Мутант
Эдуард Лимонов
В те времена Жигулин был работорговцем. Торговал молодыми, красивыми и хорошо сложенными девушками. Выискивал их в диско, ресторанах и барах Нью-Йорка и переправлял в Париж, где продавал модельным агентствам. Прибыв в Париж, они останавливались в моем апартменте. Нет, я не получал проценты за моё гостеприимство, я уступал часть моей территории из любопытства и в надежде на бесплатный секс.
Она появилась в моих дверях, одетая в глупейшие широкие восточные шаровары из набивного ситца в выцветших подсолнухах, на больших ступнях — растрескавшиеся белые туфли без каблука. На плечах — блуджинсовая куртка. Бесформенная масса волос цвета старой мебели. От неё пахло пылью и солдатом. Из-за её плеча выглядывала маленькая красная физиономия парня, державшего в обеих руках её багаж.
«Я — Салли»,— сказала она. Улыбнулась и облизала губы. «А ты — Эдвард?»
«Ох, это я… Куда же ты исчезла, Салли? Ты должна была появиться четыре часа назад? Мне есть что делать помимо ожидания Салли из аэропорта…»
Она радостно улыбнулась. «Я ездила смотреть апартмент Хьюго». Она обернулась к парню. «Да. Мы ездили смотреть мой апартмент». В глазах Хьюго я увидел страх. Может быть, она сказала ему, что я её отец.
«Спасибо, Хьюго, за то, что привёз её»,— сказал я сухо. «Гуд бай, Хьюго. Салли идёт принимать ванну».
Он ушёл, как осуждённый убийца уходит в газовую камеру. Я закрыл дверь и поглядел в её лицо более внимательно. Она опять широко улыбнулась и гостеприимно показала мне зрачки цвета шоколада без молока. Я не нашёл никакой воли в них. Её глаза были глазами коровы. За месяц до приезда Салли я достаточно насмотрелся на коров в Нормандии. Я понимал теперь, почему четыре часа прошло между телефонным звонком из аэропорта и появлением Салли в моем апартменте. «Я хочу, чтобы ты приняла ванну»,— сказал я. «Сними с себя немедленно эти ужасные тряпки».
Она сняла. «А Саша придёт повидать меня?» — спросила она, когда я вышел из моей крошечной ванной, где приготовлял её омовение. Она стояла совсем голая и большим пальцем одной ноги потирала щиколотку другой. Вокруг на полу валялись её одежды. Сняв, она лишь уронила их на пол.
«Нет. Саша не придёт. Он звонил сегодня трижды. Мы волновались, куда ты могла исчезнуть из Шарль де Голль… Он очень зол на тебя. Ты сделала любовь с Хьюго?»
«Он хороший парень, этот Хьюго»,— сказала она. «Нет, я не делала. У него очень маленькая комната на последнем этаже» Она задумалась на некоторое время. «Вид из окна, однако, приятный… Нет, я не делала», повторила она и потёрла ещё раз ступню о ступню.
«Если бы оказалось, что у него большой апартмент, а не маленькая комната, ты сделала бы с ним любовь?» — спросил я серьёзно.
«Я не знаю. Может быть»,— она вздохнула. «Я устала, Эдвард».
«О.К. Иди в ванну». Она, послушная, пошла. Я стал собирать её одежды с пола.
5'11'', 125 паундов. Она сидит в кухне на стуле, кроме тишорт на ней нет одежды, и монотонно рассказывает мне свою историю. Рассказывая, она похлопывает себе по холмику между ног и машинально закапывает пальцы в волосы на холмике.
«…Потом я встретила Оливье. Он был француз. Он был очень богатый, несмотря на молодость, ему было только 19… Оливье водил меня в дорогие рестораны и хотел меня ебать, но я не хотела, потому что он мне не нравился. В то время я опять жила в Нью-Йорке и искала работу… Однажды Оливье сказал мне, что его друг Стив ищет секретаршу на несколько дней. Я сказала, что я была бы счастлива работать для Стива, но что я не умею печатать на пишущей машине… Стив оглядел меня и сказал, что мне не нужно будет печатать, что единственной моей обязанностью будет отвечать на телефонные звонки… На второй день работы у Стива в офисе я подслушала разговор между Стивом и его другом… Они говорили о драгс… оказалось, что Стив недавно получил откуда-то кучу всяких драгс. Среди других Стив упоминал и квайлюды. Я спросила: «Стив, могу я иметь несколько квайлюдов?» «Без сомнения, моя сладкая!» — сказал Стив. «Гы хочешь принять их сейчас?» «Да!» — сказала я. Потом они оба выебли меня.
