервью». Раньше это называлось в СССР «получить волчий билет». Круз пока еще держится в «Либерасьен», так как он глава профсоюза СЖТ в этой газете. Жан-Эдерн Аллиер, как видим, струсил. Испугался и покаялся публично писатель Кристиан Лаборд, так же, как и я, член редколлегии «Идио» с 1989 г. Покаялся в «Ле Монд» Жак Димет, журналист в «Революсьен», писавший и для «Идио». Почему эта цепь раскаяний? Причина простая и «низкая»: получая клеймо «национал-большевика», журналист (и писатель тоже) лишается хлеба, изгоняется… По поводу же своих подозрений о том, что гонения на «национал-большевизм» в России и во Франции сдирижированы одними руками, я поделился со знакомыми мне, очень давно скрытыми «красно-коричневыми» политиками и полицейскими. Никого моя гипотеза не удивила. «Новый мировой порядок».
Это не конец истории. 12 июля вся вторая страница в «Котидьен дэ Пари» посвящена НБ. Под названием «Сериал национал-большевизма продолжается».
13 июля «Ле Монд» помещает на 1-й, 8-й и 9-й страницах сногсшибательные материалы: статью некоего Роже-Поль Друо (атака на Алена де Бенуа, его журналы «Элементы» и «Кризис», куда, якобы, он заманивает невинных интеллектуалов) плюс «ПРИЗЫВ к бдительности, выпущенный сорока интеллектуалами».
«Сорок интеллектуалов,— пишет «Ле Монд»,— французских и европейских, дают сигнал тревоги против «настоящей стратегии легализации крайне правых» и утверждают, что эта вражеская стратегия не вызывает должного отпора среди писателей, издателей и администраторов прессы, радио- и телекоммуникаций».
Призыв сопровождается созданием «Комитета призыва к бдительности» (адрес: бульвар Распай, 54, Париж 75006). И «Ле Монд» разжевывает читателю цель создания Комитета: «попытка образовать национал-большевизм абортирована…»
«Но она сигнализирует… одну из форм растерянности более широкой и более распространенной, которая захватила интеллектуальную жизнь в течение последних годов и усиливается сегодня… Не следует приуменьшать риск увидеть развивающимися в Европе те же самые тенденции, поощрительные в частности к хаосу, который царит в России, к расистским убийствам, умножающимся в Германии, непредсказуемые тенденции войны в экс-Югославии. И если опасность тут, у нас, более обманчива, она заслуживает внимания, как к этому призывают сорок интеллектуалов».
Вот чего они боятся. Проникновения «вредных» тенденций из России. Отныне сорок мужчин и женщин (среди них писатель Умберто Эко и философы Жак Деррида и Поль Вирилио!) обязуются шпионить и стучать на других интеллектуалов как свободной профессии, так и работающих в «издательствах, в прессе, в университетах»,— уточняет сферу стукачества «Призыв». Целью их являются «речи, с которыми должно бороться». В обращении не уточняется, увы, с какими речами следует бороться. Я бы перевел весь «Призыв», но он очень длинен. Потому ограничусь цитатами. Те интеллектуалы, которые заколеблются стучать на своих товарищей
«по причине скрупулезности к свободе выражения, по причине озабоченности терпимостью без границ»,
призваны отбросить и скрупулезность, и терпимость. Интересно, философы Деррида и Вирилио понимают, что их бдительность лишит хлеба тех, кто пишет и произносит «речи, с которыми должно бороться»? И их семьи?
В номере за 13 июля «Юманите» пересказывает, обширно цитируя, «Призыв». А в номере за 15 июля «Юманите» радостно оповещает читателей, что коммунисты присоединились к маккартистской компании против инакомыслящих. Бернард Собель, Жан-Пьер Кахан, Шарль Ледерман, Антуан Казанова, Францис Вюрст, Мишель Визенберг, Патрис Кохэн-Сит, Жак Гринснир, Жан-Луи Перу станут охотиться на ведьм национал-большевизма и на других инакомыслящих. Между тем статья 10 Прав Человека и Гражданина, повторяемая в преамбуле Французской Конституции, гласит:
«Никто не должен быть привлечен к ответственности за его мнения».
А статья 11-я гласит:
«Свободная коммуникация мыслей и мнений есть наиболее драгоценное право человека: всякий гражданин может, таким образом, говорить, писать, печатать свободно…»
Но «новый мировой порядок» отменил все свободы.
