Две страницы о самом себе
Внук и племянник погибших солдат и сын советского солдата, я родился в конце самой большой войны в Дзержинске, близ Горького. Названный Эдуардом в честь революционного поэта-романтика Багрицкого; первые стихи написал в пятнадцать лет. Прежде чем написать мой первый роман («Это я — Эдичка», в Нью-Йорке, в 1976 году), я попробовал жизнь во всех видах на зуб (вернее, она меня пробовала). Я был (в Харькове, Москве и Нью-Йорке) рабочим-сталеваром, монтажником-высотником, грузчиком, книгоношей, портным, корректором, уборщиком, помощником официанта, землекопом, маляром и даже — самая высшая точка в моей американской рабочей карьере — «батлером» (мажордомом) у мультимиллионера.
Я сбежал во Францию из Америки, поскольку отчаялся опубликовать там свой первый роман. (35 издательств отказались его публиковать. Почему? К примеру, Роджэр Доналд, старший редактор «Литтл, Браун и К°», писал: «Портрет Америки (в «Это я — Эдичка».— Э.Л.) я нахожу несколько раздражающим».) Начало своей карьеры писателя датирую ноябрем 1980 года, когда парижское издательство «РАМЗЭЙ» наконец выпустило многострадального «Эдичку» по-французски.
С тех пор книги мои переведены на английский, французский, голландский, датский, немецкий, итальянский и греческий языки. Но, разумеется, дорог мне и нужен в первую очередь читатель русский.
Не из тщеславия, но чтобы дать советскому читателю представление о том, какой я писатель и в какой реестр меня «зачислить», приважу всего несколько выдержек из статей, появившихся в различные годы по поводу моих книг.
«Уолл-стрит джорнэл», Раймонд Соколов:
«Мистер Лимонов — не элегантный мандарин стиля, как Владимир Набоков. Однако м-р Лимонов узнаваемый тип русского писателя. Он заставляет вас подумать о Достоевском, шершавом Достоевском «Записок из подполья». И вне сомнения, он напоминает американскому читателю Генри Миллера… он употребляет творческую свободу во всю мощь, дабы содрать викторианскую паутину с русской литературы».
«Нью-Йорк обсервер», Дуг Айрланд:
«Любопытная вещь, что один из наиболее увлекательных и проникновенных портретов жизни в вэлфэр-отеле в этом всеядном городе исходит от сына функционера советского МВД… Со времен аппетитных коротких мемуаров Максима Горького «Город Желтого Дьявола» не существовало столь решительно славянского воссоздания жизни на нью-йоркских улицах».
«Паблишэрс уикли»:
«Комплексный и живой портрет человека, потерявшего все, за исключением упрямой веры в любовь, свежий и честный первый роман важнейшего русского таланта».
«Монд дипломатик», Жан-Мари Шовье:
«Здесь читателя просят оставить его матрешек в вестибюле. И вместе с ними, что тяжелее, несколько красивых традиций русской литературы. Литература этой страны не приучила нас к его взглядам без жалости, к этому крутому письму, к словам — бритвенным ударам, к этому потоку «неприличностей»… Лимонов оригинален в выражении, скажем даже, исключителен в русской литературе, как эмигрантской, так и советской».
«Пари-матч», Жиль Мартин-Шоффиер:
«Наконец «диссидент», который не плачет! Эдуард Лимонов — русский, но он не посвящает свои дни шипению на родину социализма. И не плюет на нее, в первую очередь… Больше узнаешь об СССР в один вечер с Лимоновым, чем в сто лет чтения «Монд»…
Однако лучшей похвалой себе я считаю очень отрицательную статью Джонатана Ярдлея в «Вашингтон пост» (по поводу «Это я — Эдичка»). Статья озаглавлена «Русская месть», и в ней есть такие строки:
«Он обрушивается против принявшей его нации (американской.— Э.Л.) с фанатической яростью, которой позавидовал бы Ленин».
В кармане у меня французский паспорт (добытый с боями, при поддержке сотни французских писателей и ФКП), и я подписываюсь «Эдуард», по-английски Edward, через «w», то есть «дабл-ю». Но если бы все было так просто в моей жизни, то не был бы я и писателем.
Эдуард Лимонов (Савенко)
Рассказ предоставлен автором Эдуардом Лимоновым.
Мы и впредь будем знакомить советских читателей с произведениями современных русскоязычных писателей, живущих на Западе.