«Ты хотела с ними е…, делать с ними любовь?»
«Нет. Стив хороший парень, но он уродец».
«А его друг?»
«Он старый. Тридцать семь, я думаю».
«Тогда зачем ты согласилась?»
«Квайлюды обычно делают меня очень слабой, Эдвард. К тому же я хотела сохранить за собой работу».
«Даже если только на несколько дней, Салли?»
«Стив держал меня три недели. И он платил мне 200 в неделю. И билетами, не чеком, Эдвард!»
«И держу пари, они ебали тебя каждый день оба, Салли… Да?»
«Не совсем так… Почти».
«Вот настоящая эксплуатация. Они наняли тебя ебаться с ними за 200 долларов в неделю. Дешёвая проститутка стоит 50 долларов за раз, коллгёрл — сто долларов в час. Ты что, глупая, Салли?»
«Я не очень сообразительная, Эдвард»,— соглашается она неожиданно.
Она не очень сообразительная, это ясно. Но почему она так притягивает к себе мужчин, мне совсем не ясно. А она притягивает их. Десятки мужских голосов в день спрашивали Салли. После всего нескольких дней в Париже она сделалась более популярна, чем я после нескольких лет…
В тот первый день я приказал ей после ванны идти в постель, и когда я явился в спальню вслед за нею и лёг на неё, она ничуть не удивилась и не запротестовала. Я лёг на неё, я сжимал её неестественно маленькие, твёрдые груди… Странная улыбка не удовольствия, но удовлетворения была на её потрескавшихся губах,— единственный знак участия в сексуальном акте. Её волосы пахли пылью и после ванной. Большие ноги возвышались в молчаливом величии по обе стороны моего торса. Её дыхание было ритмическим и спокойным. Было ясно, что она ничего не чувствует.
Впоследствии мы так и продолжали спать в одной постели, хотя я никогда не пытался делать с ней любовь опять. В ливингрум находилась другая кровать, но Салли никогда не спросила меня, может ли она спать отдельно от меня. Как хорошая большая маленькая девочка, она безропотно подчиняется желаниям мужчины. С ней хорошо спать. Она не ворочается во сне, не храпит.
По утрам, без мэйкапа, она — крестьянская девочка. Я думаю, она составила бы прекрасную пару Тарзану. Её прошлые приключения, однако, были много опаснее невинных прогулок Тарзана по джунглям.
«…И Я вернулась к родителям, Эдвард. В вечер Кристмаса я и Мэрианн поехали в местный бар. Бар был полон, и все были пьяные в баре…»
«Эй, какого хуя вы отправились в бар вечером Кристмаса? Искать на свою жопу приключений?»
«Мэрианн хотела увидеть своего экс-бойфренда, Эдвард. Она думала, что он может быть в баре в этот вечер… Его там не оказалось, но мы заказали пиво. За одним из столов сидела банда пьяных парней. Завидев двух одиноких девочек, они стали кричать нам всякие глупости и гадости… О, мы не обращали на них внимания. Потом Мэрианн пошла в туалет. Когда она возвращалась, один из парней схватил её за задницу… Моя сестра, о Эдвард, она очень специальная девушка! Она не уступит парню! Она по-настоящему дикая, Эдвард… Мэрианн схватила с бара две бутылки пива, разбила их друг о друга и воткнула один осколок в плечо обидчика. К несчастью, она глубоко распорола себе руку другой бутылкой. Боже, Эдвард, все стали драться! Я швырнула мой бокал в рожу парню, бросившемуся на меня, и сильно поранила его. Вся физиономия в крови, он заорал «Факинг бич!» и бросил в меня стул. Стул попал в бар…» Лицо Салли сделалось оживлённым более чем обычно при воспоминании о её героическом прошлом. «В конце концов бармэн закричал нам: «Бегите, девушки! Бегите!» Мы выскочили из бара, прыгнули в машину и отвалили…»
Я облегчённо вздохнул и порадовался тому, что отважные сестры счастливо сбежали от банды негодяев. Хэппи энд.