№93(10956), 7 августа 1993 года
Заработки войны
Поговорим вначале о боевых качествах американца. О Рэмбо все слышали. О киногерое-супервоине, его запустил на экраны мира актёр Сильвестр Сталлоне, рост 172.
Обыкновенно наёмники (mercenaries — по-английски) выбрасываются в мир волнами, каждый раз с окончанием очередной колониальной войны. Неудачный военный путч в Алжире в 1961 г. поставил тысячи бывших военных наёмников (парашютистов, офицеров и солдат иностранного легиона) в африканские войны конца 60-х — начала 70-х годов: в Конго, Катангу, Биафру, Анголу… Однако среди прославленных наёмников (Викс, Пюрен, Хоаре, Шрам, Денар) нет ни единого американца. Вопреки лжи, распространяемой по всему миру Голливудом (кинематографические подвиги зелёных беретов, представленные Сталлоне или Чак Норисом),— стыдная правда обнаруживается, если обратиться к профессиональным источникам. Фундаментальное (более 500 страниц) исследование Антони Моклера «Новые наёмники» иронически сообщает нам, что
«многие американцы признаются, что мечтают и фантазируют о том, чтобы стать наёмниками, в Соединённых Штатах существует цветущая субкультура журналов для наёмников, каковые журналы обслуживают именно эти фантазии,— но едва ли один янки (как о том свидетельствуют последующие главы) действительно завербовался в современные годы в наёмнические формирования или участвовал в операциях, с которыми имеет дело настоящая книга. В сравнении с британцами или французами их количество настолько минимально, что неизмеримо, и это — несмотря на окончание войны во Вьетнаме, которая в теории должна была бы выбросить широкие массы высокотренированных и обладающих опытом американских солдат на рынок наёмников. Они никогда не материализовались». (стр. 21).
Моклер не вдаётся в причины, по которым американских «Рэмбо» не существует в реальности. Я вам скажу почему: потому что янки — трус. Большой, мясомассый, откормленный, бритый затылок в толстых складках устрашающе выглядит, но в груди его бьётся кроличье сердце. Всю их историю янки воевали против слабого врага: вначале против индейских племён, вооружённых топорами, против жидких войск английского короля, еле добравшихся в американское, за океаном, захолустье; против обессилевших малолюдных колониальных провинций Испанской империи. Самой серьёзной войной была для Америки междоусобная: между индустриальным Севером и плантаторским Югом. Однако чрезвычайная жестокость, безжалостность, склонность к употреблению орудий массового уничтожения были с самого начала характерными чертами ведомых американцами войн. Политика уничтожения не только населения, но и мест их обитания, посевов, заражения рек и источников воды применялась янки задолго до войны во Вьетнаме. Коварство и предательство входили в арсенал поведения янки со времён возникновения их как нации. Только один пример. В 1898 г. восставшие против испанского колониализма филиппинцы во главе с Эмилио Агуинальдо попросили помощи у Соединённых Штатов. Опрометчиво. Не знали, с кем имеют дело. Потопив испанский флот в порту Манилы, американцы тем самым нанесли Испании сокрушительное поражение. Но «освободив» Филиппины, янки не ушли. Они просто-напросто аннексировали Филиппинский архипелаг (семь тысяч островов, около 300 тысяч кв. километров), заплатив через голову филиппинцев Испании 20 миллионов долларов.
Далее цитирую по книге «Заработки войны» (авторы американские — Ричард Северо и Льюис Милфорд): «Теперь, когда испанцы ушли, Агуинальдо продолжал чувствовать, что логически, хотя и не реалистически, его народ не должен быть подчинён ещё одной иностранной силе, несмотря на 20 миллионов долларов. Его вовсе не впечатляли американцы и их желание «улучшить» Филиппины, посадив семена американской демократии и протестантско-китайско подкрашенной рабочей этики, каковая, так чувствовали многие протестанты (но куда меньшее количество католиков), так прекрасно «работает» в Соединённых Штатах. И он не был также успокоен заверениями президента Мак-Кинли, что американские солдаты находятся на Филиппинах не как
«завоеватели или оккупанты, но как друзья, для того, чтобы защитить местных, их дома, их бизнес, их личную и религиозную свободу».
«Филиппинцы чувствовали, что могут сделать это всё сами, если бы только иностранцы оставили бы их в покое. И таким образом первая схватка между восставшими Агуинальдо и американцами произошла в феврале 1899 г.».