«…но хуесосы тоже прыгнули в их автомобиль и рванули за нами. Через десять минут они стукнули нас сзади. Хуесосы хотели сбить нас с хайвэя в канаву… Два часа, Эдвард, мы мчались между жизнью и смертью. Я была за рулём. О, это было нелегко. В конце концов мы, мы сбили их в канаву и их автомобиль перевернулся! Мы поехали на парти. Через полчаса Мэрианн упала, лишившись сознания во время танцев… Она потеряла много крови».
«Почему вы такие дикие там, у себя? Вы что, пещерные люди?»
Салли счастливо улыбнулась. «Сказать по правде, Эдвард, я сбежала в Париж. от одного сумасшедшего парня. Моего экс-бойфренда. Он только что вышел из тюрьмы. Он убил бойфренда своей сестры за то, что тот сделал сестру беременной и бросил её».
«Звучит, как история из семнадцатого века. Я и не предполагал, что люди в Новой Англии до сих пор ещё ведут себя как дикари».
Салли улыбается моей невинности. «Он больной — этот парень. Он, бывало, ловил меня на улице, бросал в машину, привозил к себе, насиловал меня, выпивал весь алкоголь, сколько бы его ни было в доме… Иногда он ломал мебель и потом, устав, засыпал. Тогда я убегала. Утром он ничего не помнил».
«Надеюсь, он не знает, где ты живёшь в Париже? Пожалуйста, Салли, не давай ему мой адрес! Ни в коем случае…»
Она начала сексуальную жизнь в 13 лет. В 15 она забеременела первый раз. Аборт. Она утверждает, что сделала любовь с сотнями мужчин. Её наивысшее достижение — несколько месяцев она была гёрл-френд знаменитого теннисиста Джи. «О, какая у меня была прекрасная жизнь, Эдвард! Он давал мне деньги и каждый день… он выдавал мне два грамма кокаина!» Салли гордо поглядела в моё зеркало на длинной ручке. У Салли нет своего зеркала. Странная модель, не правда ли? Модель без зеркала.
«И что ты должна была делать за эти два грамма кокаина?» — спросил я скептически.
«Ничего. На самом деле ничего. Только делать с ним любовь, когда он хотел делать любовь». Она положила одну большую ногу на другую. «У меня была действительно прекрасная жизнь. Он уезжал тренироваться каждый день, а я отправлялась покупать себе одежду или оставалась дома, нюхала кокаин и слушала музыку. У меня было пятьсот кассет в моей коллекции, Эдвард! О, что за жизнь у меня была!.. Хорошая жизнь». Она вздохнула.
«Почему же ты не осталась с ним? Он тебя бросил?»
«Нет. Я потеряла его». Если бы другая девушка сказала мне это, я бы не поверил ей. Но Салли я поверил.
«Я поехала к родителям, я уже говорила тебе. За то, что я вернулась, они подарили мне новый автомобиль. Спортивный. Потом я разбила этот, мой пятый автомобиль, и приземлилась в госпитале с несколькими переломами… Когда через несколько месяцев я вернулась в Нью-Йорк, оказалось, что он сменил апартмент». Лицо Салли внезапно стало грустным, и она задумалась. «Ты не знаешь, Эдвард, где я могу найти его?»
«Неужели у него нет постоянного адреса? Он должен иметь дом или квартиру. И у такого известного и крупного теннисиста, как он, несомненно есть агент… Попытайся найти его через агента или же через спортивные организации, Салли».
«Ты мог бы найти мне богатого мужчину, Эдвард?» — спросила она меланхолически, без всякого энтузиазма.
«Неужели я выгляжу как человек, который имеет богатых друзей, Салли?»
«Да, Эдвард»,— сказала она убеждённо. Ошеломлённый, я поразмышлял некоторое время и в конце концов вспомнил, что у меня, да, есть богатые друзья. Увы, все мои богатые друзья-мужчины — гомосексуалисты.
Жигулин-работорговец утверждает, что Салли — женщина будущего. Что она более развита, чем мы, Жигулин и я. «Сашка, Джизус Крайст, однажды она написала мне записку. В одном только слове «ют» она сделала несколько ошибок! Я ебаный русский, но я знаю, как правильно написать «отрпЬ.
«О, вне сомнения она безграмотна»,— согласился Жигулин. «Однако же она cool как Будда. И она живёт в мире с самой собой. Её интеллигентность отлична от твоей и моей натуры, Эдвард. Мы — невротические дети старомодной цивилизации. Она — новая женщина. Мы, с нашей почерпнутой из книг искусственной интеллигентностью, должны исчезнуть, чтобы уступить дорогу новым людям. Тысячам и миллионам Салли».
Он не шутил, работорговец. Он серьёзно верил в то, что она превосходит нас. «Между прочим,» — сказал он. «Я нашёл для неё апартмент. Она может переселиться туда даже завтра, если ты хочешь».
«Нет»,— сказал я. «Пусть поживёт ещё некоторое время у меня. Я должен провести некоторые дополнительные исследования. Я хочу проверить, действительно ли она такая свеже-новая женщина, как ты утверждаешь».
И она была! В этот период я часто ел куриный суп. Дешёвая, здоровая, быстроготовящаяся пища. Вы кладёте половину курицы в кастрюлю с кипящей водой. Лавровый лист, небольшую луковицу и несколько морковок туда же. Через пятнадцать минут после закипания бросьте туда полчашки риса и ещё через десять минут нарезанный картофель. Я сказал Салли: «Ешь суп, если ты хочешь. Когда ты хочешь. О'кэй?» «Спасибо, Эдвард!»
Однажды я пришёл домой поздно. Салли спала. Я вынул кастрюлю из рефрижератора и поставил её на электроплитку. Через несколько минут налил себе в чашку суп. Голые куриные кости плавали в супе.
Я сказал ей на следующее утро: «Кто научил тебя бросать обглоданные кости обратно в суп? Или ты собака, Салли? Ради Бога, ешь хоть всю курицу, но бросай кости в ведро для мусора» Единственной реакцией на моё замечание была улыбка Будды. Сотни смыслов скрывались в этой улыбке.
Салли двадцать лет. Она участвовала в шестнадцати судебных процессах! Судили не её, нет. Салли судила. Её милый, седой папочка-адвокат использует дочерей тарзаньих для выколачивания денег из мира. За все семь автокатастроф дочурки Салли папа сумел отсудить мани не только у страховых компаний, но и у автомобильных фирм, произведших на свет железные ящики, в которых, сломя голову мчалась по американским дорогам женщина нового типа. Незлая девушка, Салли иной раз пытается скрыть от папочки место, где произошёл очередной дебош, жалея владельцев бара или ресторана. Но безжалостный папан неукоснительно узнает правду и изымает причитающуюся ему компенсацию.
Кровь и несколько сотен мужских членов — вот что значится в жизни двадцатилетней крошки в графе кредит. Члены все были её возраста или чуть старше. Иногда — чуть младше. Со старыми мужчинами она ебалась только за деньги и ей было противно,— говорит она. Всегда практично, заранее договаривалась о цене. «Он сказал, что хочет, чтоб я у него отсосала. Я посмотрела на него… Ему сорок пять, он старый. Я спросила, сколько он может заплатить. Он сказал — двести. Я согласилась. Потом пожалела, что мало. Ведь он старый».
По её стандартам я тоже старый мужчина. «Салли, я для тебя старый?»
«Ты о'кэй, Эдвард» По физиономии её видно, что врёт.
Под подбородком у неё слой детского пухлого жира. Подбородок и попка — самые мягкие её части. Все тело необычайно твёрдое. Недоразвитые, недораспустившиеся почему-то груди не исключение. От шеи, с холки, треугольником на спину спускается серовато-чёрный пушок. Все эти сотни юношей, 500, или 600, или 1000 не оставили никакого следа на её теле. Оно холодное, как мёртвое дерево.
Я полагаю, что из фильмов, из ТиВи, из металлических дископесенок она знает, что настоящая женщина должна ебаться, и чем больше, тем лучше. Она делает любовь как социальную обязанность. Пару поколений назад её ново-английские бабушки точно так же считали своей обязанностью производство детей и ведение хозяйства.