Агуинальдо провозгласил Филиппинскую республику.
Предав доверие нации, видевшей в ней защитников, янки были изумлены и оскорблены в их чувствах. В газетах янки того времени филиппинцев называют
«предательская и жестокая нация… то, что мы называем дикари».
К 1901 г. американские оккупационные силы на Филиппинах насчитывали уже 30 тысяч солдат. (При том, что всё население Филиппин того времени было семь миллионов). Партизанская война: засады, неожиданные нападения из джунглей — всё, что могли противопоставить филиппинцы хорошо вооружённому профессиональному экспедиционному корпусу. В сентябре 1901 г. после особенно удачной атаки филиппинских герильерос в Балангига бригадный генерал Жакоб Смиф, командир 6-й отдельной бригады, вызвал к себе майора морской пехоты Литтлетона Воллера.
Дальше я цитирую опять по книге «Заработки войны», дабы не быть голословным. Страница 213. Бригадный генерал говорит:
«Я не хочу пленных. Я желаю, чтобы вы убивали и жгли — чем больше вы убьёте и сожжёте, тем больше я буду доволен».
Он также сказал Воллеру, что
«внутренняя часть острова Самар должна быть превращена в вопиющую пустыню».
(Через 70 лет, вспомните, они применят с той же целью во Вьетнаме «Агента Оранж»). Воллер, ветеран многих сражений, знающий хорошо правила войны, был, однако, изумлён приказом. Он попросил генерала Смифа прояснить, что он имеет в виду, говоря: не хочу пленных. Какой возраст должен быть освобождён от массовых экзекуций? Воллер хотел знать, какой возраст будет определять, кто будет жить и кто будет умирать. Смиф установил лимит как ДЕСЯТЬ ЛЕТ. Всякий, кто старше, должен быть расцениваем как «враг и убит». (Нужны ли комментарии?— Э.Л.).
Несколько цитат из писем американских солдат того времени в Америку родным! Антони Мишеа, из 3-го артиллерийского:
«Мы бомбардировали (обстреляли) место, называемое Малабон, и затем мы прошли туда и убили каждого местного, кого мы встретили, мужчин, женщин и детей. Это было ужасное зрелище, убийство этих бедных созданий».
Е.Д. Фурнхам из вашингтонского отряда: «Мы сожгли сотни домов и разграбили ещё сотни. Некоторые из ребят сделали неплохие запасы ювелирных изделий и одежды… У нас есть лошади и экипажи и достаточно мебели и другого награбленного добра, чтобы нагрузить пароход».
Специальной американской пыткой, практиковавшейся на Филиппинах янки, было «водное лечение» («water cure»). Пытка имела варианты. Простой: кран или шланг проталкивался глубоко в рот жертве. Во многих случаях вода была солёной. В ситуации, когда под рукой не было ни крана, на шланга: руки связаны за спиной, жертву окунали головой в бочку или в таз. Ювальдо Абинг, «Народный президент» городка Хименес на острове Минданао, был подвергнут изощрённому «водному лечению»: его голова была погружена в бачок для гальванизации. Его палачом был капитан Джеймс Райан из 15-го кавалерийского. Не мудрствуя лукаво, янки называли филиппинцев «ниггерс»…
Остановимся. Мы не ставим здесь цель перечислить все преступления этой нации. Для этого понадобятся тома. Всего при завоевании американцами Филиппин погибло от 200.000 до 600.000 филиппинцев. При тогдашнем населении в семь миллионов человек это — геноцид. Только в 1946 г. Филиппины получили «независимость». И разумеется, проамериканскую политику, и не одну, но несколько самых крупных американских военных баз в Тихом океане впридачу. Филиппины до сих пор не выкарабкались из-под американского ярма.
Филиппинский геноцид — лишь один из эпизодов, несколько десятков капель, лужица крови в том кровавом шлейфе, который тянется за американской нацией через всю её историю. Добронравные дяди и в России и на Западе любят поговорить о свастике. Знак доллара наверняка оставляет свастику далеко позади по количеству жертв, погибших во имя торжества нации, избравшей доллар своим символом. Начав где-то с 1620-х годов, сразу же с уничтожения целых народов, с геноцида коренных жителей Северной Америки, индейцев (американские и западноевропейские источники всегда сознательно преуменьшали количество коренного индейского населения до 1,5 миллиона человек. Самые поздние исследования на эту тему опровергают их. Многие миллионы!), американская нация выработала на протяжении каких-нибудь 350 лет своего существования опасную для соседей (и всего мира) психологию.
В основу её легли следующие компоненты: чудовищная вечная уверенность в своей правоте, выросшая из пуританской этики, из беседования с Богом с глазу на глаз. Плохая наследственность, преступная кровь ссыльных и авантюристов всегда толкала Соединённые Штаты к жестокости. Не следует забывать, что американцы — единственная белая нация, практиковавшая рабовладение в индустриальных масштабах. Позднее к пуританскому самодовольству и самоуправству добавилось значительным компонентом ближневосточное влияние: коварство, наглость, изворотливость, стяжательство, завезённое волнами иммигрантов из Восточной Европы.
Янки сколотили себе огромную державу при помощи пушек и доллара. В 1816 г. Соединённые Штаты купили у Франции целый штат Луизиану, в 1819 г. у Испании — штат Флориду. В 1867 г. приобрели Аляску у русского царя. Ещё в 1823 г. президент Джеймс Монро провозгласил в «доктрине Монро» американское исключительное право на господство в Западном полушарии. Европейцам отныне было строго заказано вмешиваться в политику Западного полушария. Тем самым целый континент Латинской Америки был отдан под безраздельное господство янки. Заключая мирные договора с тем, чтобы коварно нарушить их, аннексируя, захватывая, разбойничьими методами были созданы Соединённые Штаты. В 1845 г. США аннексировали независимую республику Техас (до этого в 1821 г. они «помогли» техасской революции). В 1848–1850 гг., направив пушки канонерки на городок Монтерей, в то время столицу Калифорнии, заставили мексиканского губернатора «отдать» им штат. И т.д. и т.п.
Соединённые Штаты Америки несказанно разбогатели в первой мировой войне, ссужая деньгами (под проценты) европейские страны. Сами они вступили в войну только 2 апреля 1917 г. Следуя своим инстинктам стервятника, США выждали, выбрали себе наиболее выгодную сторону. Потери их потому абсолютно незначительны в сравнении с потерями России (1.700.000) и Германии (1.950.000) — 114 тысяч, в основном цветные солдаты. Та же история повторилась во второй мировой войне, и если бы не японское нападение на Пирл-Харбор, янки нескоро бы ещё вступили в войну. Американский солдат проявил себя значительно ниже как боевая единица, нежели и германский и японский солдаты.
Во второй мировой войне сложилась полностью трусливая тактика янки: вначале бомбардировка противника авиацией и затем только, когда всё живое выбомблено, американский солдат может быть поднят в атаку. Благодаря такой тактике янки потеряли во всей второй мировой войне на всех фронтах, включая японский, всего 300 тысяч человек. В марте 1945 г. генерал Омар Брэдли вычислял: «Взятие Берлина будет нам стоить сто тысяч человек. Тяжёлая цена для исключительно престижной цели» (Из книги «Война между генералами» Дэвида Ирвинга, стр. 376). Потому, подсчитав, удовольствие взять Берлин предоставили «диким монголам», как генерал Паттон называл русских. Однако, когда в конце декабря 1944 г. Гитлер, собрав в железный кулак 6-ю панцирную армию «СС» и 5-ю панцирную армию, бросил их против американских 99-й, 106-й и 28-й дивизий в Арденнах, это «дикие монголы» спасли их. 21 декабря 1944 г. в абсолютной панике (немцы прошли через Люксембург и углубились во Францию) генерал Эйзенхауэр телеграфирует генералу Маршаллу (тому самому, чей «план Маршалла» — он был военным советником Рузвельта):
«Необходимо любой ценой, чтобы русские прояснили для нас их тактические и стратегические намерения. Почему русские отложили их наступление?»
Эйзенхауэр направляет в Москву к Сталину своего адъютанта генерала Теддера. Янки необходимо русское наступление, американцы сломались и бегут перед панцирными дивизиями Гитлера, которые через Люксембург грозят вылиться на французские равнины. Сталин молчит.