Новая женщина вряд ли знает, где именно находится Франция. Я уверен, что если бы кто-нибудь решил подшутить над ней и посадил бы её в самолёт, летящий в Индию, в Дели, и по приземлении пилот объявил бы, что это Париж, она бы так и жила бы в Дели, считая, что это Париж. И никогда бы не засомневалась. Даже завидев слона, бредущего по улице. Как-то мы проходили с ней мимо Нотр-Дам. «Вот Нотр-Дам!» — сказал я. «Что?» — переспросила она. «Знаменитая церковь». «А-а! Я думала, это…» — она задумалась, вспоминая,— «как её… башня». Она думала, что это Эйфелева башня. Когда, продолжая её исследовать, я устроил ей примитивный экзамен, оказалось, что она никогда не слышала имён Энди Уорхола или Рудольфа Нуриева. Зато, как вы помните, у неё было пятьсот кассет с современной музыкой.
Ей необходимо шумовое оформление. Встав с постели, она первым делом движется к моему радио, полусонная, и ловит какой-нибудь музыкальный шум… Она безжалостно минует станции, где звучит человеческая речь… Выставив большие ноги, сидит и рассеянно слушает, разглядывая в моем зеркале своё лицо. Если музыка вдруг сменяется речью, она немедленно меняет станцию. Застав меня слушающим Би-Би-Си, она была очень удивлена тем, что понимаю английский. Она, о, чудо, английского языка Би-Би-Си не понимает!
Каким-то чудесным образом одна ветвь цивилизации вдруг проросла стремительнее других ветвей в будущее, и вот по моей квартире расхаживает в большой тишотке агентства «Элит» женщина из двадцать первого века. Тишот не прикрывает треугольника волос между ног, но пришелица из будущего вовсе не выглядит непристойно. Потому что она уже не совсем «она». Я понял, что Жигулин прав, Салли мутировала, видоизменилась за пределы женщины. Мутант Салли и ещё женщина, и уже нет. Мутанты, да, выглядят как люди, но они уже не люди.
Через неделю Салли сделала первые деньги. Я подсчитал, что за всего лишь несколько дней участия в шоу Салли заработала сумму, большую, чем издательство «Рамзэй» заплатило мне за третью книгу. Эта арифметика навела меня на грустные мысли о том, что интеллект и талант все менее ценятся в нашем мире. Что каркас и крестьянская физиономия мутанта с успехом заменяют ей и знания, и талант, и чувства.
Она притопывала большой босой ступней в такт музыкальным шумам, изливающимся из радио, а я думал, что вот он передо мной — может быть, конечный продукт нашей цивилизации. Вот она пользуется радио. Что она знает о радио? Она пользуется всем, ни на что не имея права. Неужели для таких, как она, для ходячих желудков с коровьими глазами свершалась трагическая история человечества. Страдали, умирали от голода лучшие люди: философы, изобретатели, мудрецы, писатели, наконец… Получилось, что для неё Джордано Бруно горел на костре, осудили Галилея, расщепили атом, сконструировали автомобиль, изобрели тайприкордер, радио и ТиВи. Чтобы мутанты разбивали свои автомобили на дорогах Новой Англии, с трудом соображая, где они находятся.
Это для них предлагают урегулировать бюджет, чтобы ещё улучшить их жизненный комфорт, правительства мира. Чтобы отец мутанта купил мутанту новый автомобиль.
Только один раз буддийское спокойствие мутанта Салли было нарушено. О нет, не мной. Представитель исчезающего старого мира не может возмутить спокойствие Мутанта. Некто Джерри позвонил ей из Новой Англии и сообщил, что умерла её собака.
Мутант издала звук, похожий на короткий всхлип, шмыгнула носом и, обращаясь ко мне, сказала: «Умер мой дог». Следующая фраза была уже обращена к Джерри в Новой Англии: «Как твой автомобиль?»
Жигулин прав. Для людей будущего, для мутантов, автомобиль такое же существо, как и собака. И, может быть, более близкое и понятное, чем человек.
Я бы ещё, может быть, понаблюдал за мутантом некоторое время, если бы однажды, заметив, что она не моет волосы, не спросил её: «Почему ты не моешь голову, Салли?»
«Я не могу, Эдвард. Доктор сказал, чтобы я мыла голову как можно реже. У меня экзема скальпа». Мутант светло и невинно улыбнулась.
Всмотревшись в её голову, я обнаружил в волосах омертвелые кусочки кожи, Покрытые струпьями. На следующий день я попросил её очистить помещение.