8 февраля на заседании генерального штаба Эйзенхауэра Стронг, офицер разведки, докладывает: «Множество вещей зависят в настоящий момент от того, когда русские захотят атаковать. Мы надеемся, что они начнут наступление до конца февраля. Без такого наступления немцы смогут отозвать многочисленные дивизии с восточного фронта и соединить их здесь». 13 января русские начали их большое наступление. Несколько дней спустя они взяли Варшаву. В Вашингтоне военный секретарь (т.е. военный министр) Генри Стимсон записывает: «Это великолепная новость, так как, веря в то, что русские сдержат слово, медлительность Сталина заставляла нас волноваться» (Цитирую по той же книге «Война между генералами», стр.354). И они-таки переволновались. Янки потеряли в Арденнах семьдесят тысяч убитыми и ранеными и огромное количество военной техники. Не будет преувеличением сказать, что мы спасли их.
Однако чувство благодарности неведомо янки. Уже 11 февраля Эйзенхауэр записывает: «После их первых великолепных успехов русские продолжают хорошо наступать. Но Бог знает, что для меня лучше бы они наступали медленнее». Генерал Паттон в мае пишет письмо жене Беатрис, где называет русских «злобной и дикой расой». (И всё это, читатель, в момент, когда наши простодушные отцы и деды обнимались с ними на Эльбе, радостно улыбаясь победе и союзникам!) Дальше — больше. В июле Паттон пишет Беатрис: «Берлин нагнал на меня тоску. Мы уничтожили то, что было, возможно, хорошей расой (германцев.— Э.Л.), и мы сейчас заменяем их дикими монголами». В августе он заносит в свой дневник следующую запись о русских:
«У меня нет никакого желания понимать их, разве что только для того, чтобы подсчитать, сколько нужно свинца и стали для того, чтобы убить их».
31 августа в письме Беатрис Паттон сообщает ей:
«Весь этот шум в прессе по поводу братания (с русскими) — лишь показуха!».
Ещё в сентябре 1944 г., когда ему объявили о визите в его штаб дюжины русских военных, Паттон предпочёл уехать на фронт, дабы не видеть их. Мерзавец Паттон
«хотел немедленно перенести войну в Россию и считал возможным достичь Москвы в несколько месяцев».
«Паттон, так же, как и Монтгомери (английский фельдмаршал, «союзничек», как и Паттон),
сообщает автор «Войны между генералами» Дэвид Ирвинг
«в частных разговорах считал, что если существует опасность войны с Россией, лучше всего её встретить лицом к лицу сейчас: англичане и американцы хозяева в небе и американские войска уже на месте и уже мобилизованы».
Вспомните, что за несколько месяцев до этого они молили русских о наступлении…
Единожды сложившись, национальный характер не меняется. Начав с уничтожения, геноцида, захватов, так и остаются янки нацией бандитов. После тщательных подсчётов они хладнокровно применили ядерное оружие в 1945 г. После второй мировой войны мы помним, как горе и разрушение принесли они в Корею: ещё одна забытая война, которая между тем обошлась корейцам в 2,5 миллиона жертв! (Я писал об этом в статье «Век вторжений»). Вьетнамская война известна всем. После Вьетнама они на некоторое время поутихли, но оклемались быстро. Ливан, Гранада, Панама, Ирак, на очереди — Босния. Они остались теми же: жестокими, мстительными и трусливыми. Бомбардировка с безопасного расстояния — их излюбленный метод ведения войны. Не выдерживая рукопашной, боясь войны лицом к лицу именно потому нет среди них рэмбо, есть фантазии о том, чего нет, они предпочитают выморить противника сверхсовременными методами уничтожения. Когда-нибудь они изобретут какой-нибудь порошок вроде дуста: опрыскав этим порошком чужую страну, можно будет уморить население, как тараканов. В своей изобретательности, пытливой научности они напоминают гитлеровских учёных, всех этих менгеле. Недаром ядерная бомба, о которой мечтали германцы, появилась на свет у их преемников — янки.
Читатель, когда ты будешь читать эту статью, очень вероятно, что янки (с их подельниками по НАТО) будут уже бомбить сербские позиции в Боснии. Искать в их поведении логику — напрасный труд. Агрессивность, мстительность, желание уничтожить всякую силу, будь то страна или личность, которая им противостоит,— вот мотивы их поведения. Мне можно верить, я прожил в стране янки шесть лет. Но силу они уважают. Перед силой они преклоняются. «Дядя Джо» в сапогах и при трубке вызывал у них панический страх и уважение. Они вставали, когда он входил.
№97(10960), 17 августа 1993 года
